ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ПРЕДПОСЛЕДНЕГО РОМАНОВА

Сейчас много говорят о монархии в России. Однако обсуждать эту проблему, не касаясь личностей монархов, невозможно. Мы решили внести свою лепту в процесс знаком­ства широкой общественности с пред­ставителями дома Романовых. В этом нам поможет талантливый историк П.А.Зайончковский. Отрывок из его книги "Российское самодержа­вие в конце XIX столетия" посвящен предпоследнему российскому само­держцу. Источниками для Зайончковского послужили многочис­ленные воспоминания вельмож и высших чиновников, таких как гос­секретарь Половцев, военный министр Милютин и др. Конечно, и их можно обвинять в тен­денциозности (хотя эти записки не предназначались для публикации и до сих пор хранятся в архивах), - но все же указанные авторы могут сообщить нам о личности Александра III больше, чем кто-либо из "наших современников", "молодогвардейцев" и "литературных россиян".

Первого марта 1881 г. на российский престол вступил второй сын Александра, II - Александр III. Царство­вание нового императора знаменовало собой длительный период реакций "под маской народности и православия" - так характеризовал его Д.А.Милютин.

Александр III родился в 1845 г. и, как один из пяти сыновей Александра II (Александр, Владимир, Алексей, Сергей и Павел), не предназначавшихся вос­седать на российском престоле, получил весьма и весьма скромное образование. Однако этот уровень был вполне достаточен для того, чтобы соответ­ствовать требованиям, предъявлявшимся к великим князьям российского императорского дома. Вершиной служеб­ной деятельности великих князей являлась должность начальника гвар­дейской дивизии либо командование гвардейским корпусом, что обычно совпадало с командованием войсками Петербургского военного округа.

Будущий российский император, судя по отзывам его воспитателей, а также личным дневникам, не отличался широтой интересов, впрочем как и другие его братья. Тупость, упрямство и в то же время усидчивость и трудолюбие - таковы качества, которые обна­руживались у него еще в раннем детстве. Наряду с шалостями, невниманием, иногда непослушанием, а также другими детскими пороками в отзывах вос­питателей фиксируется старание как одно из главных качеств великого князя. В донесениях воспитателей Зиновьева и Гогеля за июнь 1855 г. сообщается о том, что великий князь по чистописанию учился "очень серьезно и старательно". Уже в пятилетнем возрасте воспитатели отмечают обнаруживаемое старание ма­ленького Александра к фронтовым занятиям. Так, за сентябрь 1850 г. 5 раз сообщается, что вел. кн. Александр Алек­сандрович маршировал старательно и прилежно. Успех же в науках был достигнут небольшой. Абсолютной гра­мотностью в родном языке он так и не ов­ладел, делая порой не столь уж несуще­ственные ошибки. Так, слово "энергия" он видоизменяет на "инергию", а наречие "еле" воспроизводит через "Ъ" как глагол "ъесть" в третьем лице множественного числа прошедшего времени - "ъли". Слове "грибы" писал через "ы". Дневники не только за детские и юношеские годы, но и в зрелый период его жизни не свидетельствуют об интеллектуальных запросах их автора. В них либо фиксировались внешние события, весьма редко касаясь тех или иных личных пе­реживаний, либо отношения автора к тем или иным событиям. С тупой по­следовательностью сообщаются данные о погоде, гостях, распорядке дня и даже, впрочем целомудренное, описание брачной ночи. Такой же характер, но еще более краткий носят записи Александра Ш в памятных книжках, которые он вел с момента вступления на престол. Из этих записей мы узнаем, когда император встал, лег спать, каковы успехи охоты, рыбной ловли (с точным указанием подстреленного или пойман­ного) и т.д. Иногда приводятся обобщенные данные о количестве верст, пройденных им за несколько месяцев. В памятной книжке за 1889 г. приводятся следующие данные: 1887 год - с 22 нояб­ря по 30 декабря -103 версты; 1888 год - с 10 апреля по 28 мая - 98 верст, с 21 октября по 30 декабря - 330 верст; 1889 год - с 9 марта, по 23 мая -101 верста и т.д.

Было бы неверным представлять Александра Ш просто глупым человеком. Точнее будет сказать, что он был ограничен, необразован, туп и обладал небольшим умом, который был способен мыслить только прямолинейно. Он мог замечать глупость других, в частности, своего дяди вел.кн. Николая Николае­вича, бывшего в период войны 1877-1878 гг. главнокомандующим на Балканском театре военных действий. Объясняя причины неудач наших войск, вел. кн. Александр Александрович, находясь на войне, писал своей жене: "Д[ядя] Низи (так звали великого князя в семейном кругу. – П.3.) был всегда глуп - откуда же должен явиться такой гений, чтобы из глупого человека преобразовался в ум­ного…"

В1865 г. вел. кн. Александр Алек­сандрович после неожиданной смерти своего старшего брата становится нас­ледником, получив титул цесаревича. Вместе с титулом он наследует и невесту покойного брата юную датскую принцессу Датиару, довольно легкомысленную и недостаточно умную, но вместе с тем не лишенную воли. В октябре 1866 г. Дагмара, став женой будущего Алек­сандра Ш, принимает имя Марии Федоровны.

