В БЕРЛИНЕ ВСЁ СПОКОЙНО

Враг развязал провокацию, воспользовавшись неудовлетворенностью некоторых слоев населения нашей политикой последних лет…

… В результате своевременного вмешательства масс населения, поддержавшего героическую Народную Полицию, а также вмешательства советских оккупационных властей (...) нападение на Германскую Демократическую Республику, на Германию, на мир во всём мире было полностью раздавлено в 24 часа. Таким образом было предотвращено готовящееся массовое кровопролитие.

Декларация ЦК СЕПГ от 21 июня 1953 г.

Эта дата (17 июня 1953 г.), которая сейчас отмечается в Германии как День Единства, является одной из самых трагических в послевоенной истории Европы. Причиной тому не только то безнадёжное сопротивление, с которым молодые рабочие и студенты встретили советские танки; дело в том, что это восстание уничтожило все шансы на какие-либо перемены.

15 июня можно было наблюдать приметы оздоровления (автор имеет в виду отношения между Западной и Восточной зонами оккупации – ред.), радио объявило, что жителям Восточной Германии будет позволено "без бюрократических проволочек" перемещаться в другие зоны. Эта новость воспринималась в атмосфере большой напряжённости, т.к. за несколько дней до этого ЦК СЕПГ прибег к публичной самокритике, объявив, что темп "продвижения к социализму" был "ошибочен и разрушителен" и препятствовал возможностям объединения Германии. Верилось, что вслед за партийными чистками предшествующих месяцев последует и радикальное изменение политической линии, что произойдёт либерализация режима сверху. Но на следующий день, когда летняя жара достигла 28, "Нойес Дойчланд" опубликовала обновлённую программу роста норм промышленной выработки во всех отраслях. Возможно, это было решающей ошибкой, так как нормы последовательно росли ещё с момента провозглашения нового экономического плана (1950 г. – ред.). Население уже услало от сверхрочных работ и недостатка продовольствия.

Первая реакция пришла со стороны стройплощадок на Сталиналлее. Несколько рабочих на одном из участков побросали инструменты и отказались работать по новым нормам. Трудно сказать, насколько спонтанной была эта акция. Интересно, что внезапно там появилось знамя с требованием отмены новых норм. Вместе с ним группа двинулась по Сталиналлее в сторону Александерплатц, присоединив к себе рабочих со всех других стройплощадок. К 13.00 эта процессия, которую прохожие приникали сперва за демонстрацию СЕПГ, изменила всю ситуацию. Она превратилась в поход к правительству. Первым намерением было – оставить петицию против новых норм, но когда толпа приблизительно в 5000 человек приблизилась к "Министерскому дому" на Лейпцигштрассе, люди криками стали вызывать В.Ульбрихта и О.Гротеволя. Толпа была в замешательстве и неопределённости. Люди требовала показать В.Пика, который исчез за несколько месяцев до происходящего и предположительно считался жертвой чистки в СЕПГ. Только после того, как министр горной промышленности Зеблманн начал говорить с толпой (Ульбрихт и Гротеволь в тот момент уползли в подвал, из которого позднее выбрались через боковой вход), только после этого демонстрация переросла в восстание.

Правительство устроило гротескное представление. В тот момент, когда министр, воздев руки, начал: "Мои дорогие коллеги! Я сам простой рабочий...", – репродуктор передал новость о: том, что нормы "будут пересмотрены". Толпа рассмеялась и один из строителей, прыгнув на стол, на котором стоял Зеблманн, столкнул его и потребовал свободных выборов. Это стало сигналом к восстанию. С этого момента правительство стало обязано применить силу и население уже ничего не могло поделать. Люда не занимали те здания, которые оставляла без охраны Народная Полиция, они не надеялись овладеть городом. У них было единственное оружие – провозгласить всеобщую забастовку и надежда, что её поддержит вся Зона, Люди стояли около часа у здания, ждали Ульбрихта, затем решили начинать забастовку на следующий день и группами разошлись.

Ночью люди мало спали, но и действовали тоже не особенно активно. Весь Берлин знал о всеобщей стачке. В семь утра была организована демонстрация, но тут пошел дождь и никто не знал, что теперь делать? Они, скандируя: "Долой СЕПГ!", "Козлиная бородёнка – вон!" (Ульбрихт носил эспаньолку – ред.), двигались в количестве около 100 000 по улицам, воздерживаясь от провоцирующих действий. Часть их попыталась штурмовать Министерство экономики, но натиск был отбит Народной Полицией о помощью резиновых дубинок. Остальные двигались в сторону Потсдамерплатц и именно здесь Народная Полиция открыла огонь (не все; часть побросала оружие и бежала в Западный Берлин – прим. автора). Это была спланированная акция. 20 русских танков начали "очищать Люстгартен в то же самое время; танки появились во всех частях города, патрулируя Унтер-ден-Линден, Фридрихштрассе и Лейпцигштрассе. На Фидрихштрассе несколько парней забрались на башню танка, и он сделал холостой выстрел. Но восстание подавили не танки, это "Народные Полицаи" расстреливали демонстрантов из автоматов, двигаясь впереди танков.

Около Бранденбургских ворот русские солдаты обстреляли группу демонстрантов, убив нескольких, когда они пытались водрузить чёрно-красно-золотой флаг ФРГ вместо уже сбитого и разорванного красного. Танки тоже стреляли по группам юнцов, старавшихся остановить их, швыряя камни в гусеницы, но в общем, русские занимались больше "очищением" и патрулированием улиц, а стреляла Народная Полиция.

