О МАСОНАХ, ГОСУДАРСТВЕННОСТИ И АНАРХИЗМЕ

Недавно, во время лекции об эсерах-максималистах, один православного вида молодой человек вдруг спросил меня: "А каков процент евреев был во всех этих ваших левых партиях?" и многозначительно намекнул на сионистско-масонский характер связей между их лидерами, и опереточность разногласий. Оставив в стороне болезненный для мно­гих еврейский вопрос, я тем не менее приглашаю вас поговорить о ра­циональной стороне этого утверждения - "масонах", т.е. о неформаль­ных связях и закрытых неформальных организациях политиков.

Кажется, в 1985 г. вышла монография, посвященная февральской революции, в которой о масонских связях центристских партий гово­рилось весьма много и подробно. Рассказывалось о тайных сходках на квартире Керенского, о том как вожди разных и внешне оппозиционных друг другу групп сходились вместе и постоянно о чём-то договарива­лась, и только большевиков на эти сходки не пускали. Тогда я ещё не имел сегодняшнего опыта работы в политическом движении и потому отнёсся к этому "расследованию" вполне серьёзно. И вот, совсем не­давно, сидя в очередной штаб-квартире на очередной "тусовке" пред­ставителей разных неформальных организаций, среди которых, кстати, были и умеренные борцы о масонами, я вдруг зримо себе представили, как лет эдак через …дцать в книге историка страны победившего де­мократизма это сборище будет приведено в качестве примера существо­вания масонского заговора и доказательства того, что вся разница программ была фиктивна, и что "все они" (то бишь мы) хотели одного и того же.

Для историка, чтобы понять подлинную, а не внешнюю природу то­го или иного явления, иногда важно бывает вжиться в него, оказаться в сходных условиях. Теперь книга "23 февраля 1917 г." не очарует ме­ня своей мистикой. Секрет эсеро-меньшевистско-кадетского масонства мне понятен: в любой стране политически активные люди составляют меньшинство, в России до февральской революции они составляли нич­тожное меньшинство населения. Это был до некоторой степени замкнутый микромир, очень похожий на мир сегодняшних неформалов. Все сколь-нибудь заметные люди внутри этого микромира лично хоро­шо знали друг друга. Жизнь неизбежно заставляла их координировать­ся, время от времени собираться в более или менее узком кругу и об­суждать их всех волновавшие вопросы. В определённый момент такие встречи неизбежно должны были принять более или менее регулярный характер. В условиях, когда политические разногласия между парти­ями не исчезали, договорённости были условными и временными, а все­гда охочая к провокациям русская охранка наверняка проявляла повы­шенный интерес к подобным встречам, вполне возможно, что их содер­жание не рекламировалось сторонами-участниками. Or подобных встреч по понятным причинам отсекались представители крайних течений. Поэ­тому туда и не стали приглашать большевиков. Последние два обстоя­тельства (конфиденциальность и неприглашение экстремистов) собствен­но и облегчили желающим работу по созданию таинственно-заговорщи­ческих декораций вокруг нормальных деловых политических встреч.

- Значит, всё правильно?! - возмутится наш "памятливый" оппо­нент, - Собирается десяток человек и на частной квартире, за спиной у всех решают судьбу России! А лицемерие-то каково! В партийной печати друг друга, грязью поливают, а здесь собрались все вместе и договариваются.

Что ж, в подобных упрёках есть изрядная доля справедливости. Совещания эти (или подобные этим) являлись (или будут являться) безобидными только до тех пор, пока собравшиеся на них стороны не имеют реальной возможности решить судьбу страны, пока это не более чем личная встреча старых знакомцев, за каждым из которых неболь­шая кучка единомышленников. С того момента, когда победа демокра­тии сделает эти сборища негласным правительством страны, на засе­даниях которого будут согласовываться роли в завтрашнем парламент­ском спектакле, всё это станет не столь уж безобидно. Но что небе­зобидно - не обязательно противоестественно. Наоборот, все эти за­кулисные решения и согласования вполне естественны для парламентар­ной республики, где в качестве священного принципа сохраняется пра­во политически активного меньшинства навязывать свою волю в форме законов пассивному в политическом отношении большинству, да ещё при этом опираясь на его (большинства) "волю", якобы выразившуюся во время парламентских выборов.

