ЧЕРЕПОВЕЦ: ОТЧЕТ О ПРОДЕЛАННОЙ РАБОТЕ

31 июля 1994 года в 18.35 я, человек, знакомый с экологическим движением только понаслышке и группа людей, сагитированных мною, в составе поезда № 126 тронулась в сторону г. Череповца для участия в экологической акции.

Я признаю, что, зазывая людей на акцию "Череповец-94", я многократно подчеркивала бесплатность, даже халявность участия в ней (дорогу оплачивают, кормят, поят, спать укладывают), лишь два раза упомянув о самой работе в эколагере и ни разу не заговорив о трудностях "лагерной" жизни.

Признаю также, что недостаточно информировала агитируемых людей о целях нашей поездки, о задачах лагеря, о проблемах г. Череповца.

В силу ряда обстоятельств (включая и мою собственную недокомпетентность) считаю свое поведение в сложившейся ситуации оправданным и приношу свои извинения всем обманутым мною (в частности, Захару и Генералу, раскаявшимся в своем решении ехать в Череповец и в очень сжатые сроки вернувшимся в Москву). В то же время с радостью и гордостью отмечаю, что мы, оставшиеся, пополнили революционные ряды участников акции и прошли через все испытания, выпавшие на долю лагеря за неделю нашего пребывания в Череповце. В связи с этим, особая благодарность Животноводу и Сому за проявленное мужество, героизм и чуткость.

Неделя нашего присутствия была последней неделей, завершающей почти полуторамесячную работу эколагеря. Тот наиболее тяжелый период, когда большая часть участников акции находилась под арестом, когда сам факт существования лагеря был под вопросом, остался далеко позади. Мы видели уже результаты работы: интерес жителей города, группы местных активистов.

Мы приехали в понедельник утром, а понедельник, как известно, день тяжелый. Мы были бодры и веселы. Нас окружили люди в зеленых с черно-красными полосками галстуках и стали нас пугать. Денег мало, кушать мы будем ходить в столовую комбината, по двое (для конспирации), если нас там поймают, посадят в тюрьму. Целыми днями мы будем неотлучно находится на пикете, где нас регулярно будут избивать местные жители, протравленные алкоголем и комбинатскими выбросами, - поведали "отцы". "Новобранцы" сникли.

Нас повели на пикет. Там уже ожидало местное телевидение: "Кто вы, откуда? Зачем приехали?" - "Да... м-м-ммы... Это... того... то есть... ну, помочь, мол..." - мямлили мы, оглядываясь.

Удивительный тип, Сергей Михайлович Краузе, местный журналист, активист, редкой души человек, отличавшийся пагубной приязнью к спиртному, писал об экологическом лагере все, что мог, фотографировал, как мог, ругался со злыми старухами. Первым делом он взял у нас интервью, вторым - повел всех вновьприбывших на экскурсию в морг. Memento mori. Всегда жаловавшийся на голод и нищету, Сергей; Михайлович съедал больше всех и ругал повара. Когда мы приехали, Краузе пошутил где-то, что приехала сотня московских школьников с педагогами (а нас было шесть человек и вовсе не школьников). Информация прозвучала по телевидению.

Пугание нас местным населением было ходом тактическим, но не лишенным основания. Приходили большие, пьяные, сломали мегафон. Правда, чаще приходили другие, лохматые, добрые, наши. Местные так перемешались с лагерем, что отделить их было невозможно, поэтому доставалось иногда и им.

Отсидев сутки на пикете, мы уяснили, что:

1. Мы - "зеленые".

2. Мы не хотим закрывать комбинат.

3.Мы требуем аттестации рабочих мест.

4. Мы требуем расселения из санитарно-защитной зоны, "где жить невозможно не только по законам России, но и по законам природы".

5. Мы требуем создания независимой от комбината медицинской службы для выявления профзаболеваний.

6. Череповец - 4-й город в России по загрязненности окружающей среды.

7. В год на череповчанина приходится 1,7 тонны вредных веществ.

8. Руководитель комбината - Липухин. Мэр Череповца - Позгалев.

На вторые сутки мы и вовсе "позеленели".

В нашем позеленении сыграло роль несколько факторов: просветительская работа и отеческая забота организаторов акции "Череповец-94" Пети Рябова и Кирилла Привезенцева, помощь в сплочении коллектива Лады Романовой и ее замечательного трехлетнего сына Родика. Но главным фактором была перекраска мемориального слитка стали, выплавленного еще в 50-е или 60-е годы, в зеленый цвет. После этого мы так позеленели, что не могли отмыться несколько дней. Более того, все, к чему мы прикасались тогда (и машина, приехавшая нас забирать, и отделение, куда нас привезли) автоматически зеленело.

Вскоре мы уже чувствовали, что Череповец - и наш город тоже: нас узнавала милиция, на стенах висели наши листовки и плакаты, на асфальте написаны были наши лозунги (например, под окном мэра: "Господин Позгалев, срок вашей жизни 59 лет!").

Однажды, когда мы вешали очередной плакат с мальчиком, раскачивающим трубы, на каком-то велопедальном устройстве подъехал к нам инвалид -продавец проездных талонов. Он показал на плакат и попросил повесить на велопедальное устройство что-нибудь красивое. Мы пообещали нарисовать. Через сутки по Череповцу ездил инвалид с нашим плакатом на спине. Зрелище потрясающее.

Вообще же, зрелищами, я думаю, мы череповчан обеспечили. Грязные, лохматые, располагали мы пикет на маленькой сцене на площади Металлургов. Каждое утро в 10 часов мы ставили палатку, увешивали ее плакатами и садились вокруг. Саша из Екатеринбурга страшным голосом завывал: "Граждане Череповца!... Это не у нас ничего не получится, это у вас ничего не получится, если вы ничего не будете делать!" Часам к шести вечера его уже так разбирало, что он шокировал прохожих объявлениями типа: "С миру по нитке -Липухину веревка" и др. В свободное от работы время Саша брал Родика на колени и "чтобы успокоить" не менее страшным голосом начинал пересказывать фильмы ужасов со всеми душераздирающими подробностями. Вокруг собиралось несколько местных детей. Все они сидели, выкатив глаза и совершенно успокоившись. А время текло...

Кроме граждан России в лагере были и иностранцы. Так вышло, что на неделю нашего пребывания здесь осталась одна Клавдия из Германии. Русского Клавдия почти не знала и объяснялись мы на каком-то непонятном языке звуков, жестов и разноязычных слов. Вроде, понимали друг друга. Это говорит о том, что при правильном подходе языкового барьера возникать не должно. Тем более, когда такие люди...

Под занавес лагерь решил вернуться на свое историческое место, на полянку, с которой его согнали месяц назад. И вернулся. Мы ждали репрессий, но, кроме вялого опрокидывания палаток, уже ничего не происходило. Это означало победу. Это хорошо. Потом мы уехали. Остались местные инициативные группы. Работа в Череповце будет продолжаться. Изменилось ли что-нибудь? Сделано ли что-нибудь? - я не знаю. Я знаю, что что-то было. Я знаю, что для прямых или косвенных участников акции это что-то значило. Я знаю, что ничто не проходит даром. Посмотрим.

Марина ПОТАПОВА