«Если закон ломает нашу жизнь, мы имеем право сломать этот закон!»

(К 20-летию экологического движения в ФРГ)

Радикальное экологическое движение, как вихрь, ворвалось на затхлую, застоявшуюся общественную сцену Германии. Вплоть до конца 1960-х годов ФРГ считалась чуть ли не бастионом стабильности. Устойчивый экономический рост, массовое производство и потребительский бум, сытые, спокойные и консервативные обыватели, которые с ненавистью встретили молодежный бунт и внепарламентские протесты интеллигенции против ограничений гражданских прав — таково было лицо страны. Все изменилось за считанные годы. Заговорили о «смене общественных ценностей». Взбунтовалась уже не кучка студентов, как в 1968. На улицы вышли тысячи, десятки тысяч простых граждан. И прославленная, хваленая стабильность с треском рухнула. Экологическое движение, писал позднее один из исследователей, приобрело в Западной Германии такую взрывную силу, которая до того казалась немыслимой, невозможной. Ему удалось нарушить святая святых государства и на время парализовать энергетическую политику третьей по силе державы мира. Мегамашина Системы дала сбой. Отныне будет ясно раз и навсегда: ее можно остановить!

Что же заставило людей забыть о привычном покое? Что побуждало их тратить свои силы и свое свободное время, создавать организации, часами, днями, неделями осаждать или штурмовать тщательно охраняемые ядерные объекты? Поймет ли это вечно испуганный и трусливый русский обыватель, тоскующий сегодня по хлещущей его сильной руке, или заносчиво-либеральствующая российская интеллигентская элита, которая обожествляет «демократию» буржуазного Запада? Ведь это против нее, представительной демократии, поднялся озабоченный гражданин ФРГ. Именно ею, как оказалось, были сыты по горло сотни тысяч обыкновенных людей, а не профессиональных «революционеров-утопистов». Отказывая политикам в праве и способности представлять их интересы, разуверившись в самозваной гениальности технократов-управленцев, они взяли свою судьбу в собственные руки. Самоорганизация, самоуправление и прямое действие — полузабытый уже анархистский мираж снова, казалось, воспламенил сердца обитателей предзакатной Европы.

Когда в конце 60-х — начале 70-х годов по всей стране начали возникать гражданские инициативные группы, политики никак не могли понять, что же, собственно, происходит. Послевоенный Запад опирался на консенсус «социального государства благосостояния». Простой человек согласился со своей одномерностью. Он принял роль, отведенную ему в рамках «социального партнерства»: давай, давай работай и не думай больше ни о чем. Благоденствие обеспечит тебе всемогущее и вездесущее государство, управляемое «компетентными специалистами». С годами становилось все яснее, что интересы личности или отдельных групп людей подчинены неповоротливому Целому, которое мало считается с их запросами, а часто и просто игнорирует их. Постепенно закрадывались если не сомнения в компетентности Управляющих, то, по крайней мере, соблазны напомнить тем, кто стоит у власти, о реальных нуждах и чаяниях людей. Это не было еще вотумом недоверия властвующей элите — так, всего лишь невинное желание разорвать опутавшую ее бюрократическую пелену. Именно такие задачи ставили перед собой первые гражданские инициативы. Они возникали большей частью стихийно, на местном уровне и объединяли чаще всего рядовых граждан, озабоченных какой-либо вполне конкретной проблемой. Это могли быть вопросы быта, образования или воспитания, городского планирования или досуга, нехватки жилья или разрушения исторического облика местности и т.д. Первоначально все сводилось к просьбам и запросам. Еще теплились надежды на то, что новое правительство социал-демократов и либералов оздоровит политическую жизнь необходимыми демократическими реформами. Активисты ходили по инстанциям, добиваясь принятия или отмены какого-нибудь решения, собирали подписи, снова стучались в двери кабинетов, встречались с политиками и депутатами, жаловались и объясняли, обижались и доказывали. И на собственном горьком опыте убеждались снова и снова, что в современной сверхцентрализованной Индустриально-Государственной Системе они — лишь малые винтики, от которых почти ничего не зависит. И тогда терпение лопнуло. Произошло то, что исследователи назвали потом «кризисом законности». Иными словами, власть государственной бюрократии и связанных с нею концернов потеряла свою «законность» и обоснованность в глазах людей. И они решили помочь себе сами. Уже к концу 1970-х годов Западная Германия покрылась густой сеткой из нескольких десятков тысяч гражданских инициатив. В организуемых ими акциях участвовали до 3 миллионов человек, а их обращения и воззвания подписывали до 25 миллионов человек!