Будучи человеком сильного характера, Мария Федоровна, бесспорно, оказывала на Александра III определен­ное влияние. Нам представляется, что неприязнь его к Германии, во всяком случае первоначально, возникла в какой-то степени под влиянием, жены (как из­вестно, в 1864 г. у Дании были отторгнуты в пользу Пруссии и Австрии Шлезвиг и Гольштиния, что, естественно, не могло вызвать сочувствия у дочери датского короля). Надо сказать, что эту ненависть к Германии Мария Федоровна пронесла через всю жизнь.

По-видимому, под ее влиянием, на наш взгляд, у наследника престола возникает во время франко-прусской войны совершенно иное отношение к этим событиям, нежели у Александра II и его семьи. Император Александр II был явным германофилом. Благоговея перед своим венценосным дядюшкой прусским королем Вильгельмом I, он осыпал его не­слыханными почестями и иногда ока­зывал ему и его генеральному штабу ус­луги весьма неделикатного свойства. В 1869 г, к столетнему юбилею основания военного ордена Георгия, он наградил Вильгельма I этим орденом Первой сте­пени (надо сказать, что это являлось высшей военной наградой: в 1812 г. ее получило только одно лицо М.И.Кутузов). В период франко-прусской войны Александр II не менее щедро награждал георгиевскими крестами прусских офицеров и солдат. "В начале октября, - рассказывает Милютин в своих воспоминаниях за 1870 г., - послано было в германскую армию с инженер-генерал-майором Герком масса георгиевских крестов, офицерских и солдатских". Александр II живо интересовался успехами германских войск и радовался им "почти столько же, как бы победы собственных его русских войск". В то же время вел. кн. Александр Александрович реагирует на события совершенно иначе. "Какое ужасное известие [_.] Мак-Магон разбит, армия сдалась, и император Наполеон взят в плен! Это ужасно!" - заносит он в свой дневник 24 августа 1870 г.

Едва ли подобная точка зрения могла сложиться у него совершенно само­стоятельно. Нам представляется бесспор­ным влияние в этом вопросе жены, кото­рую он сильно любил*. Под влиянием же­ны Александр Александрович вскоре после свадьбы порывает свою дружбу с кн. Владимиром Мещерским. Она недолюбливала Победоносцева, и, возможно, это оказало в конце концов какое-то влияние на охлаждение императора к своему любимому учителю.

Став наследником, вел. кн. Александр Александрович пытался восполнить свое образование под руководством К.П.Победоносцева, который в течение длительного времени оставался его наставником. Однако больших успехов достигнуто не было.

В период войны 1877-1878 гг. наследник престола, как и многочисленные представители царствующего дома, принимает участие в военных- действиях, командуя Рущукским отрядом. Впрочем, так же как и другие его родственники, никаких военных талантов он при этом не обнаруживает.

Примитивность ума Александра III определяла, естественно, и примитивизм его политических взглядов. Консервативно-реакционные воззрения, воспринятые, как говорят, "с молоком матери" и развитые всей системой воспитания, завершение которого принадлежало К.П.Победоносцеву, обусловили и систему его политических взглядов. Они не выходили за пределы триединой уваровской формулы "православия, самодержавия и народности'". Распространять административным путем православную веру и русский язык, бороться со всем, что угрожало или могло угрожать самодержавной форме правления, крепить связь престола с первым сословием - дворянством - таковы практические задачи царствования, кис это представлялось венценосцу.

В вопросах христианской веры Александр III был примитивен. Он с ортодоксальной прямотой понимал евангельские тексты, полагая, например, что евреи богом проклятый народ, коль они "распяли Спасителя". Именно в силу этого он искренне верил "что если судьба их печальна, то она предначертана Евангелием".** А коль так, то и вести себя в отношении евреев надо в соответствии с предначертаниями провидения.

Вероятно, в силу этого Александр III и был антисемитом. "В глубине души я всегда рад, когда бьют евреев" *** - заявил как-то император варшавскому генерал-губернатору фельдмаршалу Гурко.

Взгляды императора определяли в значительной мере его политический курс, который в области внутренней политики характеризовался неприкрытой реакцией. Однако ставка на консервацию феодально-крепостнических пережитков не могла проводиться последовательно.

