РЕВОЛЮЦИЯ-1968: ГЛАВНОЕ СОБЫТИЕ XX ВЕКА
Не будем лукавить – никто
из нас толком не понимает 68-й, зато все мы живём в его последствиях. Всё, что
нас окружает – общественная, культурная и политическая реальность, нормы сексуального
поведения, массовые стереотипы, религиозные и квазирелигиозные
верования, представления об успехе в жизни, да что ни возьми, даже такая, казалось
бы, посторонняя штука, как реклама – всё это подверглось тотальной атаке в
конце 60-х, тотальному слому и тотальному отстраиванию
заново.
В 1968-м году на планете
случился общественный катаклизм, с точным определением которого историки до сих
пор "не спешат". Может быть тогда произошла
мировая социальная революция. Может быть – революция культурная. Может быть, то
была "всего лишь" революционная ситуация – но ситуация, основательно
потрясшая основы миропорядка. Для краткости будем говорить просто –
"68-й".
Накануне 68-го мир
выглядел совсем по-другому, нежели мы привыкли теперь. Образование даже в развитых
западных странах оставалось классовой привилегией: доступ в стены университетов
для детей малообеспеченных родителей был почти закрыт. Учебные программы были
архаичны и далеки от жизни. В университетах – и в большом мире тоже! – царила
ханжеская мораль, само понятие сексуальности находилось вне сферы обсуждения,
было табуированным, запретным. Церковь оставалась главным моральным
авторитетом, во всяком случае, на уровне семьи и семейного воспитания. У власти
во многих странах находились открыто реакционные
диктатуры (как в Испании, Португалии и Греции), либо реакционеры – вплоть до
бывших фашистов, – составляли существенную и часто лидирующую прослойку
чиновничества и политиков в странах, формально демократических (как в Германии).
Сам дух, царивший в обществе, был тяжёлым, тлетворным и каким-то безнадёжным...
Ну, вы знаете, – примерно как в России " после "Норд-Оста".
Только европейская и североамериканская молодёжь не могла уже больше терпеть.
Ей хотелось дышать – и она взорвала тесный мирок, приготовленный для неё
родителями и пригодный только для того, чтобы гнить заживо.
ЧЕМ МОЖЕТ ЗАКОНЧИТЬСЯ СЛИШКОМ ГЛУБОКИЙ СОН
События 68-го наибольший
размах и наибольшее символическое значение приобрели в Париже (хотя митинги,
демонстрации, забастовки, захваты университетов и заводов происходили не только
по всей Европе, но и по всему миру).
Гром раздался,
практически, посреди ясного неба. За несколько недель до начала событий в печати появился социологический
анализ под названием: "Франция спит". В этой вроде бы сонной
обстановке группа леваков нападает на парижское представительство компании "Американ Экспресс" – в знак протеста против войны,
которую вели США во Вьетнаме. Шестеро нападавших
арестованы. Через два дня, 22 марта 1968 года, в Нантере,
пригороде Парижа, студенты захватывают здание университетской администрации,
формально для того, чтобы потребовать освобождения арестованных. Но дело этим
не ограничивается: во время бурного митинга выдвигаются всё новые и новые требования.
Обстановка наэлектризована по разным причинам. Скажем, ровно накануне, 21
марта, студенты в Нантере отказались сдавать экзамен
по психологии – в знак протеста против чудовищной примитивности читавшегося им
курса. Для координации действий здесь же, немедленно, создаётся анархистское
"Движение 22 марта", сыгравшее немалую роль в дальнейшем наращивании
протестов.
Собственно, события в Нантере оказались спусковым крючком, только власти ещё не
знали этого и потому ответили привычно: жестокими репрессиями. По мере того, как "Движение 22 марта", вопреки нажиму
властей, ширилось (был выдвинут лозунг: "От
критики университета – к критике общества!"), правительство всё чаще
пускало в дело полицию. События разрастались как снежный ком – осуждение
группы зачинщиков – закрытие университета – новые стычки студентов с полицией –
новые аресты – новые демонстрации – новые стычки – новые аресты – новые демонстрации...
УЛИЧНЫЕ БОИ В ПАРИЖЕ
К 10 мая 1968-го число
раненых во время столкновений на улицах Парижа перевалило за тысячу, число арестованных
– тоже. Обуздать полицию требовали уже не только студенты, но и большинство
преподавателей, виднейшие деятели культуры и лауреаты Нобелевской премии,
крупнейшие профсоюзы и левые партии. Но президент Франции генерал де Голль
стоял как скала, заявив, что не уступит молодёжи. 10 мая 20-титысячная демонстрация
студентов была заперта с двух сторон французскими омоновцами на бульваре Сен-Мишель.
На беду властей, бульвар был мощён булыжником и к ночи студенты соорудили около
60 баррикад – в дело пошла не только брусчатка, но и припаркованные по соседству
автомобили, вообще всё, что могло препятствовать продвижению спецчастей полиции. Сражения на баррикадах продолжались до
шести утра.
