Глава I

Деятельность большевиков и анархистов накануне Октября.

Деятельность партии большевиков накануне Октябрьской Рево­люции представляется достаточно типичной (в свете того, о чем гово­рилось в предыдущей части книги).

Необходимо напомнить, что идеология Ленина и позиция партии большевиков после 1900 года претерпела значительные изменения. Понимая, что трудящиеся массы, начав Революцию, пойдут очень да­леко и не остановятся на буржуазной ее стадии — особенно в стране, где буржуазия как класс не играла заметной роли, — Ленин и его партия, стремясь упредить массы, чтобы возглавить их и повести за собой, выработали чрезвычайно передовую революционную программу. Теперь они выступали за социалистическую революцию. Они сформу­лировали почти либертарную концепцию революции, выдвинули едва ли не анархические лозунги, за исключением, разумеется, основных программных пунктов: взятия власти и сохранения государства.

Когда я читал работы Ленина, особенно написанные после 1914 года, я отмечал большое сходство его идей с анархическими, за исклю­чением того, что касалось Государства и Власти. Эта близость в оцен­ках, понимании и предвидении событий уже тогда казалась мне доста­точно опасной для подлинного дела Революции. Ибо — в этом я не ошибался — в устах большевиков, в их действиях все эти прекрасные идеи были мертвы, не имели будущего. Замечательным идеям, изло­женным в их статьях и речах, не суждено воплотиться в жизнь, ибо действия, которые за ними последуют, не будут, разумеется, иметь с теориями ничего общего. Таким образом, я пребывал в уверенности, что, с одной стороны, ввиду слабости анархизма народные массы слепо последуют за большевиками, а с другой, последние неизбежно обманут их и толкнут на гибельный путь. Ибо практика государства неизбежно извратит провозглашенные принципы.

Так и произошло.

Чтобы произвести впечатление на народные массы, завоевать их доверие и поддержку, партия большевиков, задействовав весь свой мощный агитационный и пропагандистский аппарат, бросила лозунги, которые до той поры были характерны именно для анархизма:

Да здравствует Социальная Революция!

Долой войну! Да здравствует немедленное заключение мира!

И главное:

Земля крестьянам! Фабрики рабочим!

Трудящиеся массы быстро подхватили эти лозунги, в полной мере отражавшие их подлинные чаяния.

Но в устах анархистов эти призывы были искрении и имели конкрет­ный смысл, потому что соответствовали либертарным принципам и нераз­рывно связанной с ними деятельности. В то время как для большевиков те же лозунги на практике означали совершенно иное, отнюдь не то, что формально провозглашалось. Они оставались «словами», не более того.

Под «социальной Революцией» анархисты понимали подлинно социальный акт: общественное преобразование, не скованное полити­ческими и государственными рамками, отбрасывающее пережитки от­жившего общественного устройства — правительство и власть.

Большевики же утверждали, что Социальная Революция невоз­можна без всемогущего государства, всесильного правительства, дик­таторской власти.

Поскольку революция не положила конец государству, правитель­ству и политике, анархисты считали ее не Социальной, а просто поли­тической (в которой, однако, могут присутствовать те или иные соци­альные элементы.)

Но «коммунистам» было достаточно взятия власти, организации «своего» правительства и государства, чтобы говорить о Социальной Революции.

По мысли анархистов «Социальная Революция» означала: унич­тожение государства и одновременно капитализма и возникновение об­щественного устройства, в основе которого лежит иная социальная орга­низация.

Для большевиков «Социальная Революция» значила, напротив, восстановление на обломках буржуазного режима нового сильного го­сударства, призванного «строить социализм».

Анархисты считали невозможным установление социализма госу­дарственным путем.

Большевики утверждали, что без государства при этом обой­тись нельзя.

Отличие, как мы видим, фундаментальное.

(Помню расклеенные по стенам во время октябрьской Революции огромные плакаты, возвещавшие о выступлении Троцкого по вопросу Организации Власти. «Типичная и роковая ошибка, — говорил я товарищам, — ибо если речь идет о Социальной Революции, нужно зани­маться организацией Революции, а не организацией Власти».)

Призыв к немедленному заключению мира также понимался по-разному.

