За нашу и вашу свободу!

ПРАВА И ВОЛЯ

Листок Анархо-Группы Комитета "Освобождение"

№ 7 - 15.08.01

______________________________________________________________

ПИСЬМО ПОЛИТЗАКЛЮЧЕННОГО АЛЕКСАНДРА БИРЮКОВА ИЗ БУТЫРСКОЙ ТЮРЬМЫ

Привет всем питерским анархистам!

Ваше январское письмо мне принесли из спецчасти СИЗО 5 апреля, два месяца пути. Ответный ход, вот эти строчки, я делаю в середине июня. Но не спешите корить меня за нерасторопность. Для такой задержки были свои, заслуживающие оправдания причины. Безусловно, они станут ясны из дальнейшего текста. Еще до получения Вашей весточки я узнал, что мое предыдущее послание довольно широко разошлось как в виртуальном пространстве, так и в обычном печатном виде; например, в Бюллетене Комитета защиты политузников. Я был удивлен, когда его там обнаружил. До меня дошли оценки, все разные, но все интересные. Замечу, что это очень приятно, когда твои слова услышаны многими, когда на них есть отклик, когда они воспринимаются живо, а не безучастно. Одним словом, реакция с разных сторон была, чего я собственно и добивался. Сердечно жму руку Вам и всем, кто посодействовал распространению письма. Спасибо за труды, за солидарность, за мою радость. Для меня, лишенного возможности действовать как-то иначе, публикация письма такого рода - событие важное. Надеюсь, что и эти строки достигнут сразу многих, и с учетом этого обстоятельства писать буду соответственно не столько для Вас, сколько для всех. Не возражаете?

Прошлое письмо показалось Вам чересчур аналитичным. Я так не считаю, но для разнообразия попробую в этот раз сделать упор на факты. Новостей на начало апреля у меня набралось порядочное количество, но предполагалось, что в последующие полтора-два месяца их будет намного более. Поэтому с ответом решено было помедлить, а избрать следующую архитектуру письма: в течение этих двух месяцев писать что-то вроде заметок, которые впоследствии составят полновесное большое письмо. Все сложилось по задуманному, и теперь свое письмо я к всеобщему вниманию и предлагаю.

5 апреля. В прошлом письме я дал по возможности полное описание того, что происходит с делом НРА и вокруг него, поделился сведениями о положении политзаключенных. По времени описываемые события ограничивались ноябрем 2000 года. С тех пор прошло шесть месяцев и масса серьезных изменений... Начну с того, что 23 февраля 2001 года у Романовой, Ракс и Соколовой истекал срок содержания под стражей. Следующее продление санкции, согласно УПК, должен был производить очень большой начальник - Генпрокурор РФ Устинов. Указанной даты девчонки и их адвокаты, поддерживающие и т.д. ждали с нетерпением. Были основания предполагать, что сроки больше не продлят, и узницы выйдут на волю под подписку о невыезде. Все предыдущие продления сроков были обжалованы в судебном порядке, и в последний раз даже судьи засмущались оттого, что аргументы обвинения звучали как детский лепет, наивно и неубедительно. Впрочем, суд смущение преодолел и оставил девчонок за решеткой. Боязно все-таки поперек гебешной дорожки становиться. Но Мосгорсуд это одно, а Генпрокуратура, которая собственно санкции и выписывает совсем другое, покруче будет. Открывать генпрокурорские двери ногой у московского УФСБ кишка тонка, поломать можно ноги. И слишком уж бредовую ахинею через этот орган гебешной компании во главе со следователями Сошниковым, Андреевым и др. пропихнуть не удастся. Не подумайте только, что я хочу упрекнуть Генпрокуратуру в честности и объективности. Совсем нет. Просто требования к следовательскому мифотворчеству у этой конторы построже. В-общем, некоторые надежды на освобождение витали в воздухе, и вдобавок к ним из недр самой ФСБ пополз слух, что вроде бы и сами следователи не прочь облегчить положение девчонок. Слух появился за пару месяцев до 23 февраля. По моему мнению, это была акция дезинформации, которые ФСБ периодически проводит со времен "Краснодарского дела". Цели таких действий очевидны, а если говорить конкретно о данном слухе, то и тут все понятно: во-первых хотели потрепать нервы девчонкам и их адвокатам, вышибить их из состояния душевного равновесия, а во-вторых бросить кость общественному давлению, поугасить пыл общественной защиты, которая такой поворот развития событий по делу НРА несомненно посчитала бы своей серьезной победой. Но слух так и остался слухом, и радости по поводу выхода девушек на свободу - увы! - никому испытать не довелось. Срок заключения для Романовой, Ракс и Соколовой был продлен Генпрокуратурой до 23 мая. Но это еще не последняя беда! Обвинение заметно утяжелилось, появился еще один "террористический" эпизод. Ракс и Невскую (плюс Романову как соучастницу) обвинили также во взрыве памятника Николаю II, стоявшему на окраине подмосковного Подольска до осени 98 года. (Кстати, этот, извините, памятник отстроен заново, и неплохо бы было неизвестным товарищам из НРА уничтожить его вторично. Хотя бы для косвенного подтверждения невиновности девчонок). Случайно таких совпадений как малоожидаемое продление сроков и предъявление нового обвинения не бывает. Очевидно, что в руках следователей ФСБ есть некий материал, позволивший убедить Генпрокурора. Но об этом чуть пониже напишу.

