ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЗНАЛ ОТВЕТ,

но при этом не был Билли Грэмом

(К 104-й годовщине Н.И.Махно)

Представьте себе, почтенный читатель, что вы из нашего неспокойного, нестабильного, полуголодного и чреватого путчами времени перенеслись, скажем, в 1918-й год и оказались в котле начинающейся гражданской войны. Как водится, имеют место голод, разруха, бандитизм, борьба партий и клик за власть, а вдобавок – на ваш край поочередно наступают то немецкие кайзеровские войска, то большевики, то деникинцы, то врангелевцы, то вновь большевики. И с ними вместе: мародеры, реквизиции, комиссары и чрезвычайки, белые и красные продразверстки, щупальца всемогущих контрразведок, еврейские погромы и артиллерийские канонады, расстрелы инакомыслящих и разгромы газет, бегство за границу тех, кто может бежать... Что вы будете делать в этой ситуации? Призывать к чему-нибудь хорошему, вроде всеобщего братства и свободы, прекращения бойни и начала мирного труда – бесполезно. Тогда что остается? Ложиться на дно и ждать, когда все само собой "стабилизируется"? Или драпать за бугор? Или же создать, в противовес вражьим Драконам, своего собственного Дракона: со своими мародерами, продразверстками и прочим беспределом человека с ружьем? Вы сдаетесь, почтенный читатель? Говорите, что иных вариантов не видите? А между тем они были, как были и люди, пытавшиеся в аду гражданской войны не озвереть окончательно, сохранить человечность, максимальную степень свободы людей и обеспечить им сносное материальное существование. Среди этих людей – Нестор Иванович Махно.

Несмотря на все ухищрения советской казенной пропаганды, имя Нестора Махно сохранилось в памяти людей как имя одного из выдающихся вождей того народного движения, которое возникло в пламени Великой Российской Революции 1917-1921 годов. Вылилось оно в ряде могучих всплесков, среди которых западносибирское крестьянское восстание, героический Кронштадтский мятеж 1921 года, крестьянская война на тамбовщине во главе с Антоновым, ряд забастовок в Москве и Питере и задушенное большевиками в 1918 году движение фабзавкомов и заводских уполномоченных. Но, пожалуй, самой яркой, интересной, славной и трагической страницей этого народного, беспартийного движения была махновщина. За что выступали кронштадтцы и антоновцы, что пытались делать махновцы в те короткие промежутки времени, когда вражеские полчища откатывались, получив отпор? Они выступали как против белой, так и против красной диктатуры, за Советы, но без комиссародержавия, за раздачу крестьянам даман, но без продразверстки, за всеобщее вооружение народа, но без чрезвычаек, – за те идеалы, которые первоначально были выдвинуты всеми революционными, социалистическими партиями и которые были этими партиями преданы и брошены в грязь в угоду своим узкопартийным интересам. Опыт махновщины показывает, что территориальная армия, основанная на вооружении населения, выборности командиров и сознательной, а не палочной дисциплине, куда эффективнее (в обороне, конечно, а не нападении!), чем регулярные, насильно сколоченные государственнические части. Сколько раз территория гуляй-польского района занималась захватчиками, сколько раз белые и красные начальники рапортовали наверх, что с Махно покончено – но повстанцы вновь возрождались, выходили из лесов – и земля горела под ногами большевиков и белогвардейцев, ибо крестьяне-махновцы защищали свой край, свою землю, свою свободу. А батька Махно, одиннадцать раз раненый, множество раз преданный своими красными "союзниками", то награждавшими его орденом Боевого Красного Знамени, то расстреливавшими его штаб и подло уничтожавшими его конницу, разгромившую в 1920 году Врангеля, батька Махно вновь уходил из западни и поднимал знамя восстания, черное знамя Анархии. И люди шли к Махно, ибо он боролся не за "диктатуру пролетариата" и не за реставрацию самодержавия, не за власть какой-либо партии или нации над другими, а за те вещи, которые тогда казались естественными людям, не замордованным (в отличии от нас) 70-летним рабским воспитанием: за землю и волю, за народное самоуправление, основанное на федерации беспартийных Советов. И что бы там ни врали советские писатели и кинорежиссеры, Махно не допускал на своей территории еврейских погромов, жестоко карал мародеров и, опираясь на основную массу крестьянства, был суров с помещиками и с кулаками-мироедами (знал ли он, что потом махновщина будет названа "движением кулацкой контрреволюции"?). Среди кошмара гражданской войны махновский район был едва ли не самым свободным местом: в нем разрешалась политическая агитация всех социалистических партий и групп, от большевиков и с.-р. до анархистов. Махновский район был и едва ли не самой "свободной экономической зоной", где существовали разные формы землепользования (разумеется, кроме помещичьего): и коммуны, и кооперативы, и частные трудовые крестьянские хозяйства. Никто не загонял в госхоз, в колхоз или, наоборот, в фермеры: живи, как тебе нравится. В условиях полной экономической неразберихи и государственной монополии на все – как у белых, так и у красных – махновцы пытались наладить прямой товарообмен с городами центра России: минуя кордоны заградительных отрядов, они посылали рабочим свои сельхозпродукты, а те, в свою очередь, расплачивались промтоварами.

