ПРИКЛЮЧЕНИЯ ТЕРМИНА "АНАРХИЗМ"

Упырь Лихой, поп Троице-Сергиевой лавры, и не ведал, переписывая житие Малого Пророка Ионы из списка XI века, что оставит потомкам древнейшее на Руси упоминание слова анархизм". "Князя судиею бывша единому коле­ну в дни анархийныя…" - выводило его перо, а историк в XX веке читает: "Слово анархизм при­шло на Русь непосредственно из греческого языка, минуя всевозможные лингвистические приключения в Древнем Риме и в Средневековой Западной Европе .Знать бы, какой смысл вкла­дывался в "дни анархийные"?

Обратимся к грекам. "Архе" по-древнегречески начало, как причина и в то же время - начальство, власть. Ан-Архе - отри­цание "архе". С возникновением этого термина "анархе" появляются совершенно различные его смысл. По времени на первом месте стоит "анархиа" Эсхила, старшего из классических гре­ческих трагиков (р. 525 до Р.Х., ум. 456). У него это без-началие, без-властие или неподвластность, независимость. Тот же Эсхил употребляет прилагательное "анархос", что означает никому не подвластный, не имеющий начальников, никем не управляемый. Именно в подобных значениях встречается "анархиа" и "анархос" у историка Геродота, у писателя Плутарха. Совершенно по иному применяет слово анархиа Софокл, младший современник Эсхила. Именно у него это слово выступает впервые в значении "не­повиновение властям, беспорядок, произвол, отсутствие дисциплины. Наконец, в третьем зна­чении "анархиа" предстает в "Греческой истории" Ксенофонта, обозначая год без архонта, без правителя, впервые случившийся в Афинах в 1-й год 94-й Олимпиады, т.е. в 404/403 г. до Р.Х. Следствием этой "анархии" был приход к власти 30 афинских тиранов, что вполне могло повлиять на эмоционально-отрицательное восприятие такой "анархии" последующими писателями и историками. И все же в конце 2 века н.э. философ Секст Эмпирик употребляет "анархос", как безначальный. Именно из Древней Греции начи­нают свои путешествия по языкам мира две "анархии": анархия Эсхила и анархия Софокла. Первая - эмоционально нейтральная и отобра­жающая характерную черту общественного устройства, вторая - эмоционально отрицательная и безразличная к политической структуре.

В контексте книги Малого Пророка Ионы поп с колоритным именем Упырь Лихой, судя по всему, употребил именно понятие "безвластие", с чем согласны специалисты-составители много­томного словаря русского языка XI-XVII веков. Тем не менее, обращение к русскому языку XVIII века возвращает нас к многозначному употреблению "анархии". Авторитетный "Словарь Академии Российской" предлагает такое тол­кование: "Анархия… - состояние государства, не имеющего правительственной власти и законов, безначалие", и приводит пример 1755 года: "Когда государство не имеет начальников, то сие называется анархиею". Вновь позднее по времени и вновь на втором месте в словарях стоит "ан­архия", как синоним отсутствия порядка, организации, законности: "Они (т.е. патриции) Римскую республику со всем основанием потрясши, такую Анархию произвели, которой ничем, кроме Монарша владения не исправишь".

С таким же положением дел сталкиваемся мы и в Западной Европе Нового времени. Ученые Оксфорда ставят на первое место анархию, как "отсутствие правительства; такое положение, при котором законы отсутствуют вследствие отсутствия или бездействия верховной власти; политическое расстройство". Уже в 1539 году Эразм Тавернер писал: "такая беззаконная свобода или воля для масс называется Анархия" На втором месте (как производная от первого) стоит анархия, как отрицание или непризнание авторитета в любой области, в том числе и моральной. Примеры можно найти у Мильтона ("Потерянный рай") или у Байрона ("Сарданапал"). Переход от философского определения анархии к политическому произошел в конце XVIII - начале XIX века. Во Франции еще при Людовике XIV вошла в обиход фраза о том, что "уничтожение монархии ввергнет страну в состояние анархии, то есть безвластия и произвола" (Маре), а во времена Великой Французской революции "анархезами" стали называть наиболее деятельных революционеров. Любитель парадоксов Прудон, объединивший в одно два полюса буржуазного права - собственность и кражу - в 1840 году, в 1845 году использовал двузначный термин "анар­хия", чтобы обозначить созданный им идеал будущего общества. Для Европы ХГХ века это шло ново и необычно. Даже молодой М.Бакунин частенько употреблял термин "анархия" с негативным оттенком: "протестантизм… во власти ужасающей анархии", например (это 1842 год).

