Глава I

Россия в начале XIX века. Рождение Революции.

Краткий экскурс в историю.

Огромная протяженность страны, немногочисленное, рассеян­ное по ее просторам население, неспособное в силу этого объеди­ниться и дать отпор поработителям, более чем двухвековое татаро-монгольское иго, постоянные войны, мятежи и другие неблагоприятные факторы послужили причинами значительного политического, эко­номического, социального и культурного отставания России от дру­гих европейских стран.

В политическом плане Россия вступила в XIX век при режиме абсолютной монархии (царь-самодержец), опиравшейся на сильную помещичью и военную аристократию, всемогущую бюрократию, много­численное, преданное власти духовенство и 75-миллионную крестьянскую массу, примитивную, безграмотную и покорную «царю-батюшке».

В экономическом плане в эту эпоху страна находилась на стадии своего рода аграрного феодализма. Города, за исключением двух сто­лиц (Москвы и Санкт-Петербурга) и нескольких других на юге, были малоразвитыми. Торговля и особенно промышленность влачили жалкое существование. Подлинной основой национальной экономики являлось сельское хозяйство, в котором было занято 95 % населения. Но земля не принадлежала непосредственным производителям — крестьянам; она находилась в собственности государства или помещиков. Крепостные крестьяне были насильно прикреплены к земле. Помещики унас­ледовали свои вотчины от предков, которые, в свою очередь, получили их от самодержца, «первого собственника», в награду за оказанные услуги (военные, административные и др.). Господин обладал правом на жизнь и смерть своих крепостных. Он не только заставлял их трудиться как рабов, но мог продавать их, наказывать, мучить (и даже убить, почти без всяких последствий для себя). Это крепостничество, рабство 75 мил­лионов человек служило экономической основой государства.

Едва ли можно говорить о социальной организации подобного «общества». Наверху полновластные хозяева: царь, его многочислен­ные родственники, пышный двор, высшее дворянство, бюрократия, духовенство, военная каста. Внизу рабы: крепостные крестьяне и го­родские низы, не имевшие никакого понятия о гражданских правах, никаких свобод. Между ними промежуточные слои: торговцы, чинов­ники, служащие, ремесленники и т. д., не игравшие большой роли.

Разумеется, культурный уровень подобного общества был невысок. Тем не менее уже в эту эпоху складываются условия, которые со временем обретут важное значение: речь идет о разительном контрасте между про­стым трудовым населением деревень и городов, нищим и необразованным, и привилегированными слоями, получавшими достаточно хорошее образо­вание. Ниже мы подробнее рассмотрим эту проблему.

Крепостничество было кровоточащей раной страны. Уже в конце XVIII столетия некоторые благородные и просвещенные умы протестова­ли против существующего варварства. Они дорого заплатили за свое бла­городство. Одновременно крестьяне все чаще восставали против своих угнетателей. Кроме многочисленных волнений местного масштаба (против конкретных, слишком лютовавших помещиков), крестьянские массы дваж­ды, в XVII и XVIII веках, поднимали массовые восстания (под руковод­ством Разина и Пугачева), которые, хотя и потерпели поражение, достави­ли, тем не менее, немало забот царскому правительству и едва не сокрушили всю систему. Однако следует заметить, что оба эти движения, оставаясь стихийными и несознательными, были направлены главным образом Против ближайшего противника: помещиков, городского дворянства и продажного чиновничества. Идея уничтожения системы в целом и за­мены ее другой, более справедливой и человечной, не овладела умами восставших. Затем правительству, при поддержке духовенства и дру­гих реакционных элементов, с помощью хитрости и силы удалось окон­чательно, даже «психологически», поработить крестьян до такой степе­ни, что еще долгое время не могло быть и речи о любых более или менее массовых народных выступлениях.

Первое подлинное революционное движение: декабристы (1825 г.).

Первое сознательно революционное движение против режима — программа которого в социальном плане включала в себя отмену крепо­стничества и в плане политическом установление республики или, по меньшей мере, конституционного порядка управления — заявило о себе в 1825 году, когда император Александр I умер, не оставив пря­мого наследника, его брат Константин отказался от верховной власти и ее должен был унаследовать другой брат, Николай.

Движение началось не в угнетенных классах, а в привилегирован­ных кругах. Заговорщики решили использовать династические пробле­мы как повод для реализации своего заранее подготовленного проекта. Им удалось привлечь на свою сторону несколько полков, расквартиро­ванных в Санкт-Петербурге (во главе движения стояли офицеры импе­раторской армии.) После недолгого боя на Сенатской площади между повстанцами и войсками, сохранившими верность правительству, вос­стание было подавлено. Несколько попыток возмущения в провинции едва начавшись, потерпели крах.