С 13 мая начались захваты
университетов студентами в крупнейших городах страны, с 14 мая – захваты
заводов рабочими, без всякой на то санкции профсоюзов и традиционных левых
партий, более того – к их паническому ужасу. 15-го студентами был захвачен
театр "Одеон", превращенный в дискуссионный клуб. Стены Латинского квартала
покрылись многочисленными плакатами и граффити. Наиболее известные лозунги
парижского Красного Мая: "Запрещено запрещать!", "Будьте
реалистами – требуйте невозможного!" и "Воображение
– к власти!" Но, кроме того: "Под мостовыми – пляжи",
"Граница – это репрессия", "Нельзя влюбиться в прирост промышленного
производства", "Всё хорошо: дважды два уже не четыре", "Оргазм
– здесь и сейчас!" Конечно, это не вписывалось в привычные концепции
угнездившихся на своих позициях за два с половиной послевоенных десятилетия
традиционных левых. Зато очень попахивало мышлением в духе Ситуационистского
Интернационала, выступившего одним из главных интеллектуальных провокаторов
революционных событий.
О РОЛИ БУНТУЮЩЕГО ИНТЕЛЛЕКТА И ИГРАЮЩЕГО САМОСОЗНАНИЯ
Маленькая
группировка на стыке политики и искусства (вспомним, во избежание вредной
мешанины, слова Вальтера Беньямина о том, что на эстетизацию политики фашистами левые отвечают политизацией
искусства.
Вспомним и не забудем – это важно), возникшая в конце
пятидесятых на обломках дадаизма, сюрреализма и радикальной политической
левизны середины XX века, была мало кому известна до тех пор, пока по чугунной
голове мирового капитала не жахнул индейским томагавком 68-й. Их было всего несколько человек (по другой версии, всё-таки – несколько
десятков человек), и, помимо занятий искусством, они, что важнее, издавали
ежегодник "Ситуационистский Интернационал",
в котором в полной мере проявился теоретический дар Ги
Дебора и Рауля Ванейгема, авторов
двух важнейших для понимания современного революционного процесса книг,
соответственно – "Общества зрелища" (также переводят как
"Общество спектакля") и "Революции повседневной жизни".
Если сказать кратко (свести тонны житейской мудрости,
переведённой ситуационистами на килограммы печатного
текста, к миллиграммам экстракта, "заварки", которая всегда с собой,
под крышкой чайника, именуемого "череп"), то они полагали, что
современный капитализм научился превращать любые факты жизни, будь то искренняя
эмоция любви или яростный порыв протеста – в зрелище, а зрелище – в товар, который,
будучи расфасован в выпуски теленовостей, подборки рекламных роликов, в
навязываемые через СМИ привычки и настроения, теряет какие-либо черты своей
первичной, "предпродажной" подлинности, а заодно все признаки
опасности для господствующего экономического, идеологического и политического
порядка. Поэтому, считали ситуационисты, для настоящего
революционера мало толку в создании больших политических партий, пусть самых радикальных,
или в долгом и трудном формировании профсоюзов, пусть и самых борющихся – все
эти институции уже не могут быть инструментами бунта, инструментами революции.
Инструментом бунта может
быть лишь каждая, отдельно взятая, человеческая личность, а также добровольные
союзы этих личностей, формирующиеся для единственной подлинно весёлой и подлинно
освобождающей человеческой игры – революции повседневной жизни. Одним словом, никакая
партия не поможет тебе, никакой комсомол, никакой профсоюз, никакая, fueling shit, террористическая
организация. Только сам. Только своей головой. Только собственным усилием.
Только в своей собственной жизни.
Теперь перечитаем:
"Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства", "Оргазм
– здесь и сейчас!" Звучит немножко по-другому, не так ли? Впрочем, довольно здесь теории (страждущие – не пропустите
готовящуюся в недрах книжных издательств "Антологию Ситуационистского
Интернационала" или разыщите уже сейчас – в сети, в книжном магазине – книжку
Кена Нэбба "Радость революции"; вышедший же
несколько лет назад перевод "Общества спектакля" настолько плох, что
лучше читать Дебора на иноязыках).
1968-Й: ВОССТАНИЕ СМЫСЛА
Вернёмся в Париж, во
Францию. Во Франции бушевал общенациональный кризис. Вспыхнувший
из ничего? Из какой-то одной акции леваков? Из одного
смелого поступка студентов, захвативших деканат? Из глупости министра просвещения?
Из упрямого маразма господина президента? Да, из всего этого, но также из того,
что старый мир перестал выдерживать новые смыслы, новые порывы жизни, её
горячее дыхание, её горячечный блеск в глазах.
