Н.М.ОЗИМОВ

ВЕЛЕС – ЧЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ

Когда мы разделись, возникла неловкость. И девушки известны мне и в лицо, и на ощупь, и они меня любят страстно, но сексом втроем мы еще не занимались.

— Ложись Марина, под стенку, — сказал я.

Таня прикорнула с краю, лежала тихо, как мышка, потом положила мне руку на грудь и ногу на мое бедро положила и прижалась, потерлась лобком.

Марина в школе была комсоргом, и привычка проявлять активность проявилась и здесь.

— Таня, — сказала она, — Николай Михайлович наш Учитель и мы должны его слушаться.

Половой член у меня вскочил и напрягся, затвердел, даже мышцы в паху заболели. Я перелез через Таню и, схватив ее за волосы и лобок, почти поднял в воздух. Она вскочила с болезненным стоном, и я швырнул ее на алтарь, набросил на ее лицо платок.

Марина стояла рядом, блестя глазами и сдерживая дрожь в руках, все время поправляла сбившуюся прическу. Снимала с алтаря кувшин с водой и жадно пила.

Таня задрала ноги, подхватила их под колени руками и, когда я половым членом толкнулся в ее лобок и, приседая, провел головкой по разрезу больших губ, взвизгнула, зашептала:

"Хуй, хуй, хуй!

Созерцайте хуй бога Рода!

Прекрасный, как расплавленное золото…"

Дальше она говорить не смогла и только кричала: Ааа! ааа!

Марина прижималась ко мне боком, терлась щекой и плечом, выговаривала заплетающимся языком:

— Люби! Меня! Ну, пожалуйста.

Я поймал ее руку и, повернув ладонью к себе, растопырил ей пальцы и через мизинец и безымянный вошел своим членом во влагалище Тани.

— Девочки, мои любимые девочки! Ведьмочки мои! Славьте Великую мать, — говорил я. И они забормотали, вскрикивая:

— Макош — Мокош! Макош — Мокош! Макош — Мокош!

Марина упала на колени, обцеловала мне бедро, и я оторвался от женщины и позволил поцеловать мне член и влагалище подруги, а после потер головкой члена губы Марины и разгоряченные щеки. И снова ринулся в Таню с напором, со всей силы и медленно, медленно выводил из нее, остановился, погруженный только краешком головки. Гладил ладонями колени женщины, гладил пальцами внутренние поверхности бедер.

Марина уже была на ногах. Она оперлась руками в край алтаря и обрушила жаркие поцелуи на живот и лобок Тани и, просовывая голову все дальше и дальше, запрыгала горячими губами по моему члену, и я сжалился над несчастной женщиной и, качнувшись бедрами назад, вонзился в ее округлившийся рот.

Она хрипела, она царапала мои и Танины ноги, но сама надевалась и заглатывала.

Пришлось положить на алтарь Марину, ничего не скажешь. Заслужила. Старалась изо всех сил.

И я старался в бешенном темпе, входя на всю глубину, так что она вскрикивала и выгибалась из-под меня, и мой член коварно трепетал и бился и кругами огибал вход во влагалище. И когда женщина совершенно теряла сорвавшийся голос и только головой мотала на алтаре от удовольствия, он нырял на самое дно.

— Еще! Еще — кричала Марина, — Глубже. Глубже!

Я тоже осатанел. Озверел от желания. Таня стояла рядом и стыдливо отводила глаза. Я ударил ее по щеке. Ударил еще и еще…

— Смотри, не смей отворачиваться. Смотри.

И вдруг Марина, нагнувшись, укусила Таню за левый сосок. Она заорала не столько от боли, сколько от страха. Ей в ответ заорала Марина и, вцепившись пальцами в края столешницы алтаря, соскочила с полового члена и, сделав стойку на плечах и раскинув ноги, показала мне свое молодое прекрасное лоно во всем могуществе женской Силы.

Время остановилось. Звуки пропали. Как оглушенный, я смотрел и дрожал, смутно осознавая, что впал в состояние оргазма, и мой вздыбленный член беспрерывно, как фонтан, извергается на алтарь, на плечи Марины, на лицо Тани, нырнувшей навстречу струям спермы.

Сколько это продолжалось не помню. Не помню, когда в моих руках оказался ритуальный из осины половой член.

Но прежде, чем бедра Марины рухнули на алтарь, я вонзил в ее влагалище этот магический предмет.

Боже, как она кричала, так что Таня отпрянула в сторону, спряталась за моей спиной.

А Марина уже правой ногой касалась пола и с деревянным членам в себе, схватившись левой рукой за голову, правой рукой махала на меня и кричала:

— Медведь! Медведь! Медведь!

Она забилась в угол…

— Медведь! Медведь!

Таня изловчилась и вынула из нее магический жезл.

— Смотри, — сказала она. — Крови нет. Может, ты больно всунул, он все-таки деревянный.

Марина пришла в себя минут через двадцать, но и потом, разговаривая со мной, она ни с того, ни с сего вздрагивала и пугливо отшатывалась.

— Ты чокнулась, — смеялась Таня — Дотрахалась. До чертиков. Белочка сексуальная.

— Сначала, — сказала Марина, — все было, как обычно. Я возбудилась. А потом как солнечный удар. Тело стало мокрым. Свет померк. Вижу только половой член. Он все больше и больше.

Еще понимала, что ложусь на алтарь. Потом взрыв перед глазами. Космос.

Вращаются вокруг меня звезды. Сплошной хаос. Огромная луна, из нее вытекает ослепительный луч. Прожигает мне лоб. По бокам луны две женщины. Молодая и старая. Хохочут. И зубы у них острые, как у вампиров.

Появляетесь Вы, Николай Михайлович.

Лицо у Вас чисто выбрито. Вы молодой парень.

— Как же так? — говорю я.

Вы смеетесь, закинув голову. Снова зубы. Острые зубы.

— Я, — говорите Вы, — пью из вас жизненную энергию и обретаю вторую молодость. А вы пойдете в АД…

Снова хаос и звезды вращаются перед глазами. И стоит надо мной ЧЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ. БОГ ВЕЛЕС. БОГ БОЛЬШОЙ МЕДВЕДИЦЫ. Склоняется, раскинув лапы…

— Белочка. Белая горячка, — сказала Таня, — Трахаться нужно меньше.

— А чего сама, — засмеялась Марина.

Таня тоже засмеялась и говорит:

— Все. Я для себя решила. Хватит всяким колдунам обижать сиротку. Поеду в Москву. Поставлю себе целку. Фиг кому дам.