В целом дело близко к завершению, окончательные юридические процедуры вот-вот начнутся. Руководство Следственной Службы (в документах так и пишут, невзирая на двусмысленность - СС ФСБ) решительно об этом заявляет и грозится в апреле предъявить всем участникам полную версию обвинения и начать ознакамливать обвиняемых с материалами дела. Далее должно последовать его закрытие на стадии предварительного следствия, передача его в прокуратуру и далее, в Мосгорсуд. Опять же повторяется история со слухом о свободе. От адвокатов даже затребовали поручительства от организаций или частных лиц, гарантирующие то, что девчонки не скроются от карательной машины. Но верится в такую возможность свободы не очень. Совсем не верится - так будет правильней сказать.

Я как-то обходил вниманием Ольгу Невскую, пора этот пробел восполнить. Что с ней? Где она? На момент написания этого письма наверняка уже все интересующиеся делом НРА знают, что в январе 2001 года Ольгу Невскую выпустили из Лефортовской тюрьмы под подписку о невыезде. Попробуйте угадать, за какие такие красивые глаза одну из основных подозреваемых в совершении актов терроризма (очень серьезное по нашим временам обвинение, не так ли?) выпускают в разгар следствия на свободу? Учтите при этом, что по мнению следствия Невская полностью изобличена в инкриминируемых ей преступлениях; что она фигурирует во всех (!) раскручиваемых следствием эпизодах. Но она на свободе, в то время как остальные обвиняемые продолжают гнить на нарах! Так же есть такое важное обстоятельство как отсутствие у Невской московской прописки. Из-за этого не выходят на свободу мелкие воришки, утаившие батон колбасы и сидящие в тюрьмах Москвы, а тут террористка! В-общем, количество препятствующих моментов огромно, однако московское УФСБ все отметает и выпускает Невскую буквально в никуда! Что после этого удивляться продлению сроков для девчонок и новым обвинениям? В прошлом письме я перечислил имена тех, чьи показания еще долго не дадут дышать свежим воздухом воли мне и девчатам. Невская оказывается тоже в этом поганом списке на первых строчках! Ее показания есть в моем обвинении, и на очных ставках с девчонками Оля, потупив глазенки в пол, старательно и подробно (наизусть учила, что ли) рассказывает о своей и их подрывной деятельности в рядах НРА. А мы то голову ломали по поводу продления санкций! Да как же их не продлят, если получены "признательные" показания одной из участниц! Для следователей и суда это как праздник, наверное. Судя по всему, ФСБ с Невской позанималось основательно и конкретно. Представьте себе, какими должны быть объем и качество ее показаний, коли они перевесили все "против" выхода Невской под подписку.

