ОДИН ДЕНЬ НЕСТОРА
ИВАНОВИЧА
Умышленно я выехал на съезд днем раньше. С вокзала еду
прямо в кисок федерации. Застаю в нем секретаря – Молчанского.
Одессит, старый товарищ. Знаем друг друга еще с каторги. Радость, обнимаемся,
целуемся.
Я тотчас же обрушился на него: что они делают по
городам? Почему не разъезжают с целью организации по всей губернии?
Товарищ Молчанский со свойственной ему манерой
волнуется, разводит руками, говорит: "Брат, сил нет. Мы слабы. Мы
только-только сгруппировались здесь и еле обслуживаем рабочих на здешних заводах
и солдат по казармам. Мы надеемся, что со временем наши силы разовьются, и
тогда мы теснее свяжемся с вами в деревне и начнем работу более энергичную по
деревням"...
Долго мы после этого сидели молча и глядели друг на
друга, погрузившись каждый в себя и в будущее нашего
движения в революции... А затем Молчанский начал успокаивать меня, уверяя, что
в недалеком будущем в Екатеринослав приедут Рогдаев,
Рощин, Аршинов и ряд других товарищей, нам не известных. Наша работа будет
переброшена в деревню. Затем он повел меня в клуб федерации, который раньше
назывался Английским клубом.
Там я застал много товарищей. Одни спорили о революции,
другие читали, третьи ели. Словом, застал "анархическое" общество,
которое по традиции не признавало никакой власти и порядка в своем помещении,
не учитывало никаких моментов для революционной пропаганды среди широких
трудовых масс, так остро в этой пропаганде нуждавшихся.
Тогда я спросил себя: для чего они отняли у буржуазии
таксе роскошное по обстановке и большое здание? Для чего оно им, когда здесь,
среди этой кричащей толпы, нет никакого порядка даже в криках, которыми они
разрешают ряд важнейших проблем революции, когда зал не подметен, во многих
местах стулья опрокинуты, на большом столе, покрытом роскошным бархатом, валяются
куски хлеба, головки селедок, обглоданные кости?
Я смотрел на все это и болел душой. В это время в залу
вошел Ив.Тарасюк (он же Кабась), заместитель секретаря Молчанского.
Он с болью и возмущением сперва тихо, а затем чуть не
во весь голос закричал: "Кто ел на столе, уберите!"... Сам начал подымать опрокинутые стулья...
Быстро все со стола было убрано, и взялись подметать
залу.
Из клуба я возвратился опять в киоск федерации, подобрал
ряд брошюр себе для Гуляйполя и хотел
было уходить в бюро по созыву съезда для получения бесплатного номера на время
работы съезда, как в киоск зашла молодая барышня, оказавшаяся товарищем. Она
просила товарищей пойти с нею в зимний городской театр и поддержать ее в выступлении
перед рабочей аудиторией против увлекающего рабочих социал-демократа
"Нила". Но присутствующие товарищи ей сказали, что они заняты. Она ни
слова больше никому не сковала, повернулась и ушла.
Товарищ Молчанский спросил меня: "Ты с нею знаком?
Это - славный и энергичный товарищ". Я в ту же минуту бросил киоск и
нагнал ее. Предложил ей идти вместе на митинг, но она
мне ответила: "Если не будете выступать, то вы мне не нужны там". Я
обещал ей, что выступлю.
Тогда она взяла меня за руку
и мы ускорили шаги по дороге в Зимний театр. Этот юный и милейший товарищ
рассказала мне по дороге, что она всего три года как сделалась анархисткой. Это
ей трудно далось. Она около двух лет читала Кропоткина и Бакунина. Теперь
почувствовала, что прочитанные ею труды помогли
сложиться ее убеждениям. Она их полюбила и во имя их работает. До июля она
выступала перед рабочими, ню боялась выступить против врагов анархизма - социал-демократов.
В июле на одном из митингов в сквере она выступала против социал-демократа "Нила".
Он ее хорошо отстегал. "Теперь я, – говорила она, – собралась с силами
попробовать вторично выступить против этого "Нила". Это – агитаторская
звезда в центре социал-демократов".
На митинге я выступил против знаменитого "Нила"
под псевдонимом "Скромный" (мой псевдоним с каторги). Говорил
скверно, хотя по уверению товарища "это было очень удачно, тальке что
волновался".
Мой же товарищ, юный и энергичный, завоевала весь зал
своим нежным, но сильным ораторским голосом: аудитория была восхищена этим голосом,
и мертвая тишина, когда слушали то, что она говорила, сменялась бурными
рукоплесканиями и громовыми криками: "Правильно, правильна,
товарищ!"
Товарищ говорила недолго, 43 минуты, но настолько
возбудила массу слушателей против положений, высказанных "Нилом",
что когда последний вышел оппонировать всем против него выступавшим, зал
закричал: "Неверно! Не забивайте нам головы неправдой. Правильно нам говорили
анархисты. Вы говорите неправду...''
Нестор МАХНО,
"Воспоминания"
(М., "Республика", 1992)