Вы можете называть эту систему взаимокоординации активного меньшинства, эту вторую сторону политики, масонством, мафией, сго­вором, деловым партнёрством, чем угодно. Важно не это. Важно, что она неизбежна там, где политикой занимается меньшинство населения, то есть при любом государственном устройстве.

А чтобы доказать, что процент евреев играет здесь не столь уж фатальную роль, обратимся к другому полюсу - к российской государ­ственной бюрократии. Согласитесь, что кроме краткого периода с 17 по 27 гг. евреев в ней было не так много, во всяком случае, явно меньше, чем в левых партиях России. Но по внутренним неформальным связям и клановости русское чиновничество, наверное, побило все ре­корды.

Государственный аппарат всегда устроен настолько сложно, что функционировать в нём без "личных связей" исключительно в рамках регламентированных "уставных отношений" и субординации практически невозможно. С другой стороны, внешняя формальная структура аппара­та вся как бы подчинена решению его объективных задач - руководст­во страной, обор и обработка информации и т.п. Но кроме объектив­ных задач у бюрократов есть и свои субъективные: укрепление собст­венного благополучия и положения в обществе. Эти два обстоятельст­ва неизбежно порождают то, что можно назвать не мистическим, а ре­альным масонством - тайные неформальные организации бюрократов, их кланы и мафии. Перед каждым таким кланом неизбежно стоят три задачи: проталкивание своих людей наверх, защита участников клана (от конкурентов, от ревизий, от общественного мнения) и, наконец, постоянная вербовка новых членов, как снизу (пушечное мясо), так и сверху и сбоку (выгодные сторонники). Из этой "триединой задачи строителей" государственности вытекают и достаточно однотипные за­коны подобных кланов: 1) лимитированное распределение информации (чем выше, тем больше знаешь), 2) строгая дисциплина и жёсткий централизм (младшие безоговорочно должны слушаться старших),3) бе­зусловная солидарность (каждый обязан поддерживать я защищать чле­на своего клана вне зависимости от личных симпатий, политических и моральных разногласий), 4) круговая порука и обязательная месть отступникам (чтобы удержать своих высоко взлетевших птенцов в по­виновении, руководство клана накапливает на каждого из них "ком­промат", разглашение которого способно немедленно превратить его в политический труп). Третий и четвёртый закон особенно важны для понимания причин, по которым та или иная "политическая душечка", этакий прогрессивный аппаратчик, почему-то годами "терпит" подле себя каких-то монстров и прямо-таки ни в чём с ним не согласных реакционеров.

В условиях "политического плюрализма" к перечисленным законам должны добавиться ещё два: во-первых, обязательная вербовка в кла­ны журналистов и лидеров политических партий и групп, во-вторых, от­деление аппаратной солидарности от политики. Это означает, что все споры на сцене перед избирателями не должны отражаться на внутрен­них делах клана.

Вероятно, когда клан существует достаточно долго, у него на­чинают складываться какие-то традиции, а возможно (это зависит от темперамента страны и истории возникновения клана) какие-то ритуа­лы и заменяющие идеологию мифы. Все основные кланы в государстве как правило знают друг друга и их верхушки ведут переговоры. Опыт сицилийской мафии, являющей собой аналогичную структуру, наглядно показывает, что объединиться в одну организацию враждующие между собой "семьи" не могут. Здесь скорее можно говорить о едином движе­нии, внутри которого то ведутся войны, то заключается мир, то скла­дывается чья-то монополия, то её начинают теснить аутсайдеры.

В этом смысле "масонство" действительно существует. Но нет ни­чего глупее, чем бороться с ним методом травли его отдельных пред­ставителей. Главным источником подобного "масонства" является сам факт существования централизованной государственной бюрократии, ко­торая неизбежно, независимо от своего этнического состава, будет объективно порождать "неформальные" тайные организации чиновников.