Стычки длились всю вторую половину дня (18 июня – ред.) Были подожжены полицейские казармы. На Потсдамерплатц были сооружены препятствия для танков и теперь полиция стояла, беспомощно наблюдая, как горят Кафе Фатерлянд и Колумбус Хаце, подожжённые смутьянами. Правительственные здания, лучше защищаемые, отделались выбитыми стёклами. Нападения демонстрантов были скорее символическими, чем с целью превратить восстание в революцию. Но правительство, надевшееся покончить со всем ещё 17-го, теперь обратилось за помощью к Советскому командованию. Оно объявило военное положение, когда двинулись танки, но об этом никто не знал в тот момент. К 21.00 улицы опустели, были установлены комендантский час и ответственность перед военно-полевым судом за любые собрания. Перед Бранденбургскими воротами русские патрули время от времени стреляли очередями, чтобы сдерживать толпы из Западного Берлина. Но опасность интервенции отсутствовала; группы пересекали в обоих направлениях границу весь день. Кто-то был убит, другие сожгли пограничные столбы. Толпа в 12.000 металлургов с. криками и улюлюканьем прошла из Французского сектора к стадиону имени Вальтера Ульбрихта, где они разорвали знамёна СЕПГ и гигантский портрет 1-го секретаря. Этим и ограничились.

К полночи всё было под контролем Советской Армии. Границу закрыли и постоянно патрулировали танками и бронемашинами. На следующий день (19 июня – ред.) войска изготовились к бою в руинах, на крышах общественных зданий. Улицы были пусты. Восточно-германское радио объявило о расстреле жителя Западного Берлина Вилли Гетлинга за провокационную деятельность по приговору Военно-полевого суда. Всеобщая стачка продолжалась, но не могла длиться больше нескольких дней, её нельзя было поддерживать без еды. Все магазины были закрыты, а большинство ещё и с пустыми прилавками. Никаких надежд на расширение восстания и успех стачки не было. 18 и 19 работа прекратилась во всех городах Восточной Германии; в Магдебурге, Галле, Лейпциге, Бранденбурге, Йене и Герлице состоялись демонстрации. Были освобождены политзаключённые (в тех местах, где знали об их существовании). Но за всем этим последовали новые аресты, которые длились в течение месяца по всей стране. Нормы снова увеличили, и приняли новый более жёсткий экономический план. Никто не знает, сколько было убито в Восточном Берлине. Количество убитых было, видимо, не очень высоким, раненых было несколько сотен. Все надежды на изменения режима были развеяны, и Ульбрихт остался у власти на долгие годы.

ОТ РЕДАКЦИИ.

Приведённая выше версия – отрывок из книги Ф.Виндзора " Политическая история Берлина", изданной в 1963 г. в Лондоне, даже при всех возможных неточностях в деталях она позволяет с "другой стороны" взглянуть на Берлин июня 1953 г. Причём взгляд этот сильно расходится с официальной версией и в фактологии и в оценках. Там можно встретить знакомый "джентльменский набор", разбавленный местным колоритом. Всё инспирировано империализмом, состав участников – нацисты, уголовники, проститутки, кучка обманутых рабочих и, конечно, диверсанты "оттуда". Впрочем, нельзя не заметить сходство этих оценок с уже известными, правда по другому поводу. Так, сопоставляя старую и новую Венгерские версии 1956 г. и сравнивая их с изданным 30 лет назад докладом специального комитета ООН, нетрудно увидеть истинную цену басен торжествующих победителей. Кстати, наш официоз по Берлину представлен лишь газетами 1953 г., да ещё есть в XII томе "Всемирной истории" три абзаца, упоминающих о "беспорядках". Такая "скромность" говорит о многом.

Даже ребёнок склонен представить своего поверженного соперника исчадием зла, что уж тут говорить о "героях", не жалевших патронов на берлинских улицах. Но речь не об этом. Важно другое.

Судя по всему, события являют собой пример характерный для спонтанного и неорганизованного выступления рабочих. Сильные традиции пролетарского движения и социальные условия объясняют обычную для подобного случая попытку самоорганизации. Петиция, мирная демонстрация, призыв к стачкам солидарности и эксцессы в ответ на репрессии – все это можно было увидеть в Познани в 1956 г., в Новочеркасске в 1962 г., на польском побережье в 1970 г. Какие-то отголоски этих особенностей продемонстрировали "Пражская весна" 1968 л "Пекинская" – 1989 гг. Видимо, в перечисленных выше чертах и в неоднократном их воспроизведении в аналогичных ситуациях в разное время и в разных регионах есть определённая закономерность.

Вполне уместно предположить, что общей бедой немецких, польских и русских рабочих стало отсутствие какой-нибудь хотя бы маломальской, независимой структуры, способной предложить им в кризисной ситуации конструктивный выход, т.е. максимальные результаты при минимальных потерях и эксцессах. Польским рабочим пришлось несколько раз пройти через подобное, прежде чем возникла "Солидарность". В других случаях делиться опытом было, как правило, уже некому (хотя мы и знакомы со счастливыми, но всё же исключениями).

Однако, и "Солидарность" возникла не в один день. Всё началось с неприметных комитетов, в которых стали встречаться, помогать и учиться друг у друга наиболее решительные рабочие и давно уже сделавшие свой выбор интеллигенты. Впрочем, проблема "с чего начать?" уже выходит за рамки данного комментария, тому же и здесь "Америка" уже давно открыта.