Анархисты подразумевали под этим прямое действие вооружен­ного народа, без участия правителей, политиков и генералов. По их мнению, народные массы должны покинуть фронт и возвратиться до­мой, заявив таким образом всему миру о своем отказе воевать за инте­ресы капиталистов, о своем отвращении к чудовищной бойне. Анархис­ты полагали, что именно такие действия — честные и решительные — могли бы вызвать горячий отклик у солдат других воюющих стран и привести в итоге к окончанию войны и возможному перерастанию ее в мировую революцию. Они думали, что можно также в случае необхо­димости завлечь врага на просторы огромной страны, оторвать его тем самым от тылов, рассеять и лишить возможности сражаться.

Большевики опасались такого прямого действия. Будучи политиками и государственниками, они мечтали о заключении мира полити­ческим и дипломатическим путем в результате переговоров с немецки­ми генералами и «полномочными представителями».

Земля крестьянам! Фабрики рабочим! Анархисты понимали под этим передачу земли всем, кто хочет ее обрабатывать (без права соб­ственности и эксплуатации наемного труда), их объединениям и феде­рациям. Точно также заводы, фабрики, шахты, станки и т. д. должны перейти в распоряжение всех объединений и федераций рабочих-произ­водителей. Способ этой передачи предстоит определить самим объеди­нениям и федерациям по свободному согласию.

Большевики же понимали под этим лозунгом огосударствление. По их мнению, земля, заводы, фабрики, шахты, станки, транспортные средства и т. д. должны стать собственностью государства, которое передаст их в пользование трудящимся. Еще одно фундаментальное различие.

Что касается самих трудящихся масс, они интуитивно понимали эти лозунги скорее в либертарном смысле. Но, как мы уже говорили, голос анархистов был столь слаб, что не доходил до широких масс. Народу казалось, что лишь большевики осмеливались провозглашать и отстаивать эти прекрасные и справедливые принципы. Тем более, что партия больше­виков на каждом углу кричала, что она — единственная партия, борюща­яся за интересы рабочих и крестьян; единственная, которая, придя к влас­ти, сможет осуществить Социальную Революцию. «Рабочие и крестьяне! Только партия большевиков отстаивает ваши интересы! Никакая другая партия не сможет привести вас к победе. Рабочие и крестьяне! Партия большевиков — ваша партия, единственная подлинная рабоче-крестьянс­кая партия. Помогите ей взять власть, и вы победите», — изо дня в день исступленно твердила большевистская пропаганда. Даже партия левых эсеров — политическая партия, располагавшая гораздо большими силами, чем анархисты — не могла соперничать с большевиками. Однако она была достаточно сильна, так что большевикам приходилось считаться с ней и даже временно предоставить ее членам несколько мест в правительстве.

Большевики, анархисты и Советы.

Представляет, наконец, интерес сравнение позиций большевиков и анархистов накануне октябрьской Революции по вопросу о рабочих

Советах.

Партия большевиков рассчитывала, что Революция произойдет в результате одновременного восстания Советов, которые потребуют «всей власти» для себя, и армии, которая поддержит их действия (разумеет­ся, под непосредственным и эффективным руководством партии). Ра­бочим массам следовало решительно поддержать этот акт. Таким обра­зом, большевики выдвинули основной лозунг Революции «Вся власть Советам!» в полном соответствии со своими воззрениями и «тактикой».

Что касается анархистов, этот лозунг вызывал у них подозрения, и не без основания; они прекрасно знали, что такая формулировка ничуть не соответствует истинным замыслам партии. Они понимали, что в конечном итоге партия стремится к крайне централизованной политической власти для себя (то есть для своего ЦК и, в первую очередь, для ее вождя Ленина, который, как известно, руководил всей подготовкой захвата власти, и его сподвижника Троцкого.)

«Вся власть Советам!» — по мнению анархистов, этот лозунг являл­ся по сути своей всего лишь пустыми словами, призванными прикрыть все что угодно. Кроме того, это была лживая, лицемерная, обманчивая форму­лировка. «Ибо, — говорили анархисты, — если «власть» должна реально принадлежать Советам, то причем здесь партия; если она должна принад­лежать партии, как предполагают большевики, то причем здесь Советы». Вот почему анархисты, допуская, что Советы могут выполнять некоторые функции в процессе создания нового общественного устройства, не согла­шались безоговорочно с этой формулировкой. В их понимании слово «власть» делало ее двусмысленной, подозрительной, нелогичной и демагогической. Они знали, что по своей природе политическая власть реально осуществ­ляется лишь очень ограниченной группой, центром. Таким образом, власть — подлинная власть — не смогла бы принадлежать Советам. На самом деле она находилась бы в руках партии. Но тогда какой смысл имел лозунг «Вся власть Советам»?