Самыми активными и громко заявившими о себе были гражданские инициативы, так или иначе занимавшиеся проблемами экологии. Первая из них возникла в Западном Берлине еще в 1969 году. Позже они сложились в других местах — в первую очередь там, где действовал или сооружался очередной индустриальный объект (атомная станция, аэродром, промышленный гигант и т.д.), разрушающий и без того находящуюся в плачевном состоянии природную среду. Люди хотели дышать чистым воздухом, пить неотравленную воду, но концернам и государству были безразличны эти пожелания. На первых порах группы недовольных граждан оставались чисто местными, а их требования нередко эгоистичными: «Стройте где угодно, только не у нас». Чем чаще активисты встречали отказ, тем больше радикализировались их настроения и требования. Они стали искать контакты с другими людьми, попавшими в ту же беду, завязывались контакты с соседними инициативами, создавались первые региональные и межрегиональные объединения (именно экологические инициативы первыми в 1972 году образовали общефедеральный союз). Гражданские инициативы отвергли в собственных структурах нормы и принципы представительной демократии — орудия Системы. Они строились на принципах самоуправления и стремления к консенсусу, к уважению прав меньшинств. Не добившись ничего просьбами, они переходили к акциям протеста. Тогда на них обрушивалась мощь репрессивной машины государства. Но проблемы не решались. Между тем местный эгоизм постепенно уступал место солидарности: «Не у нас и нигде!» Росту экологической сознательности в немалой степени способствовали и знаменитые доклады ученых, сделанные в начале 1970-х годов по заказу Римского клуба. К тому же подавление только стимулировало желание протестовать, настоять на своем. В движении родился популярный лозунг: «Когда право превращается в бесправие, сопротивление становится долгом!»

Бастионами Системы, вокруг которых закипели особенно упорные бои, были атомные объекты — электростанции, свалки отходов, ядерные заводы. После так называемого «Нефтяного кризиса» 1973 года власти и энергетические концерны ФРГ, получившие в совокупности меткое наименование «атомной мафии», форсировали разработку и претворение в жизнь программы массированного сооружения АЭС и связанной с этим инфраструктуры. Целые районы отдавались на откуп атомщикам, их жители подлежали выселению. Недовольство людей исподволь накапливалось, пока в феврале 1975 года не произошел прорыв. Тридцать тысяч демонстрантов захватили стройплощадку АЭС в Вюле на юго-западе страны и удерживали ее до тех пор, пока строительство не было по существу отменено, а все демонстранты получили гарантии от судебных преследований. Полиция ничего не могла поделать. Власти не на шутку перепугались, сочтя, что, если пример Вюля распространится, страна станет неуправляемой. И Вюль действительно стал сигналом. Гражданские инициативы против АЭС стали возникать по всей стране. Теперь центр противостояния переместился на север страны, в район Гамбурга и Нижней Эльбы. В октябре 1976 года 8 тысяч демонстрантов захватили стройплощадку АЭС в Брокдорфе, но полиция жестоко изгнала их. После этого движение стало нарастать, как снежный ком. В ноябре участникам 40-тысячной демонстрации удалось прорваться к сильно укрепленному забору вокруг площадки и частично повредить его. Против них были впервые брошены вертолеты, с которых рассеивался слезоточивый газ. Снимки с места столкновения напоминали кадры боевых действий. Это испугало умеренных политиков — социал-демократов, коммунистов и часть природозащитников, которые не желали радикализации протестов. В феврале 1977 г. радикалы и умеренные провели две раздельные демонстрации, в каждой из которых участвовало по 30 тысяч человек. В марте 20 тысяч демонстрантов прорвали полицейские заграждения вокруг соседней строящейся АЭС в Гронде и разрушили воздвигнутый вокруг нее забор. Столкновения носили необыкновенно упорный характер и стоили многих раненых. Летом участники движения проводили лагеря протеста. Сопротивление нарастало. В сентябре 1977 года протестовать против сооружения реактора на быстрых нейтронах в Калькаре вышло уже 50 тысяч человек! Но и власть имущие кое-чему научились. Демонстрация была разогнана с невиданной до тех пор жестокостью, на ее участников обрушились репрессии и судебные преследования. Это была «свинцовая осень 77-го», время полицейской слежки за любыми подозрительными левыми, доносов и истерической антилевой кампании. Калькарский шок довлел над антиядерным движением несколько лет. Стало ясно, что массовые попытки оккупации стройплощадок больше не могут остановить атомную программу. В движении с новой силой вспыхнули разногласия. Сторонники исключительно легальных и сугубо законных действий начали еще весной 1977 г. собственную кампанию против сооружения завода по регенерации ядерного топлива в Горлебене. В радикальном крыле единство действий было подорвано маоистами, пытавшимися подчинить движение своим партийным структурам. Наконец часть экологистов сочла, что без «парламентской руки», без собственного партийного лобби ничего сделать не удастся. Так появились различные политические группировки «зеленых», в 1979-1980 гг. слившиеся в единую партию. Автономное, самоуправленческое крыло движения старалось, напротив, отстоять его независимость и осознанно направить его против государства и капитала. Оно надеялось на то, что в ходе сопротивления сложатся автономные и самоуправляющиеся формы самоорганизации людей, своего рода альтернативное общество, которое сможет затем, закалившись в боях, бросить вызов ненавистной Системе.