Следователи разыграли с Олей грамотную партию, это надо признать. В доверительных беседах прочувствовали ее малодушие, моральную конформность, а следовательно и способность к подлости. Немного попугали, порасписывали мрачные картинки будущего (неминуемый срок, проблемы со стороны уголовного элемента), поприжали короче говоря, поиграли на нехитрых психологических струнках - и одним предателем на белом свете стало больше. Долго с нею не возились, это я уже задним числом совсем недавно, путем простых подсчетов выяснил. С момента ее ареста до закрытия моего дела прошло полтора месяца. Вот за этот период она и начала давать показания, коли они есть в моем деле. То, что примерно в это же время (или чуть позже) всех остальных девчонок кидают в жуткий гадюшник - СИЗО №6, а Невская остается в Лефортовской тюрьме-санатории - обстоятельство тоже достаточно красноречивое. "Пострадав" месячишко в Лефортово, Невская при помощи задушевных собеседников из ФСБ пришла к выводу, что ее личная свобода таки дороже, чем свобода остальных. Когда я думаю о том, сколько дерьма вылезло на поверхность среди разных радикалов пока шли и идут "Краснодарское дело", дело РВС, дело НРА, у Андрея Соколова - то не могу сдержаться и громко ругаюсь матом, аж сокамерники пугаются. Но пусть всякая мразь даже и не мечтает жить спокойно дальше. Спрос будет, и будет по полной программе.

Интересно, сколько сребренников посулила ФСБ, покупая совесть у анархоэколога со стажем Оли Невской? Думаю, что выглядело все очень дешево. Во-первых, за очень серьезные и обоснованные показания, оставляющие другим арестованным очень мало шансов выкарабкаться Невской пообещали свободу до суда (что выполнили, ведь при желании для следователя это совсем не сложно) и минимальный, с намеком на условный, срок по приговору (на самом деле суд крутанет на всю катушку, а гебешники разведут руками и горестно скажут: "Мы сделали все, что в наших силах". Спросите у Непшикуева, его друзья в погонах таким вот образом "кинули"). Конечно, суд примет во внимание чистосердечное признание и деятельную помощь следствию, так вроде на юридическом языке именуется стукачество. Есть у Невской еще и такое смягчающее приговор обстоятельство, как акт судебно-психиатрической экспертизы. Если судить по нему, то Невская серьезно больна (акт на полную идиотку - по словам читавшей его Л. Романовой), нуждается в срочном лечении, но вменяема и ее показания имеют юридическую силу!  Зная все перечисленное, Невская вполне может надеяться очень быстро выскочить на свободу. Логично предположить, что следователи вдалбливали и вдалбливают в ее сознание такие шкурные доводы, что вкупе с ее малодушием дает искомый охранкой результат. Не зря, ох не зря "Хранители" открещиваются от такого сподвижника как Оля Невская, не хотят признавать в ней участницу своего движения! Видимо, дошла до них какая-то информация. Чисто по-человечески я их хорошо понимаю. На самом деле, не очень то приятно...

Оля Невская на свободе. Следователи совершенно не опасаются того, что она скроется. А может даже втайне этого и желают. Им такой разворот на руку. Сейчас еще у них могут быть опасения насчет того, что на суде Невская изменит показания. Исчезни она - как это для них будет в масть! Есть юридическая возможность выделить в таком случае дело Невской в отдельное судопроизводство и осудить всех остальных без нее, но по ее первоначальным, иудиным показаниям. Очень выгодным для ФСБ и гибельным для девчонок. Олю, конечно будут искать, но думаю, пока не прозвучит приговор у Ларисы, Нади и Тани, не очень усердно.

6 апреля. А я, горемыка, признанный больным наглухо, бредовым маньяком все сижу и вот уже девять месяцев жду не дождусь суда. Умер бы давно тут со скуки, да разве "дружбаны" с Лубянки позволят такому случиться? Они мне тут такое незабываемое путешествие по Бутырскому Централу устроили, что стоит рассказать о нем поподробней.