Новый царь Николай I, очень встревоженный этими события­ми, самолично руководил следствием. Оно было по возможности тщательным. Искали даже тех, кто хоть в какой-то степени мог сочувствовать движению. «Показательные» репрессии были прове­дены со всей суровостью. Пятеро вождей движения погибли на эшафоте; сотни людей были брошены в тюрьмы, отправлены в ссылку и на каторгу.

Восстание произошло в декабре, и его участников называли де­кабристами. Почти все они принадлежали к дворянству и другим при­вилегированным классам. Большинство получило блестящее образова­ние. Обладая широким умом и чувствительным сердцем, они страдали, видя, как их народ прозябает в невежестве, нищете и рабстве, пока сохраняется несправедливый и беззаконный режим. Декабристы при­няли эстафету протеста своих предшественников XVIII века и претво­рили его в действие. Свою роль сыграло и пребывание многих из них в Европе после войны 1812 года, возможность сравнить относительно высокий уровень европейской цивилизованности с варварскими услови­ями жизни русского народа. Они возвратились на родину с твердым решением бороться против отсталой политической и социальной систе­мы, угнетавшей их соотечественников, и привлекли на свою сторону многих образованных людей. Один из вождей декабристов, Пестель, развивал в своей программе идеи, близкие к социалистическим. Движение поддерживал, впрочем, формально не присоединяясь к нему, вели­кий поэт Пушкин (родившийся в 1799 году).

После подавления восстания напуганный им новый император Николай I установил в России крайне деспотический бюрократический полицейский режим.

Миф о добром царе: русский парадокс.

Здесь следует подчеркнуть, что между восстаниями крестьян про­тив своих угнетателей-помещиков и одновременном слепым почитанием ими «батюшки-царя» не существовало никакого противоречия. Кресть­янские движения, как мы указывали выше, были направлены против ближайших врагов: помещиков, дворян, чиновников, полиции. Мысль о том, что зло коренится глубже, в самом режиме самодержавия и нахо­дит свое воплощение в царе, главном защитнике дворян и привилегиро­ванных сословий, никогда не приходила крестьянам в голову. Они счи­тали царя неким кумиром, существом высшего порядка, стоявшим над простыми смертными с их мелкими интересами и слабостями, вершите­лем судеб государства. Власти, чиновники и особенно попы сделали все, чтобы вбить такое представление в голову простых людей. И кре­стьяне в конце концов поверили в этот миф: царь, считали они, желает им, своим «детям», только добра; но привилегированные слои, стремя­щиеся сохранить свои права и преимущества, встают между ним и народом, чтобы помешать ему узнать, как народ плохо живет. (Кресть­янская масса пребывала в убеждении, что если народу удастся непос­редственно поведать царю о своих нуждах, последнему, обманутому барами, откроется правда, он избавится от плохих советчиков и всего лживого отродья, будет потрясен нищетой земледельцев, освободит из от ярма и отдаст им землю, которая по праву должна принадлежать тем, кто на ней работает.) Таким образом, восставая порой против наиболее жестоких хозяев, крестьяне смиренно ждали того момента, Когда рухнет стена, отделявшая их от царя, и тот установит социальную справедливость. Черпая силы в религиозном мистицизме, они полагали, что страдания — это испытания, ниспосланные им Богом. И с прими­тивным фатализмом смирялись со своей участью.

Такое состояние ума российских крестьянских масс было весьма характерным для той эпохи. На протяжении XIX века оно только усугубилось, вопреки растущему недовольству и все более частым ин­дивидуальным и локальным актам возмущения. Терпение крестьян иссякало. Тем не менее, в массе своей они все более страстно верили в Приход царя-«освободителя».

Этот «миф о добром царе» являлся основополагающим фактором жизни российского народа в XIX веке. Без него невозможно понять последующие события. Он позволяет осмыслить некоторые явления, которые иначе остались бы непонятыми. Он в значительной степени служит объяснением русского парадокса, о котором мы уже говорили и который некогда поразил умы многих европейцев, сохранившись почти до самой революции 1917 года: с одной стороны, немало культурных, образованных, передовых людей, хотевших видеть свой народ свобод­ным и счастливым, людей, воспринявших новые идеи и боровшихся за освобождение трудящихся классов, демократию и социализм; с другой стороны, народ, ничего не делавший для своего освобождения — не считая нескольких малочисленных и незначительных выступлений, — народ, слепо поклонявшийся своему кумиру, лелеявший мечту, не по­нимавший тех, кто жертвовал собой ради него. Безразличный, не желавший видеть правды, глухой ко всем призывам, он ждал царя-осво­бодителя, как первые христиане ожидали мессии*.

* Можно обнаружить определенную аналогию между ситуацией в России в XIX веке, до Революции 1917 года, и положением во Франции в веке XVIII, перед Революцией 1789 года. Но, разумеется, у России имелись свои особенности.