Свободный гуляй-польский район не только отбивался от противника, но и жил, строил свою систему самоуправления – не придуманную кабинетными теоретиками, а рожденную самой жизнью, творчеством людей. Многократно проклятая и преданная ныне анафеме, Советская власть показала здесь, что она может нормально работать и не быть при этом ширмой для парткомов, если только она не отрывается от мест, не образует единого бюрократического монолита, а функционирует так, как было изначально: в виде собраний делегатов, принимающих решения в соответствии с данными населением указаниями. Разумеется, эта беспартийная, свободная, распыленная, самоуправляющаяся советская власть – все еще Власть, а не Анархия, но ведь это – огромный шаг в сторону Анархии, Свободы, Самоуправления.

Но славный опыт махновского района, к сожалению, так и остался уникальным локальным явлением. Хребет народного движения, выступившего под лозунгами свободного социализма, был перебит в 1921 году. Перебит солдатами Тухачевского, сжигавшими тамбовские деревни и выкуривавшими крестьян из лесов ядовитыми газами. Перебит большевистскими орудиями, в упор расстреливавшими мятежный Кронштадт. Перебит буденовской конницей, предательски растоптавшей махновский район в то самое время, когда основная часть повстанческой армии форсировала Сиваш, громя Врангеля вместе с красными. Но самое главное – перебит мудрым Ильичем, объявившим в 21-м году о прекращении продразверстки и введении нэпа – в нарушение всех марксистских антирыночных догм. После этого Махно был обречен: Ленин отнял у него социальную базу, разрешив крестьянам продавать излишки хлеба на рынке... С отрядом верных бойцов он прорвался через всю Украину и оказался в Румынии, где и был немедленно арестован как... большевистский агент. И пошли скитания по румынским, польским, немецким тюрьмам и лагерям, полуголодная жизнь в Париже и потоки лжи, выливаемые на батьку на его родине. Умер Нестор Иванович в 1934 году и похоронен на кладбище Пер-Лашез рядом с парижскими коммунарами... Что осталось? Остались народные легенды о славном богатыре-освободителе, да песни, исполняемые вполголоса – подальше от посторонних ушей.

Но если вновь накатит на наше общество пламя гражданской войны, если мы с вами, почтенный читатель, очутимся в его огнедышащем пекле, то на вопрос – что можно будет делать? – мы уже не сможем ответить: "Не знаем". Ибо мы знаем, что делал в той гражданской батька Махно. Между знанием и действием – дистанция огромного размера. Ссылаться на незнание нам будет невозможно. Но сможем ли мы действовать – вот вопрос. На него, кроме нас, никому не дано ответа.

Петр РЯБОВ