В первых числах декабря Лариса Романова сумела, несмотря на то, что сидим мы на разных тюрьмах, предупредить меня о возможных проблемах со стороны "фуражек". У нее была очная ставка со Стволинским, и тот нес какой-то бред о красной рубашке, в которой я якобы занимался терроризмом, а потом получил ее в тюрьму, в вещевой передачи от Ларисы. Видать для того, чтобы глядя на нее вспоминать боевые будни. Следователи послали запрос в СИЗО по поводу содержания той передачи, и, как обычно не смогли совладать со своей тягой к мелким пакостям: приложили к запросу требование обеспечить мне строгую изоляцию и контроль. С точки зрения следственных интересов шаг абсолютно бессмысленный, но не может же Лубянка упустить возможность подгадить! Тогда она и не Лубянка вовсе, не тот будет имидж...

Что поделаешь? Надо собираться. Уходить с обжитого места всегда тяжело, а в тюрьме особенно. Арестантский быт налаживается не сразу и с большим трудом - при переезде все рушится! Но тюрьма есть тюрьма. Складываю все по баулам, долго выбираю что взять. За десять проведенных в камере 401 месяцев оброс вещами, все нужное. Что-то придется бросить, иначе просто не унести. Пришлось оставить почти все книжки. Они слишком тяжелы. Из двух сотен отобрал только два десятка. Однако все равно, когда пришла пора взваливать все пожитки на себя и выходить из камеры, оказался навьюченным как азиатский верблюд. В обеих руках огромные базарные клетчатые сумки, на спине приторочен матрас с постельным бельем и зимней одежкой, на груди висит небольшой пакет. Тот еще видок, обхохочешься...

Шли очень долго, в основной комплекс зданий Бутырского Централа. Петляли и кружили по бесконечным лестницам и коридорам, пока не подошли наконец к камере №79.

Тут требуется небольшое пояснение. Я, как невменяемый, должен содержаться в особых камерах для сумасшедших зеков. Они ничем не отличаются от обычных: такие же грязные, переполненные, темные и вонючие. Но отдельные от здоровых. Такие камеры размещены в особняком стоящем на территории Бутырки здании - "Кошкином Доме". Раньше там содержались женщины, откуда и пошло название. Несколько лет назад для них открыли специальную женскую тюрьму - СИЗО №6, где сейчас сидят наши девчонки. А на "Кошкин Дом" поселили определенные категории зеков. Здесь сидят сумасшедшие, туберкулезники, иностранцы, бывшие сотрудники разных органов. Такой вот паноптикум.

Но непонятно с какими целями в разных уголках основного корпуса Бутырки оставлено пять "признанок" - камер для психов. Все они малонаселенные, на 3-5 человек, и камера 79 одна из них.

Пока я дотащился до нее со своими баулами, то потерял половину здоровья. Но то, что я там увидел, едва не доконало меня вовсе. Это была какая-то помойка, вид изнутри, в которой сидели три совершенных идиота! Болезнь из моих новых соседей прямо фонтаном наружу била. У меня есть такое подозрение, что в этом виде и с этим составом населения камера содержалась специально, как инструмент психологической атаки, сокамерники практически некоммуникативны, едва способные к связной речи, непрерывно несущие бессистемный бред, поток больных ассоциаций и творящие что попало! В камере сломано все, что ломается и все что в принципе ломаться не должно. Кругом разруха и загаженность. Да, думаю: вот невезуха-то! Ну ладно, зато не скучно, и есть куда применить свою недюжинную :-) энергию. Попытался сначала наладить контакты с ближними. Но с внеземной цивилизацией наверное это было бы легче сделать, а тут как об стенку горох: полное неприятие и пренебрежение. Жить по человечески они не хотели, да и вряд ли вообще понимали, что от них требуется. И такие люди сидят в тюрьме! Иногда годами! Их лечить надо, или хотя бы держать под постоянным врачебным контролем. А тут они просто сидят в клетке, и пока не начинают убивать друг друга или кидаться на охрану - внимания им уделяется ноль!

Посидев так пару дней, я понял что звереть начинаю от непрерывно лезущего в уши бреда и свинского образа жизни соседушек. С этим надо было что-то срочно делать.