Вот что вспоминает
кинорежиссёр Элен Шателен,
недавно снявшая фильм о "нашем" сталинском ГУЛаге, а тогда, в 68-м,
бывшая парижской студенткой: "...Взрыв, который тогда произошёл, был взрывом
внутри смысла. Главный вопрос был не "как организовать движение?", а
"почему?" и "что значит?" Это был глубокий семантический
взрыв. Политический язык был абсолютно не адаптирован к возникшей ситуации. Он
оказался вне рамок того, о чём люди, спонтанно вышедшие на улицу, хотели
сказать, (...) Только потом, когда профсоюзы увидели, что все заводы во Франции
остановились (что показалось им невозможным и невероятным!), они стали формулировать
требования. Ведь нельзя же на вопрос "Чего вы хотите?" – ответить:
"Мы хотим жить", "Мы не знаем, чего мы хотим". Тогда-то профсоюзы
и подсуетились: "Мы хотим больше зарплаты", – и потом всё это ушло в
"нормальную профсоюзную деятельность"".
"Куда вы пойдёте?
Куда будет двигаться демонстрация?" – спрашивали на пике движения запуганные
охранители у студенческого вожака Даниэля Кон-Бендита.
"Маршрут демонстрации будет зависеть от направления ветра!" – не без
позы ответил им молодой наглец с огненно-рыжими волосами. И был при этом
абсолютно, стопроцентно, математически точен. Ибо только так в мае 68-го можно
было озвучить "фразу, которую писала улица".
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ТОЖЕ БУРЛИЛА
68-й не был бы тем, чем
он был, если бы события, какими бы грандиозными, прекрасными и вдохновляющими
они ни были, происходили только во Франции. 68-й (мы договорились вначале, что
это объёмный, комплексный термин, а не просто составное имя числительное)
широко распространился и по ту, и по эту сторону "железного
занавеса".
Хочется рассказать про
всех, но это долго, так что назову только страны и, может быть, некоторые вехи.
В Чехословакии – Пражская
весна. Общество, давно готовое взорваться, реагирует на малейшие перемены в
курсе партийного руководства и, не дожидаясь команды сверху, начинает
освобождать себя самостоятельно. От слов переходили к делу, правда, уже параллельно
начавшейся советской оккупации. В Чехословакии тоже были захваты заводов, тоже
были толпы людей против танков на улицах, какое-то время действовало даже
второе, подпольное руководство ЧССР, прошёл даже (вдумайтесь – в официально
социалистической стране!) нелегальный съезд (!) правящей (!!)
коммунистической партии (!!!) – под охраной рабочих, на одном из
захваченных заводов.
Потом, как и в Западной
Европе, был откат. Впрочем, в 68-м времена не были ещё столь
свинцовыми ("Свинцовые времена" Маргарете
фон Тротта надо посмотреть обязательно, хотя они и
про другой этап революционного движения в Европе; про 68-й же, вернее, про то,
почему произошёл 68-й, смотрите великолепные фильмы Жана Люка Годара, прежде всего –"Weekend"
и "Китаянку") – и потому молодёжь бунтовала, в том числе и на
Востоке.
Польша. Март 68-го.
Студенческие выступления в Варшаве и Кракове, столкновения с милицией, около
1200 студентов арестовано.
В Югославии – массовые студенческие
демонстрации в июне 68-го. Лидер страны маршал Тито вынужден
перейти к широким общественно-политическим реформам (кстати, ещё один важный
для понимания эпохи фильм был снят именно в Югославии в 1968-71 гг. Это
"В.Р. Тайны организма" Душана Макавеева, подробно, насколько это вообще возможно в
игровом кино, излагающий и иллюстрирующий теорию сексуальной революции этого
самого В.Р., то есть Вильгельма Райха. Райх погиб в американской
тюрьме в конце пятидесятых, но дело его вдохновило бунтарей 68-го).
В
ТЕЛЕГРАФНОМ СТИЛЕ: ALL OVER THE WORLD
Германия. Бурные студенческие бунты,
оккупация университетов, появление новых, вне закостенелой левой традиции,
революционных объединений (запомним для поиска в интернете:
"Коммуна-1", "Социалистический коллектив пациентов").
Италия. Бастуют 95 процентов населения страны!
Вьетнам. Знаменитое партизанское Тет-наступление
(то самое, в честь которого назвали ребёнка в недавнем фильме
"Вместе" шведа Лукаса Мудиссона
– тоже смотреть, смеяться и плакать, – про то, кем стало поколение 68-го лет
через семь после революции).
США. Бушующее море событий, всего даже не перечислить. Дам лишь
масштаб: бунты более чем в 170-ти городах, 27 тысяч человек арестованы – это
несколько "дивизий" повстанцев!
А ещё: Мексика, Нигерия, Перу, Португалия, Израиль, Япония, Испания,
Китай...
НУ И?
Опять проиграли? Это как
посмотреть. Если считать "выигрышем" революцию 1848 года (забыв про
1852-й) или – революцию 1917-го (забыв про 1921-й) – тогда, может, и так. А
если отключить штампы и включить воображение, которое одно только и достойно
власти, тогда...
68-й не победил и не
проиграл. Он сформировал тот мир, в котором мы сейчас живём. Впрочем, некоторые
считают, что эпоха та окончилась 11 сентября 2001 года. Окончилась? Посмотрим.
Влад ТУПИКИН
первая публикация: бумажный
журнал Rockmusic.ru #1, 2003
версия, напечатанная в этом
номере Воли", расширена и
заново
отредактирована