Вот как анархо-синдикалисты излагали свои сомнения и мысли на этот счет («Голос Труда», еженедельная петроградская анархо-синдикалистская газета, № 11 от 20 октября 1917 г., редакционная статья «Конец ли это?»):

«Возможный переход «всей власти» (правильнее — «захват» полити­ческой власти) в руки «Советов» — конец ли это? Все ли это? Завершит ли этот акт разрушительную работу революции и откроет ли он двери к велико­му социальному строительству, к дальнейшему творческому разбегу ее?

Победа «Советов», если она станет фактом, и дальнейшая новая «орга­низация власти» — будут ли действительно победой труда, победой трудо­вой организации, началом социалистического переустройства? Эта победа и эта новая «власть» — выведут ли они революцию из тупика? Бросят ли они революции, массам, человечеству новые творческие горизонты и откроют ли революции они истинные пути к созидательной работе, к разрешению и улажению всех жгучих вопросов, нужд и интересов эпохи?

Все зависит от того, какое содержание вложат победители в лозунг «власти», в понятие «организация власти»; от того, как в дальнейшем будет использована победа теми силами, в руках которых окажется, на другой день после победы, эта так называемая «власть».

Если под словом «власть» понимать переход в руки рабочих и кресть­янских организаций, поддерживаемых организациями военными, всей твор­ческой работы и организации жизни всюду на местах — работы, в процессе которой созданные на месте организации естественно и свободно объединят­ся между собою, приступят к новому общественно-хозяйственному творче­ству и поведут революцию к новым горизонтам мира, экономического равен­ства и действительной свободы;

Если не подразумевать под лозунгом «власть Советам» организацию политически-властных центров на местах, подчиненных общему государственно-политическому властному центру — Совету Петрограда;

Если, наконец, — после победы — политическая партия, стремящаяся к господству и власти, отойдет в сторону и действительно уступит место свободной самоорганизации трудящихся; если «власть Советов» не явится на деле политически-государственной властью новой политической партии, — тогда и только тогда новый кризис сможет стать последним кризисом, нача­лом новой эры.

Но если под «властью» разуметь организацию сильных партийно-полити­ческих центров, руководимых властным государственно-политическим центром в Петрограде; если «переход власти в руки Советов» будет на деле означать захват политической власти в руки новой политической партии с целью сверху, «из центра» перестроить при помощи этой власти общественно-хозяйственную и трудовую жизнь населения и разрешить все сложные вопросы эпохи и мо­мента, — то этот этап революции отнюдь еще не будет окончательным.

Для нас не подлежит никакому сомнению, что и эта «новая власть» ни в каком случае не сумеет не только приступить к «социалистическому пере­устройству», но даже удовлетворить ближайшие нужды, потребности и зап­росы населения.

Мы не сомневаемся, что в этом, втором случае массам предстоит очень быстро разочароваться в «новом идеале» и обратиться к иным путям, отбро­сив и новых богов...

Тогда, после некоторого, более или менее продолжительного перерыва борьба неминуемо возобновится. Начнется третий и на сей раз последний этап Русской Революции — Этап, которые сделает ее поистине Великой Революцией; начнется борьба между живыми силами, выдвигаемыми творческим порывом народных масс на местах, то есть между непосредственно и самостоятельно действующими на местах рабочими и крестьянскими организациями, переходя­щими к прямой экспроприации земли и всех средств потребления, производства и передвижения, — организациями, приступающими, таким образом, к созида­нию своей истинно новой жизни, с одной стороны, и — отстаивающей свое существование централистской социал-демократической властью, с другой сторо­ны. Борьба между властью и безвластием. Борьба между двумя издревле веду­щими спор социальными идеями: марксистской и анархической.

И лишь полная исчерпывающая победа анархической идеи — идеи безвластия и естественной, свободной самоорганизации масс — будет озна­чать истинную победу Великой Революции.

Мы не верим в возможность истинного завершения социальной револю­ции «политическим» путем, при котором дело переустройства и разрешения сложнейших, колоссальнейших и разнообразнейших задач нашего времени начнется с политического акта, с захвата власти, начиная сверху, из центра...

Поживем — увидим...»