Терпеливо словами, а иногда и кулаками (простите меня, товарищи гуманисты) какая никакая житейская аккуратность и чистоплотность была достигнута. Но рты то им не зашьешь! Такой вот негативный момент свободы слова. Занялся ремонтом, поклеил оригинальные "обои". Тут иногда по камерам ходят представители христианской миссии, и раздают разные религиозные книжки. Все отпечатано на прекрасной глянцевой бумаге, картинки забавные с видом рая и ада, словом в самый раз для обоев. Камера посвежела, контркультурная эстетика интерьера радовала взор, но... Долго жить в такой компании невозможно, при тесном контакте с безумцами сам рискуешь слететь с катушек. Надо было оттуда выбираться, что при чудовищной коррумпированности и сребролюбии персонала СИЗО вполне возможно.

26 декабря мне удалось вернуться в свою прежнюю камеру и отметить там наступление нового тысячелетия. Казалось, что приключения позади, но не тут то было! Оперчасть спохватилась быстро, и уже 2 января меня опять "заказали" с вещами и перевели в другую камеру. На этот раз недалеко, в камеру 406. Эта камера замечательна тем, что из нее есть прямая связь с волей, или, как тут говорят "дорога". Под окнами камеры стоят высокие гаражи, и находятся они уже за тюремным забором. С воли приходят люди и залазят на гаражные крыши. Можно с ними перекрикиваться, а можно, например, "отстрелить" свернутые воланом письма. Можно "отстрелить" тонкую ниточку, за которую потом вытягивается прочная веревка "конь". К "коню" привязываются и затаскиваются в камеру весь запрет: деньги, героин, мобильные телефоны. Потом все это по системе внутритюремных "дорог" расползается по Бутырке. "Дороги" - это нечто! В каждой камере железные реснички жалюзи разогнуты в нескольких местах настолько, что свободно пролазит рука. И из окна в окно натянуты веревки-"кони", к которым привязываются и передаются записки-"малявы" и грузы, прямо на них написано: из какой камеры, в какую и кому. В каждой камере есть специальные люди "дорожники", которые этой почтой занимаются и отвечают своим здоровьем за нее. Вот так практически все камеры тюрьмы имеют между собой возможность общаться. Дело это небезопасное, считается грубым нарушением режима, за межкамерную связь уйти в карцер проще пареной репы.

Но я отвлекся, продолжу по теме. В 406-й я обрадовался тому, что можно бесцензурно отправлять письма, и развил в этом направлении очень бурную деятельность. Продолжалось это месяц, и видимо моя активность меня и подвела. Где-то на воле были замечены, "спалились" мои нелегальные письма, на тюрьму поступил сигнал, и 6 февраля меня снова "заказали" с вещами. Опять сборы, опять переезд... Четвертый за два месяца. Куда то теперь меня кинут? Собрали на коридоре целую толпу зеков из разных камер, и мы пошли. Выходим с "Кошкиного Дома" и идем на общий корпус. Ну, думаю, неужели опять в 79-ю?! По ходу принимаю решение упираться руками и ногами, биться насмерть, но в ту "консерву" с идиотами не заходить!

Зря опасался. От общей массы отделяют пять человек, в т.ч. и меня и заводят на спецкорпус. Спецкорпус - это территория, отличная от других бутырских коридоров и закоулков. Здесь сидят те, кому предписана строгая изоляция, или кто находится в оперативной разработке. Это могут быть обычные уголовники, и всякие неординарные личности, занимавшие на воле высокое положение в преступных, государственных, коммерческих кругах. Тут сидят "воры в законе", участники громких процессов, всякие гусинские. Камеры впрочем обычные. Насчет этого на Бутырке демократия - в бытовом плане все равны, и единственная настоящая привилегия одна - сидеть в нормально укомплектованной, сколько арестантов - столько нар, камере. На спецкорпусе только маломестные камеры. Здесь также сидят осужденные на пожизненное заключение в ожидании этапа на свою, особую зону. И среди всего этого две "дурацкие" камеры, в одну из которых, в №8, нас пятерых и завели. Камера стояла пустая, и что там происходило до нас - непонятно. Разруха полная, половина штукатурки со стен осыпалась на пол, стекла разбиты, на стенах декорация из снега и инея. Я даже не удивился. Видимо, судьба у меня такая - ремонтировать и строить. Мы, пятеро новоселов, видим друг друга первый раз. Перезнакомились и стали потихонечку житье-бытье обустраивать. Камера маленькая. Отгородили занавесками санузел - вот и чуть не половина объема помещения занята. Разберись тут: то ли туалет в камере, то ли камера в туалете...