В конце 70-х движению удалось постепенно оправиться от полученных ударов. Летом 1979 г. впервые в истории страны были взорваны линии электропередачи, ведущие к АЭС. В 1979-1981 гг. власть и народ вновь столкнулись в Брокдорфе. Речь шла о будущем атомной программы. Государство и «атомная мафия» были полны решимости преодолеть фактическую паузу в ее осуществлении, которая возникла под давлением движения 1976-77 годов. В декабре 1979 г. состоялась бурная демонстрация. Весной следующего года антиядерные активисты захватили стройплощадку атомной свалки в Горлебене и провозгласили «Свободную республику Вендланд», но летом 10 тысяч полицейских вновь отбили ее. В декабре 1980 г. Брокдорф осаждали 8 тысяч человек, 2 февраля 1981 г. две раздельные демонстрации собрали 10 тысяч, наконец, 28 февраля был достигнут пик: несмотря на запрет, полицейские кордоны, столкновения и нападения с вертолетов, состоялась огромная манифестация со ста тысячами участников. Но и это не смогло предотвратить возобновление строительства Брокдорфа. Движение на севере закончилось поражением.

В начале 80-х годов, особенно после знаменитого решения НАТО о «ракетном довооружении», центр активности экологического и антиядерного движения переместился в антивоенную плоскость. Гражданские инициативы в защиту окружающей среды и против АЭС играли важнейшую роль в антиракетных выступлениях первой половины десятилетия, но им так и не удалось добиться радикализации протестов. В 1981-1984 годах велась ожесточенная борьба против сооружения новой взлетной полосы Франкфуртского аэродрома «Штартбан-Вест». В то время как легалисты собирали подписи под требованием провести референдум и встречались с парламентариями, полицейские захватили палаточный лагерь, воздвигнутый активистами в лесу, который они пытались спасти от вырубки и строительных работ. В ответ в ноябре 1981 г. в лесу вспыхнули столкновения с полицией, в январе следующего года люди со всей страны съехались на массовую демонстрацию, но захватить стройплощадку вновь им так и не удалось. Работы начались. Им пытались помешать с помощью небольших акций саботажа (в ходе регулярно организуемых так называемых «воскресных прогулок»). Наконец, в апреле 1984 г. состоялась неделя протеста против пуска полосы с заключительной 10-тысячной демонстрацией. Но и это уже не помогло. И эта борьба была проиграна.

