Петр РЫМАРЧИК

НАКАНУНЕ  ЯППИФИКАЦИИ

 

Восьмидесятые годы на Западе были периодом господства пра­вых, символами этой эпохи стали Рональд Рейган и Маргарет Тэтчер. С крахом коммунистических режимов в Восточной Европе консервативно-либеральные тенденции проявились и здесь. Так случилось и в Польше - место коммунизма заняла либеральная идеология "свободного рынка", конкуренции и материального успеха. До недавнего времени польское общество воспринимало эту новую религию с детской доверчивостью и наивной верой в то, что этот мистический капитализм сможет решить все проблемы. Правящая элита была более реалистична в своих оценках, но утвер­ждение капитализма было в ее интересах, поскольку позволяло укрепить экономическое и политическое господство.

Высокоразвитые капиталистические страны, которые сегодня яв­ляются идеалом для большинства поляков, несомненно, являются обществами экономического благополучия (чем они отчасти обяза­ны эксплуатации слаборазвитых стран), но их трудно назвать сво­бодными обществами. В господствующей либеральной доктрине понятия свободы и индивидуализма неразрывно связаны с двумя другими ,- конкуренции и "успеха". Но по сути дела это лишь попытка соединить несоединимое, поскольку конкуренция воз­можна только в обществе унифицированном (ведь должен сущест­вовать единый критерий лучшей жизни" - например, количество денег) и иерархизированном (ведь возможность продвижения, "наверх" является необходимым основанием для конкуренции). Именно так функционирует современное капиталистическое об­щество.

"Свободное предпринимательство", которое воспевают либера­лы, сегодня фактически принадлежит прошлому. Сто лет назад капиталистический фабрикант был свободен в том смысле, что мог свободно распоряжаться своим предприятием, хотя эта свобода основывалась на порабощении работников. Но современный ка­питализм - это не капитализм индивидуальных предприятий, а система гигантских бюрократически организованных корпораций, тесно связанных с государственным аппаратом.

Социальная структура корпоративного государства начала девяно­стых годов такова: на вершине располагается правящая элита, ниже - новый средний класс, наемные специалисты-технократы, в англоязычных странах называемые яппи. Низший класс следует их стилю жизни и, стремясь достичь их уровня потребления, вращает мельничное колесо капиталистической экономики. Однако вместе с ростом производства неуклонно растет уровень жизни среднего класса. Дистанция между ним и низшим классом никогда не исчез­нет, и единственным результатом становится лишь рост количест­ва никому не нужных товаров и разрушение естественной среды. С другой стороны, для тех, кто не желает участвовать в крысиной гонке, правящая элита создала искусственные зоны нищеты. Так, в Великобритании при Тэтчер число безработных удвоилось, при­близившись к миллиону, и это трудно объяснить тягой англичан к более свободному образу жизни.

Развитые капиталистические страны кажутся символом стабильно­сти. Людей, с одной стороны, пугает нужда, а с другой им тычут в нос символы благосостояния. Теоретически они должны быть по­слушны и не должны стремиться к самоопределению. Но, к сча­стью, они время от времени все же доставляют властям неприят­ности. Рабочие сопротивляются попыткам поставить их на грань нищеты, студенты сопротивляются превращению их университе­тов в фабрики, производящие технический персонал для капитали­стических корпораций. Тогда на сцене появляется полиция, как в Англии в 1984-м и во Франции в 1987-м.

Культура яппи - с виду плюралистическая культура упаковок. Вро­де бы она предлагает множество систем ценностей и стилей жиз­ни, но все это лишь различные варианты моды, созданные самой системой. Они служат созданию в потребителях эластичного кон­формизма, приспособлению к высокоспециализированной техни­ко-экономической системе, которая также характеризуется многообразием и изменчивостью ролей. В то же время идеи, образы жизни и ценности, существующие в современной капиталистиче­ской культуре, лишены смысла. Своим существованием они не служат объединению людей, они просто безделушки, еще одна разновидность предметов потребления, определяющих социаль­ный статус потребителя наряду с автомобилем или домом. Это происходит потому, что капиталистическое общество, как и все авторитарные общества, превращает в материальные ценности все: людей, природу, идеи, чувства.

Критикуя потребительское общество, я в то ж« время хочу отме­тить, что анклавы независимости легче строить в условиях благосо­стояния. Альтернативные движения и контркультура развились именно в богатых странах. К сожалению, Польше богатство не грозит. Она будет одной из стран зависимого капитализма, подчи­ненного экономической эксплуатации со стороны западных корпо­раций. У нас будет западная потребительская культура и социаль­ная структура, близкая к западной, но, в противоположность Запа­ду, исключением будет роскошь, а не нужда. Сегодня пропаганда уверяет нас в том, что выиграть может каждый". В действитель­ности от восстановления капитализма выиграет только элита, ста­рая и новая, а вовсе не рядовые граждане. Другой выигравшей группой будут польские яппи, возникшие в результате трансфор­мации сегодняшней интеллигенции в обслуживающий персонал системы, осуществляющий управление людьми и природой. С дру­гой стороны, большинство трудящихся и определенная часть ин­теллигенции не будут подвергнуты подобной трансформации и окажутся обречены на нищенское существование.

Но подобная ситуация в ближайшее время вряд ли вызовет рево­люционные стремления у этих людей: нужда скорее будет генери­ровать фашизм. Бедные будут поддерживать "сильных лично­стей", обещающих "навести порядок" (что мы уже видели во время президентской кампании Валенсы), но подобный выбор неизбеж­но приведет их к разочарованию, поскольку те, кого они приведут к власти, разумеется, не будут заинтересованы в ликвидации при­вилегий правящей элиты.

Конечно, со временем эти иллюзии исчезнут. Рабочие убедятся, что поддержка вождей вместо самоорганизации ведет в никуда. Студенты поймут, что блага, которые система будет предлагать некоторым из них, оплачиваются отказом от свободы И участием в унизительной "крысиной гонке". Отрезвление, несомненно, при­ведет к протестам, но их формы, размах и последствия трудно предугадать.

("Револьта", перевод с польского)