Контингент, к счастью, подобрался неплохой. Признаков явного безумия ни у кого замечено не было, у всех есть понимание основных принципов и правил арестантской этики, что очень важно для благоприятной психологической обстановки. Жить в тюрьме без напряги для себя и окружающих - это умение, данное не каждому и вырабатываемое годами. С годами у моих сокамерников проблем нет. У одного 26 лет тюремного стажа, у другого 21, у третьего 10 лет. Лишь мы с Колей, архангельским мужиком, которому московские менты подкинули на вокзале гранату, когда он через столицу возвращался из отпуска на свой северный лесоповал, сравнительно новички - отсидели по два года. Так и живем, спокойно и тихо. Даже как-то непривычно. Правда будничных хлопот много разных, но обо всем не расскажешь, пока находишься тут. Христиане-миссионеры в который раз снабдили религиозной бумагой, украшаю жилище, эстетизирую обыденность. Научился делать прочную мебель из бумаги. Хлебный клейстер и трубочки из страничек - красиво и экологически чисто. Радует глаз.

Жду суда. Начало процесса неоднократно назначалось, но в последний момент под надуманным предлогом переносилось. Произошла смена судьи. Был Сазонов, а стала Николенко, редкостная стерва. Свою деятельность по моему делу начала с того, что без всякого объяснения причин отказала моему адвокату в разрешении на свидание со мной, и вообще отказалась с ним разговаривать. Вернее, коротко причины такого поведения судья все же объяснила, и звучало это так: "Бирюков невменяемый, а значит адвокат ему не нужен!". Браво, федеральный судья Николенко, браво, замечательно! Какой блеск, какие юридические новации! Адвокату понадобился месяц борьбы и вмешательства Верховного Суда, чтобы встретиться со мной.

Я еще не рассказал, как складываются мои отношения с общественной защитой, но в ноябре, когда писалось то письмо, я и сам ничего толком не знал. Сейчас что-то проясняется, и как только буду обладать полной информацией, то сразу всем поделюсь.

10 апреля. В первых числах марта ко мне приходил большой начальник - прокурор по надзору за изоляторами города Москвы. Проверял, как я тут живу. Рано утром в камеру неожиданно заходит опер, велит мне одеваться. Я ничего не пойму, но иду. На коридорах есть такие маленькие боксики, в них можно только сидеть и там нет света. Туда заводят арестованных ненадолго по разным причинам, например, во время обыска. Опер садит меня в такой боксик и обещает скоро забрать. Первая моя мысль была такая, что сейчас изымут все мои бумажки. Ничего криминального в них нет, но все равно неприятно. Однако через десять минут опер приходит за мной и тащит в какой-то маленький кабинетик. Захожу, там сидит мужчина, представляется прокурором по надзору и спрашивает меня, какие есть у меня жалобы на условия содержания. Откуда такая забота привалила - непонятно, но начинаю довольно обстоятельно все ему раскладывать. Толку от этого чуть-чуть: все мои аргументы он парирует своими контраргументами. Говорю про задержки и пропажу писем - он требует указать все конкретно, чего я сделать разумеется, не могу так сходу. Он долго разглагольствует, а смысл всего им сказанного один: если не хочешь жить тут плохенько, то по-хорошему еще хуже будет. И это действительно так. Сносно жить в тюрьме можно только путем постоянного нарушения режима содержания. Администрация СИЗО закрывает на это глаза, но может быть и иначе. Тогда будет все очень сложно. За любую "нелегальщину" коридорный вертухай пишет рапорт. Три рапорта - это карцер. За день я столько провинностей с точки зрения режима совершаю, что можно пятнадцать рапортов написать на вполне законных, отнюдь не придуманных основаниях. Несколько карцеров подряд – это практически стопроцентный туберкулез. Прокурор развеял мое заблуждение относительно того, что невменяемых в карцер не запирают. Это оказывается можно сделать с разрешения врача. Вы не думайте, что нарушение режима – это что-то из ряда вон выходящее. Нашли заточку - полоску металла, которой режем хлеб - нарушение. Сгорел кипятильник, я его починил сам и его нашли - нарушение. Готовлю еду на самодельной плитке - нарушение. Залез к решетке наладить "дорогу" - нарушение. Этот список бесконечен.