Неудача антиракетных выступлений и новое расширение атомной программы заставили гражданские инициативы вернуться к проблеме ядерных объектов. С осени 1982 возобновились протесты на севере — в Калькаре, Горлебене и др. Уже первые акции, в которых участвовали вновь десятки тысяч людей, сопровождались столкновением с полицией. В последующие годы здесь развернулась настоящая позиционная борьба с «партизанскими налетами»: действенное соединение самых различных легальных и нелегальных, мирных и насильственных, прямых и косвенных акций против «атомной мафии» и ее поставщиков. Особенно хорошо зарекомендовали себя акты саботажа и блокады дорог, с помощью которых удавалось мешать реализации Горлебенской свалки. Одновременно с 1985 г. разгорелось сопротивление на юге, в Баварии, где гражданским инициативам и автономному движению пришлось выступить против строительства завода по регенерации ядерного топлива в Вакерсдорфе. Летние лагеря протеста, рождественские акции, акты саботажа и «воскресные прогулки» вылились, наконец, в 1986 г. в трехдневный штурм стройплощадки людьми, съехавшимися со всей страны. Полиция и власти потеряли контроль над положением и с трудом отбились с помощью вертолетов и слезоточивого газа. В октябре 86 и следующем году произошли новые акции протеста. Даже ультраконсервативные баварские власти вынуждены были отступить. Проект Вакерсдорф был отменен...

Чернобыльская катастрофа на какое-то время снова активизировала антиядерные протесты по всей стране. 7 июня 1987 г. были проведены две массовые демонстрации против ядерной энергетики — в Вакерсдорфе и Брокдорфе. Активисты пытались повторить успех брокдорфской акции 1981 года, но этого сделать не удалось. Отдельные части и колонны были разгромлены по частям. На следующий день в Гамбурге 800 протестующих против разгона были окружены «силами порядка» и продержаны в кольце 12 часов. Поражение акции 7 июня надломило начавшее было набирать силу движение. Правда, воздействие Чернобыля на умы было настолько сильным, что сооружение и пуск новых АЭС и ядерных объектов оказались надолго замороженными. Быть может, еще и потому, что атомная энергетика стала слишком дорогостоящей. Но после создания единого германского государства индустриально-атомная мафия вновь воспряла духом и перешла в контрнаступление.

Антиатомные и экологические гражданские инициативы продолжают существовать, по-прежнему действуют органы межрегиональной координации, собираются конгрессы. Но основная работа ведется в основном децентрализованно, на местном или региональном уровне и в меньших масштабах. Огромные многотысячные марши против АЭС пока что отошли в прошлое. Экология вошла в моду Системы, о ней говорят политики, из нее активно извлекают прибыли именно те, кто разрушает природу и естественные основы человеческой жизни. А экологические проблемы по-прежнему не решены. Часовой механизм мины замедленного действия продолжает неторопливо отсчитывать годы...

Читателю в бывшем Союзе, еще помнящему недавний взлет наших собственных социальных движений, вся эта история наверняка покажется знакомой. Урок тот же. Люди почувствовали свою одномерность и свое рабство, но не сумели их преодолеть. Их протест был интегрирован. Система устояла. Она куда устойчивее, чем мы полагаем. У нее тысячи способов и путей воздействия на умы и сердца. И частичными протестами ее не взять. Очевидно, такова судьба всех общественных движений. Дойдя до определенной точки, они оказываются перед выбором: довольствоваться малым, покориться кнуту и прянику — или найти в себе силы самоорганизоваться не только для протеста, но и для слома Системы, для Альтернативы. Сегодня мало быть только против АЭС или химкомбината, против того или иного правительства либо очередного политического виража. Сегодня надо нести в своем сердце новый мир. Иначе, как говорил Маркузе, «если только уразумение того, что творится в мире и что должно быть остановлено, не перевернет сознание и поведение человека, то даже катастрофа не сможет привести к переменам».

Вадим Дамье