Вячеслав ПЬЕЦУХ
О СМЫСЛЕ ИСТОРИИ ГОРОДА ГЛУПОВА
Второй
документ есть своего рода трактат, вероятно, беспрецедентный в истории человеческой
мысли, так как он весь умещается на оборотной стороне докладной записки о случае
антропофагии в бараке одиннадцатого отряда. Эта вещь тоже не очень внятная, потому
что исполнена так называемым бисерным почерком, а также потому, что писалась или
второпях, или при недостаточном освещении, или исподтишка. Вот этот трактат от
первого до последнего слова:
"Характернейшая особенность истории города Глупова, как, впрочем, и всей российской истории, заключается
в том, что народу как-то настойчиво, роковым образом не везло с вождями. Неоспоримо,
что в этом смысле и прочие нации настрадались - и французы претерпели от своего
монарха Варфоломеевскую ночь, и испанцы намучились с сумасшедшими королями, и англичанам
Кромвель дал прикурить, но все же это были скорее эпизоды, чем правило, а не сплошное
административное горе, как в нашей глуповской, забубённой
стороне. Почему это так - вопрос обширный, а главное, опасный для изучения, так
как он может накликать самые непрезентабельные ответы.
По
существу дела этот фундаментальный вопрос распадался на два, так сказать, вопроса:
1) почему Глуповом испокон веков командовали в той или
иной мере невежи и дураки, и 2) почему глуповцы мирились
с тем, что ими командуют в той или иной мере невежи и дураки, а то даже и вели себя
таким неподобающим образом, что никто другой ими руководить бы не посмел.
Ответ на первый
подвопрос будет следующий: структура глуповской жизни такова, что административных высот тут могут
достигать только головотяпы. Почему именно они?.. Да потому
что такая у нас жизненная структура -толковый и порядочный
человек сторонится власти, потому что отправление ее неизбежно сопряжено с копеечным
пряником и кнутом, потому что совестливый наш народ пуглив в политическом отношении,
то есть у него не укладывается в голове, как это можно принять на себя обязанности
природы; как же тут не засесть на эльбрусах власти невежам
и дуракам?!
Встречный или,
если угодно, производный вопрос: а может быть, все-таки есть в среднем глуповце что-то такое, что с ним никто, кроме головотяпа, не совладает? Ответ: есть. Например, полное небрежение
администрации играми, которыми глуповцы подменяют истинное
правление, именно как бы отсутствие такового. Ведь интересы государства
и интересы народа у нас не совпадали практически никогда, за исключением оборонительных
ситуаций, а просто государство подгоняло жизнь под свои академические идеи, и поэтому
будни народоуправства - это, по существу, обычно игра
в казаки-разбойники; иной раз глуповец способен и подыграть
властям предержащим, но он отлично соображает, чье мясо собака съела, и оттого озорничает
напропалую. Понятное дело, властители по этой причине понимали народ за круглого
дурака, но они того не могли понять, что дураком народ становится только при соприкосновении
со властями. И даже не дураком, а так,
блаженным в своем роде: ему пообещают лучезарное завтра, он и верит в него до последней
возможности. Наконец, есть в среднем глуповце не
только нечто такое, отчего им ужасно хочется управлять, но и нечто такое, отчего
над ним хочется измываться; это второе "нечто" - исполинская покладистость,
мудрое спокойствие духа перед лицом стихии: идиот у него
в градоправителях - очень хорошо; семь шкур с него спускают - ничего, стерпим. Единственно,
средний глуповец слишком близко к сердцу принимает всякое
руководительное слово, что, в общем, немудрено, так как
от этого слова напрямую зависит его судьбина; вот, скажем, жителю
какого-нибудь Сан-Диего глубоко плевать, что там обронил президент на пресс-конференции
в Белом доме, и швейцарцу, извините за выражение, до лампочки, выдумает его начальство
еще один кантон или заключит военный союз с готтентотами, потому что у них своя
жизнь, потому что они сами себе государство, а у нас только скажи с трибуны какое-нибудь
едкое руководительное слово, хоть о закладке всесоюзной
здравницы на Ямале, как сразу у миллионов сердца затрепещут в едином ритме. Это,
между прочим, потому, что при всех сложностях, взаимопонимании и размолвках у нас
между народом и начальством.сложились
романтические отношения. Наверное, между мэром Бирмингема и его населением отношения
самые практические, а то и вообще никаких, и, наверное, отродясь между ними так
называемого чувства не возникало, и никаких иллюзий бирмингемцы
не питали в отношении властей предержащих, отлично понимая, что искони с одной стороны
имеет место пролетариат, а с другой стороны паразитариат.
А у нас от самого Гостомысла между теми и другими образовалось загадочно-трепетное
чувство, и поэтому у нас что ни градоначальник, то адюльтер,
да еще со сценами, тяжелыми объяснениями, взаимными изменами и тем вообще идеалистическим
видением, без которого немыслимы никакие романтические отношения. И это при том, что власть в наших условиях есть всегда единоначалие,
самовластие, а русский человек единолично править в принципе не в состоянии, он
кобенится, а не правит, потому что он презирает в своих подданных то же, что и в
себе.
Есть у среднего
глуповца еще одно вредное свойство, отягощающее его отношения
со властями: сам по себе он, может быть, душа-человек,
он для тебя последнюю рубашку, что называется, снимет, ну, разве только женой не
поделится, потому что это уже будет слишком,, но стоит составить из глуповцев что-нибудь коллективное – торжественное собрание,
производственную бригаду, просто толпу, - так сразу выйдет гадость, что плюнешь
и отойдешь. Словом, иногда и поймешь шумеро-аккадские приемы глуповских администраторов, посочувствовать не посочувствуешь,
а понять поймешь.
Теперь
приспела пора предложить ответ и на второй под-вопрос - почему глуповцы мирились с тем, что ими командуют в той или иной мере
невежи и дураки: потому что на самом-то деле никто никогда глуповцами
не командовал, это только градоначальникам воображалось, будто они командуют, а
в действительности они лишь в той или иной степени мешали нормально жить. Оттого глуповцы и отличались мудрым спокойствием перед лицом стихии,
оттого и озорничали, и пренебрегали административными играми, и вступали с властями
в романтические отношения. То есть народная жизнь настолько богата и глубока, что
власть для нее то же самое, что закон Бойля - Мариотта для Антарктиды. А самое главное
- это то, что наш человек от бога устроен таким образом, что он совершенно способен
к самоустроению, к самостоятельной организации жизни,
и поэтому для него неуправление есть самое лучшее управление
- ведь, скажем для иллюстрации, не администраторы за него хлеб растили и народ кормили и не правительство отстояло страну в
Смутные времена. Вообще вся отечественная история есть история народной борьбы за
безвластье в строго государственном смысле этого слова - не мытьем, так катаньем,
- не зря нас не привечали все правители, от князя Рюрика
до председателя Беляева, то есть все те властолюбивые оболтусы,
которые не знали, к чему себя приспособить. Словом, излишне и вредно нами управлять,
как излишне и вредно управлять летом. Или не мы с вами в семнадцатом году первыми
покусились на государственность - в том-то вся и штука, что мы-то и покусились".
Текст печатается по изданию: В.Пьецух.
Новая московская философия. М., 1989