В области внешней европейской политики Александр III руководствовался иногда и здравым смыслом. Так, он выступал против преклонения перед Германией, что неизбежно должно было привести к сближению с Францией. Это отвечало интересам России. Но так было далеко не всегда. Например, в балканском вопросе он вел себя по меньшей мере глупо. "Самовольное" объединение Северной Болгарии и Восточной Румелии, предпринятое без санкции российского правительства, вызвало большой гнев императора, и правительство апеллировало к турецкому султану, жа­луясь ему не несоблюдение решений Берлинского конгресса...

Вступив на престол, Александр III при всем своем огромном желании ока­зался неспособным возглавить управле­ние страной. Не говоря уже об отсутствии необходимых познаний, его ум просто не мог понимать и объять сущность того или иного вопроса. Так, понимание меморий Государственного совета, в которых изла­гались обычно два мнения по тому или иному вопросу, одно из которых он обычно утверждал, представляло ему большую трудность. Поэтому специально для него составлялся конспект этих меморий (являвшихся в свою очередь конспектив­ным изложением журналов заседаний). При назначении в начале 1883 г. А.А.Половцова государственным секретарем председатель Государственного совета вел. кн. Михаил Николаевич сказал ему, что "одна из его обязанностей будет за­ключаться в том, чтобы писать для госуда­ря самые краткие извлечения из посыла­емых ему меморий. Это составляет сек­рет и заведено лишь при нынешнем госу­даре для облегчения его в многочислен­ных его занятиях". Далее великий князь заметил, что "эти бумажки он (т.е. импе­ратор – П.3.) уничтожает по прочтении".****

Нельзя сказать, чтоб Александр III вовсе не читал. Ему очень нравились произведения Болеслава Маркевича, он не любил и, по-видимому, не понимал многие произведения Толстого, не знал сочинений Тургенева, не говоря уж, ко­нечно, о Чернышевском. Так, прочитав показания одного из арестованных, пи­савшего о том, что "героями моих юношес­ких лет были Лопухов и Базаров", он пи­шет на полях: "Кто это?", по-видимому, интересуясь, находятся ли они еще на свободе.

Как в детстве Александр III иск­ренне старался постичь премудрость фронтовых занятий, так и став императо­ром, он старался постичь многое, ни это ему просто не удавалось. А.В.Головин ут­верждал о своем письме к Д.А.Милютину, что Александр III "много читает архив­ных дел…" В первое время создавалось впечатление, что молодой император су­меет войти в дела управления государст­вом. Однако его невежество, а главное тупость и ограниченность являлись не­преодолимой преградой для этого.

Газет император не читал. "Читает он, конечно, мало, - заносит в дневник генерал А.А.Киреев в феврале 1888 г., - а это было бы единственным средством восполнить недостаток сношений неофициальных с людьми. Между тем газеты он него прячут". Тот же Киреев в своем дневнике за 1891 г. рассказывает, что для царя составлялся из газетных сведений своеобразный "экстракт", который после просмотра его начальником Главного управления печати и министром внутренних дел представлялся Александру III. Это еще в большей мере способствовало при­митивному и одностороннему восприятию действительности.

Александр III был чрезвычайно груб. Эпитеты "скотина", "каналья" и другие являлись его обычными выраже­ниями. К тому же он был порой и жесток. Так, наказание розгами политической заключенной Н.К.Сигиды на Карийской каторге, следствием чего явилась ее смерть, было произведено по личному приказанию Александра III. Как утвер­ждает в своем дневнике Е.М.Феоктистов со слов министра внутренних дел И.Н.Дурново, последний направил царю доклад об оскорблении этой заключен­ной жандармского офицера. Резолюция Александра III гласила: "Выпороть ее". После этого Дурново "тотчас же послал второй доклад, в котором говорил, что хо­тя ссыльнокаторжные женщины не из­бавлены от телесного наказания и хотя высшая мера определена сотней розог, но ввиду того, что преступница получила не­которое образование и что, вероятно, про­должительное заточение подействовало на ее нервную систему, он полагал бы уменьшить ей наказание, низвести его до минимума. На это последовала такая резолюция: "Дать ей сто розог".

Александр III был довольно скро­мен в личной жизни. Он не любил лжи, был хорошим семьянином, был трудолю­бив; в отличие от своего отца, дядей и братьев он не имел "никаких эротичес­ких замашек", как выражался о нем А.А.Киреев. Любя выпить, он не организовывал каких-либо оргий, а де­лал это втихомолку вместе со своим собу­тыльником и начальником его охраны генералом П.А.Черевиным.***** Будучи пья­ным император развлекался весьма свое­образно. "Ляжет на спину на пол и бол­тает руками и ногами, - рассказывал Черевин. - И, кто мимо идет из мужчин, в особенности детей, норовит поймать за ногу и повалить. Только по этому призна­ку и догадывались, что он навеселе".