Выпытываю у прокурора, с чего это он вдруг пожаловал. Тот мнется-мнется и наконец сознается, уже после того, как я подписал бумажку о том, что претензий не имею, сознается, что в Генпрокуратуру был запрос от Комитета защиты политузников Крючкова, и он пришел все проверить лично. Вот так дела! Знал бы, что это действие со стороны общественной защиты - стоял бы до последнего. Но мне об этой акции никто ничего не сообщил.

Захожу в камеру, и мне сообщают, что оказывается прокурор был в камере, пока я сидел в боксике. Расспрашивал обо мне, интересовался жалобами. Выбрал же он время для визита. Мы только-только окончили ремонт, все чистенько и красивенько. На что тут жаловаться?

Через несколько дней узнаю, что прокурор приходил и к девчонкам. Там все происходило примерно по такому же сценарию, как и у меня. Девчонки тоже написали, что претензий нет. Нескладно как-то все получилось, такие действия надо координировать с волей, таких визитов надо ждать, готовиться к ним. А тут...

18 апреля. Прямо таки тайфун, шквал, обвал новостей за прошедшие два дня! Но обо всем по порядку.

Дело 772, дело НРА. на стадии закрытия. Девчонкам предъявлено окончательное обвинение, и выглядит оно так: Романову, Ракс, Соколову и Невскую обвинили в совершении преступлений, квалифицируемых по статьям 205 часть 3, 222 часть 3 и ст.223 часть 3. Это терроризм, хранение и перевозка мин и взрывчатки, изготовление мин и взрывчатки. Я также фигурирую в деле как обвиняемый, но по мне идет отдельное судопроизводство. Часть 3 во всех статьях указывает на то, что преступления совершались организованной группой по предварительному сговору. У Романовой ко всему прочему есть еще и обвинение по статье 228 часть 1 (хранение наркотиков). Оно появилось после того, как на ее многострадальной квартире, где она давно не жила, был произведен очередной (не помню, какой по счету) обыск и обнаружен пакетик с марихуаной. Вот это чудеса! Раз за разом целая орава гебешников перетряхивает сверху донизу крохотную квартирку, и всегда что-то находит!

Следствие раскручивало три террористических эпизода, и посчитало наше участие в них, как организации НРА доказанным.

Первый: здание Приемной ФСБ РФ на улице Кузнецкий Мост, район Лубянка. Взрыв произошел в ночь с 13 на 14 августа 1998 года. Авторами акции, по мнению следователей являются: Александр Бирюков (я то есть), Лариса Романова и Ольга Невская.

Второй теракт: уничтожение памятника Николаю II на окраине Подольска. Это конец октября 1998 года. Террористами-монументалистами следствие считает Ракс и Невскую, при участии Романовой.

Третий теракт: недобитая в 98 году Приемная ФСБ РФ. На этот раз разрушителей побольше. Взрыв состоялся в ночь с 3 на 4 апреля 99 года. Обвиняются Ракс, Соколова и Невская.

Первоначально в совершении этой акции обвиняли меня: у следственной группы была куча "доказательств", на основании которых прокурор города Москвы Герасимов и подписал собственно акцию на мой арест. Но тут ФСБ очень сильно промахнулось. Я, строптивый какой!, сидел во время данного теракта в тюрьме под чужой фамилией. Подложил, что называется свинью, испортил всю отчетность по борьбе с терроризмом.

