Петр РЫМАРЧИК
НАКАНУНЕ ЯППИФИКАЦИИ
Восьмидесятые годы на Западе были периодом
господства правых, символами этой эпохи стали Рональд Рейган и Маргарет
Тэтчер. С крахом коммунистических режимов в Восточной Европе
консервативно-либеральные тенденции проявились и здесь. Так случилось и
в Польше - место коммунизма заняла либеральная идеология "свободного рынка", конкуренции и материального успеха. До недавнего времени польское общество
воспринимало эту новую религию с
детской доверчивостью и наивной верой в то, что этот мистический капитализм сможет решить все проблемы. Правящая элита была более реалистична в своих
оценках, но утверждение капитализма
было в ее интересах, поскольку позволяло укрепить экономическое и политическое
господство.
Высокоразвитые капиталистические страны, которые
сегодня являются идеалом для
большинства поляков, несомненно, являются обществами экономического
благополучия (чем они отчасти обязаны
эксплуатации слаборазвитых стран), но их трудно назвать свободными обществами. В господствующей либеральной
доктрине понятия свободы и
индивидуализма неразрывно связаны с двумя другими ,- конкуренции и
"успеха". Но по сути дела это лишь попытка
соединить несоединимое, поскольку конкуренция возможна только в обществе унифицированном (ведь должен
существовать единый критерий лучшей жизни" - например, количество
денег) и иерархизированном (ведь возможность
продвижения, "наверх" является
необходимым основанием для конкуренции). Именно так функционирует современное
капиталистическое общество.
"Свободное предпринимательство",
которое воспевают либералы, сегодня фактически принадлежит прошлому. Сто лет
назад капиталистический фабрикант был
свободен в том смысле, что мог свободно
распоряжаться своим предприятием, хотя эта свобода основывалась на порабощении
работников. Но современный капитализм - это не капитализм
индивидуальных предприятий, а система
гигантских бюрократически организованных корпораций, тесно связанных с
государственным аппаратом.
Социальная структура корпоративного государства
начала девяностых годов такова: на
вершине располагается правящая элита, ниже - новый средний класс,
наемные специалисты-технократы, в англоязычных
странах называемые яппи. Низший класс следует их стилю жизни и, стремясь достичь их уровня
потребления, вращает мельничное
колесо капиталистической экономики. Однако вместе с ростом производства
неуклонно растет уровень жизни среднего класса. Дистанция между ним и низшим
классом никогда не исчезнет, и
единственным результатом становится лишь рост количества никому не нужных товаров и разрушение
естественной среды. С другой
стороны, для тех, кто не желает участвовать в крысиной гонке, правящая элита создала искусственные зоны
нищеты. Так, в Великобритании при
Тэтчер число безработных удвоилось, приблизившись к миллиону, и это трудно объяснить тягой англичан к более свободному образу жизни.
Развитые капиталистические страны кажутся символом
стабильности. Людей, с одной
стороны, пугает нужда, а с другой им тычут в нос символы благосостояния. Теоретически они должны быть послушны и не должны стремиться к самоопределению.
Но, к счастью, они время от времени все же доставляют властям неприятности. Рабочие сопротивляются попыткам поставить
их на грань нищеты, студенты сопротивляются превращению их университетов в фабрики, производящие технический персонал
для капиталистических корпораций.
Тогда на сцене появляется полиция, как в Англии в 1984-м и во Франции в 1987-м.
Культура яппи - с виду плюралистическая культура упаковок. Вроде бы она предлагает множество систем ценностей и
стилей жизни, но все это лишь
различные варианты моды, созданные самой системой. Они служат созданию в потребителях эластичного конформизма,
приспособлению к высокоспециализированной технико-экономической системе, которая также характеризуется многообразием и изменчивостью ролей. В то же время
идеи, образы жизни и ценности,
существующие в современной капиталистической культуре, лишены смысла. Своим
существованием они не служат
объединению людей, они просто безделушки, еще одна разновидность предметов потребления, определяющих
социальный статус потребителя
наряду с автомобилем или домом. Это происходит потому, что капиталистическое
общество, как и все авторитарные общества, превращает в материальные ценности все: людей, природу, идеи, чувства.
Критикуя потребительское общество, я в то ж«
время хочу отметить, что анклавы
независимости легче строить в условиях благосостояния. Альтернативные движения и контркультура развились именно в богатых странах. К сожалению, Польше
богатство не грозит. Она будет одной
из стран зависимого капитализма, подчиненного
экономической эксплуатации со стороны западных корпораций. У нас будет
западная потребительская культура и социальная структура, близкая к западной, но, в противоположность Западу, исключением будет роскошь, а не нужда. Сегодня
пропаганда уверяет нас в том, что
выиграть может каждый". В действительности от восстановления капитализма выиграет только элита, старая и новая, а вовсе не рядовые граждане. Другой
выигравшей группой будут польские яппи, возникшие в результате трансформации сегодняшней
интеллигенции в обслуживающий персонал системы,
осуществляющий управление людьми и природой. С другой стороны, большинство трудящихся и определенная
часть интеллигенции не будут подвергнуты подобной трансформации и окажутся обречены на нищенское существование.
Но подобная ситуация в ближайшее время вряд ли
вызовет революционные стремления у этих людей: нужда скорее будет генерировать фашизм. Бедные будут поддерживать
"сильных личностей",
обещающих "навести порядок" (что мы уже видели во время президентской кампании Валенсы), но подобный
выбор неизбежно приведет их к разочарованию, поскольку те, кого они приведут к власти, разумеется, не будут заинтересованы в
ликвидации привилегий правящей
элиты.
Конечно, со временем эти иллюзии исчезнут. Рабочие
убедятся, что поддержка вождей вместо самоорганизации ведет в никуда. Студенты поймут, что блага, которые система будет
предлагать некоторым из них,
оплачиваются отказом от свободы И участием в унизительной "крысиной гонке". Отрезвление, несомненно, приведет
к протестам, но их формы, размах и последствия трудно предугадать.
("Револьта", перевод с польского)