Как и всякий социальный слой, бюрократия чуждается в органи­зации, которая защищала бы её профессиональный, узкосословные ин­тересы. Создание такой организации для неё также естественно, как создание профсоюзов рабочими, творческих союзов – интеллигентами, обществ предпринимателей – буржуазией. Открыто использовать госу­дарство в качестве средства защиты своих узкопрофессиональных ин­тересов бюрократия может далеко не всегда, создать легальную пар­тию бюрократов тоже не может (уж слишком очевидна противополож­ность её интересов интересам общества). Значит поневоле приходит­ся создавать тайные мафиозные кланы. Поэтому совершенно очевидно, что каждый, кто выступает за сохранение и упрочение централизован­ного государства (а это невозможно без расширения состава и полно­мочий чиновничества), тот отстаивает и защищает бюрократическую плановость, как принцип, даже, если он при этом пытается агитиро­вать против конкретных членов мафии или конкретного клана. В этом смысле то крыло "Памяти", которое отстаивает идею самодержавной (а значит, бюрократической и централистской) России - это самая масонская организация. Она отвлекает силы на борьбу со следствием, пытаясь не только сохранить, но и укрепить причины существования бюрократических мафий. В этом смысле изначально глубоко порочна андроповщина, с её попытками искоренить злоупотребления, явившие­ся следствием концентрации власти в руках государственной бюрокра­тии путём ещё большей концентрации этой же власти.

Опыт Италии, да только ли её, показывает нам на бессилие тра­диционного парламентаризма в борьбе о мафиозностью. Это и понятно – ведь парламентаризм не искореняет самого принципа управления пас­сивного большинства народа активным меньшинством, деления общества на сильных мира сего и "сирых и убогих". Парламентаризм оставляет в целостности и неприкосновенности сам принцип власти, то есть си­стематически организованного насилия. Насилия, как главного аргу­мента в споре между личностью и носителями государственности. Обще­ство, основанное на несправедливом принципе, когда человек под стра­хом наказания обязан следовать закону, принятому кем-то без его участия и вне зависимости от его согласия следовать или не следо­вать данному закону, - это общество неизбежно порождает преступную идеологию: "Кто смел, тот и съел", "Лучше бы в команде, чем среди пассажиров" и т.п. Оно в принципе не способно покончить с мафией, как внутри государства, так и рядом с ним, потому что всегда най­дётся немало людей, которым не хватало места под солнцем госаппа­рата и которые создадут своё контргосударствомафиию в прямом смысле этого слова, тоже со своими законами, налогами и также, как и государство, опирающуюся на насилие.

Заранее предвижу, как прочитав эти строки и посетовав на наш утопизм, либеральные демократы возразят нам: "Ну ведь, если оставить в стороне общие рассуждения, многопартийность и парламента­ризм – это с одной стороны, понятно всем, а с другой – гораздо луч­ше, чем то, что мы имеем сегодня." Спору нет, лучше! Но предста­вьте себе человека, который одновременно болен насморком и чумой. Конечно же, если уложить его в постель и начать усиленно лечить от насморка, это будет лучше, чем вообще его не лечить. Конечно, по сравнению с чумой, как лечить от насморка "понятно всем", но если мы будем лечить только от насморка, а по окончании его займёмся чумой, то исход может быть летальным.

Перед нашей страной ставят тяжелейшие проблемы: экономический, экологический и наверное даже психический кризис. Всё это следст­вие господства государственно-чиновничьей мафии, следствие отчуж­дения трудящихся от средств труда, жителей от жилищ, народов от природной и культурной среды. Если эти проблемы не будут решены в самое ближайшее время, наш народ ждёт деградация и вымирание. Опыт той же Италии показал, что переход к многопартийности и парламен­таризму не разрешил ни проблему мафиозности, ни чудовищных злоупо­треблений чиновничества, ни культурной отсталости целых регионов, ни экологических проблем. Слов нет, что устранение от власти наи­более одиозных фигур, связанных с номенклатурой правящей партии, изменение порядка законодательства, - всё это будет лечение. Но это будет лечение насморка. Пока мелкая, рутинная, а потому самая реальная власть останется у класса нескольких миллионов клерков, пока править народом будет политически активное меньшинство – про­блемы сохранятся.

Выход один – уничтожение чиновничьей иерархии, передача вла­сти в руки "народных представителей", т.е. всё того же меньшинст­ва, всё тех же проклятых ПАРТИЙ, а в руки самого народа, создание системы народного самоуправления в виде федерации беспартийных советов.

А посему, если вы за мафию советского типа – идите к "Памяти" или в номенклатуру, если за мафию итальянского типа – идите к сто­ронникам многопартийной системы. Если вы против мафии – присоеди­няйтесь к нам.

А.ИСАЕВ