Когда в конце 80-х годов Алек­сандр III заболел почечной болезнью и ему категорически было воспрещено пить, императрица бдительно следила за тем, чтобы ее муж не нарушал запрета. Однако это далеко не всегда удавалось. "А между тем, - говорит тот же Черевин, - к концу вечера - глядь его величество уже опять изволит барахтаться на спинке и лапками болтает и визжит от удовольствия".

Для того, чтобы обмануть императ­рицу, осуществлялась весьма сложная операция. "А мы с ним, - лукаво улыбается Черевин, - мы с его величест­вом умудрились: сапоги с такими особыми голенищами заказывали, чтобы входила в них плоская фляжка коньяку вместимостью в бутылку... Царица подле нас, мы сидим смирнехонько, играем, как паинь­ки. Отошла она подальше - мы перегля­немся - раз, два, три! - вытащим фляжки, пососем и опять как ни в чем не бывало... Ужасно ему эта забава нравилась... Вроде игры... И называлось это у нас "голь на выдумки хитра"... Раз, два, три... Хитра голь, Черевин? - Хитра, Ваше ве­личество... Раз, два, три! - и сосем".

Таковы были нравы российского самодержца, не отличавшегося, как уже говорилось, большим умом. Так, одна из крупных сановных особ царствования Александра III, Е.М.Феоктистов, отно­сившийся в целом к императору весьма положительно, характеризуя его писал: "С течением времени, когда будет обна­родовано все или многое, что выходило из-под его пера, - разные резолюции и заметки, когда люди, находившиеся в не­посредственных к нему отношениях, по­делятся своими воспоминаниями о нем, то общее впечатление будет, конечно, та­ково, что нередко случалось ему выска­зывать очень здравые мысли, а наряду с ними такие, которые поражали чисто детской наивностью и простодушием". Эта характеристика в целом правильна: "простодушие и детская наивность" в большей мере характеризовали императора, нежели "здравые мысли". Даже апологет Александра III С.Ю.Витте в своих воспоминаниях, говоря о любимом монархе, писал, что он был человеком "сравнительно небольшого образования... У императора Александра III, продолжает Витте, - был небольшой ум рассудка, но у него был громадный, выдающийся ум сердца"

* Мы не старим своей целью анализировать отношения Марии Федорович к своему мужу, но, между прочим, можно сказать, что особой верности она по отношению к нему не сохраняла. Об этом красноречиво свидетельствует ее переписка с флигель-адъютантом гр. Владимиром Шереметьевым, имевшаяся в ее архиве. Так, в одном из писем флигель-адъютант, обращаясь к императрице, пишет: "Целую зубки". В свою очередь императриц» в письмах к флигель-адъютанту подписывается "votre старая Мари".

** Это изречение, как рассказывает Феоктистов, он лично видел высочайше начертанным на письме бар. Гинцбурга, ходатайствовавшего о 1890 г. об улучшении положения евреев в России. Ссылка на Евангелие имела в виду легенду о суде над Христом, когда Пилат по настоянию евреев-фарисеев присудил его к распятию на кресте, заявив при этом евреям: "Кровь его на вас и на детях ваших". Этот факт подтверждается и Половцовым. Так, в своем дневнике 18 апреля 1890 г. он пишет: "Дурново передает мне, что государь питает особенную ненависть к евреям; в доказательство приводит, что на записке, поданной недавно Гинцбургом в защиту евреев, государь в числе прочих редких резолюций написал, что «се евреям приключающееся, заслужено ими, потому что сами они хотели, чтобы кровь Иисуса Христа осталась "на нас и на детях наших*. Об этом Половцов говорит не один раз. Так, в записи за 18 ноября 1891 г. он снова повторяет, что император питает к евреям "ожесточенную ненависть".

*** Необходимо сказать, что тут же он добавил: "И все-таки не надо допускать этого". Однако это определялось не заботами о евреях, а боязнью всякого массового движения, даже возникавшего на реакционной основе.

**** Надо заметить, что подобная мера вызывалась отнюдь не леностью Александра III, его нежеланием вникать глубоко в суть дела. Наоборот, он был очень трудолюбив, отдавая ежедневно большое число часов занятиям государственными делами. Анализ памятных книжек Александра III свидетельствует, что император почте ежедневно вечером тратил несколько часов на работу, нередко ложась спать не ранге одного-двух часов ночи. Об этом мельком говорит в своем дневнике и Половцов.

***** Закадычный друг императора генерал-адъютант Черевин редко бывал трезвым. Рассказывал о своем визите Черевику в 1894 г., новгородский губернатор А.Н.Мосолов пишет: "Я нарочно поехал до завтрака, чтобы его застать, и застать по возможности трезвым. Он был, однако, уже на первом взводе, однако ясен умом".