И во второй половине XIX века раскол между двумя "анархизмами" очевиден. "Толковый словарь" Даля определяет анархиста, как "заступника, покровителя, любителя безначалия, смуты, крамол". В то же время, анархизм, воспринятый народниками через приз­му бакунизма, стал руководством к действию. Беда заключалась в относительной немногочис­ленности людей, понимавших анархизм, как теорию. Для "образованной публики" теория и анархизм были две вещи несовместные. В первой биографии М.А.Бакунина, появившейся в легальной русской прессе (журнал "Русская ста­рина", 1896, N 12), автор Б.Щ. писал: "В дальнейшем развитии своих антигосударственных измышлений Бакунин... выставил теорию "АМОРФИЗМА", т.е. самоуправ­ляющихся федеральных общин..." Словечко "аморфизм", принятое Б.Ш. для обозначения теоретического анархизма, прижилось и некоторое время употреблялось в России начала XX века. Это позволило применить собственно термин "анархизм" к анархо-террористам, сделавшим немало для "пропаганды анархизма в годы двух революций. Июльский "Новый Сатирикон" 1917 года подметил несообразность, анархической теории и практики в такой частушке:

"Анархист в сенях стащил

Полушубок теткин.

Ах, тому ль его учил

Господин Кропоткин?"

Да, -уже; существовала анархическая "Федерация работников умственного труда", уже существовал, как направление, анархо-гуманизм А.А.Борового - но уже существовали и контрпро­пагандисты кадетов и эсдеков, проплывшие по поверхности бурного революционного потока в "светлое будущее" 20-х годов и начавшие закиды­вать анархизм дерьмом, буквально отрывая последнее от себя. Укажем на Ем. Ярославского-Губельмана, но трогать его на станем. "Анархия" Софокла начинает брать верх.

Лондонский анархический ежемесячник "Фридом ("Свобода") 1925 года отмечает повальный дилетантизм в понимании анархизма даже в Палате Общин Британского парламента. Лидер лейбористской партии, будущий премьер-министр Д.Р.Макдональд, говорил в одной из речей так: Когда правительство сдается и дает субсидии, оно пугает Анархией. Но кто такие анархисты? Может, я - анархист? Или шахтеры из лейбористской партии? Единственная партия анархистов в настоящее время - это партия Тори... Сейчас вы можете наблюдать в стране нас­тоящую анархию - в промышленности, в экономике, в коммерции". Этот замечательный пример путаницы в голове политического деятеля можно постоянно дополнять новыми вплоть до наших дней. Тем понятнее непонимание сущности анархизма, как течения, в широких массах. Перенесемся в год 1989. С первой страницы "Московской правды" от 7 ноября 1989 года разъясняет некий ветеран партии К.Карзов: "Ведь что такое демократия без дисциплины - го­сударственной, партийной, личной? Это ан­архия". Страшнее слова у члена КПСС с 1930 года не нашлось. Из 40-х и 50-х годов нынешние "исто­рики" и "политологи" официальной прессы и центральных издательств вынесли страшное слово "анархизм", так и не поднявшись над обыденным уровнем понимания термина. Печально, что до сих пор находят они отклик в сердцах доверчивых обывателей. Слишком не­многие понимают, что в работах Канева, Комина, Полянского, Худайкулова, Семанова и пр., смы­сла при правильном понимании анархизма не больше, чем во фразе "луна умножает четырехугольно". Вспоминается избитая шутка по поводу двузначности слова "брак": "Хорошее дело таким плохим словом не назовут". В принци­пе, подавляющее число критических работ и выступлений по анархизму можно свести к этой фразе. Скоро ли к ним станут относиться как к шутке?

Дмитрий Олейников