Напомню, что сроки содержания под стражей у девчонок продлены до 23 мая, и скорее всего будут продлеваться и дальше. Дело не торопясь закроют и передадут в суд. Я думаю, что при взгляде на перечень статей и эпизодов проблематичность выхода под подписку очевидна всем. Если, конечно, твоя фамилия не Невская... Или Стволинский - еще одна поганка. Показания Андрея Стволинского против меня и девушек по своей убойности не уступают басням Оли Невской, а в чем-то даже превосходят их. И согласуются с ними, конечно. Следователи не совсем дураки, по паре извилин имеют. Стволинский настолько уверенно и связно тарабарит показания на допросах и очных ставках, что почти никаких сомнений в том, что он штатный провокатор и стукач ФСБ не остается. Кто он такой? Молодой москвич, работает помощником режиссера в программе "Скандалы недели" на ТВ-6, не раз, кстати, освещавший дело НРА. До этого трудился в какой-то ментовской передаче-пятиминутке на РТР. Политические взгляды аморфны, но считал себя анархом. Шоркался возле НБП, анархистов и Димы Моделя (надеюсь, что Модель на свободе еще). Издал пару номеров самиздата, "Прогулки раненых" вроде. Типичные такие "веселые картинки". Член Комитета политзаключенных, не знаю только, какого из двух. Ну а теперь еще и предатель мерзкий.

Его показания местами просто поразительны! Оказывается, что он присутствовал на одной подмосковной кухоньке как раз в тот момент, когда я изготовлял там компоненты для пластида и развивал для него террористические идеи; он же махал платочком Ракс и Невской, уходящим на диверсию в темную осеннюю ночь, а попутно с этим консультировал беременную и с дитем на руках Ларису по поводу видеокамер наружного наблюдения. Именно это под конец беременности ее больше всего волновало. Вот к каким делам Стволинский имел доступ, но сам ни в чем не участвовал, и ни в чем не обвиняется! Вот ведь как бывает в нашем королевстве! Его стараниями девчонкам сейчас придется туго. Бредятины много, и опровергать ее сложно. А Стволинский на воле радуется жизни. Не удивлюсь, если он продолжает крутиться в разных радикальных кругах. Трудится все там же, и утрами ходит на работу по Подсосенскому переулку к метро "Чкаловская". Это старая Москва, около Курского вокзала. Путаница улочек, проходных дворов и закоулков. Делай что хочешь - скрыться можно без труда. Тот, кто ради своих шкурных, эгоистичных интересов легко ломает чужие судьбы и жизни отрицает тем самым свое право на существование. Такова жизненная диалектика. Уничтожить такую особь морально непредосудительно, а оставить ее деяния без возмездия - значит соглашаться с правом на подлость, пассивно потворствовать предательству. Я так думаю, и в этих мыслях далеко не одинок. Не хватает духа на прямое действие? Тогда просто позвоните ему по телефону 931-96-82 и скажите что он мразь.

Не успел я переварить и осмыслить эти новости, как пришел адвокат и огорчил меня известиями, непосредственно касающимися меня.

Во-первых, неделю назад произошла очередная замена судьи. Вместо Николенко мое дело будет разбирать судья Коржиков, заместитель председателя Мосгорсуда. Он долгое время был исполняющим обязанности председателя Мосгорсуда, но чем-то не угодил Путину и в этой должности утвержден не был (председателей Мосгорсуда президент назначает лично). Коржиков – большой спец по заказным процессам с заведомо предрешенным финалом, так что от его появления ничего хорошего ждать не приходится.

Во-вторых, Коржиков беспрепятственно допустил ко мне адвоката, и даже пообещал вывезти меня на суд, против чего прежние судьи категорически возражали. Напомню, что судебные процессы в отношении лиц, признанных невменяемыми в подавляющем большинстве случаев проходят при отсутствии обвиняемых, поскольку показания таких лиц юридической силы не имеют. Все интересы представляет адвокат или законные представители (родители, супруги и т.д.). А для меня такое "снисхождение". Только непонятно, чего именно хочет Коржиков: или моего присутствия на всем процессе, или разовый вызов в суд для знакомства и беседы с экспертом-психиатром.

А в третьих, самое главное: начало судебного процесса назначено на завтра, 19 апреля!

Все, конечно, не без ложки дегтя. В отношении общественной защиты позиция суда осталась непоколебимой. Не пущать! Несмотря на всю противозаконность такого упорства. Еще в феврале Комитет защиты политузников Крючкова определил для меня общественную защитницу Наталью Олеговну Глаголеву. Но пробиться в процесс она так и смогла до сих пор, несмотря на отчаянную борьбу и ходатайства в суд со всех сторон.

(окончание в следующем номере)