МИФ НАЦИИ

Вадим ДАМЬЕ

«Назвать деспота деспотом всегда было опасно.

А в наши дни настолько же опасно назвать рабов рабами».

Акутагава Рюноскэ

Патриотизм сегодня в большой моде. Власть и оппозиция пытаются перещеголять друг-друга в деле «защиты нацио­нальных интересов». Едва лишь переизбранный на второй срок, Ельцин громогласно обещает «новую национальную идею» для России. КПРФ с соратниками немедленно учре­ждают «народно-патриотический союз». Генерал Лебедь обе­щает прекратить чеченскую войну, поскольку ему-де «за дер­жаву обидно», а оберфюрер приватизации Чубайс возражает - во имя целостности той же державы. Во славу русской на­ции топочут сапоги баркашей и фиглярничают Жириновский и Лимонов. В среде левых буйно расцветает «почвенничест­ва», которое рьяно обличает космополитизм с позиций «на­циональной культуры». И даже те, кто в этой удушливой атмосфере чванливой истерики еще рискует именовать себя «интернационалистами», считают нужным оговориться: «Нет нужды доказывать, что чувство Родины, ощущение принад­лежности к своей нации, ее культуре, традициям и обыча­ям., идея защиты государственных интересов страны- ничего общего с национализмом не имеют. Патриотизм в этом смыс­ле - естественное чувство всякого нормального человека» («Альтернативы», №1, 1996, с 74).

Очевидно, Лев Толстой не был нормальным человеком. Он не постеснялся заявить во всеуслышание, что патриотизм - это дикость, скотство, кровь и ненависть. Того же мнения придерживались и другие гуманисты. Но что до них нынеш­ним политикам, которыми овладел «злой демон конца века» - национализм?

* * *

Взлет национал-патриотизма нельзя считать достоянием корчащейся в смертных муках экс-«советской» империи. Те же роковые симптомы обнаруживаются и в других государ­ствах мира: усиление националистических и ультраправых партий, рост страха перед «чужими» (ксенофобии), кровавые «этнические» и религиозные конфликты. Что бы ни происх­одило - экономический кризис или политические потрясения, падение уровня жизни или болезненные социальные сдвиги - обыватель повсюду винит во всех проблемах «чужаков», «инородцев» и иностранцев. Вся древняя, ядовитая и смер­дящая ненависть идет сегодня во фронтальную атаку против Гуманизма.

В незапамятные времена первобытный человек верил, что только члены его рода и племени являются людьми, все ос­тальные приравнивались к животным, на них разрешалось охотиться, их можно было убивать и даже пожирать. До сих пор на языках некоторых народов «люди» или «настоящие люди» - самоназвания. Основой для такой психологии служили кровное родство и поклонение общим, обожествлен­ным предкам. «Внутри племени высшим законом служит пра­вило «каждый за всех»- Но оно не распространяется на со­седние кланы и племена», - отмечал Кропоткин. - «И если дело доходит до войны, то самые крайние жестокости могут вызвать восхищение племени. Эта двойная мораль проходит через всю историю человечества и сохранилась до сего дня» (П. Кропоткин. Взаимная помощь- Берлин, 1977, с 103-104).

Древние предрассудки держались стойко» сопротивляясь доводам знаний и разума. Египтяне сомневались в человечес­кой природе «азиатов», а эллины - «варваров». В Греции и Риме нередко именно приверженцы демократических режимов более других склонялись к порабощению чужих земель - обилие чужеплеменных рабов должно было облегчить жизнь соплеменников. На Руси всех иностранцев именовали «не-мы» («немцы»). Испанские конкистадоры и католические священ­ники спорили, обладают ли человеческой душой покоренные индейцы. В Японии еще в XIX веке были убеждены, что ев­ропейцы, мочась, поднимают ноги, как собаки. А в нашем, «просвещенном» веке нацисты уничтожали миллионы людей, объявив их «недочеловеками», опасными животными и выродками…

Тем не менее, тысячелетия не прошли бесследно. Люди постигали огромность и многообразие мира, знакомились с другими культурами и начинали понимать, что они и подчас столь непохожие на них внешне существа, говорящие на иных языках и поклоняющиеся иным богам принадлежат к одному - тому же самому - человечеству. Вряд ли первобыт­ные заблуждения просуществовали столь долго, если бы они не поддерживались и не подпитывались сознательно. Вина ле­жит не на «порочной» человеческой натуре - а на вполне конкретных интересах властителей государств и правящих классов. На протяжении всей истории они - посредством вос­питания и религии, образования и науки, прямого идеологи­ческого нажима и хитроумного обмана - внушали своим под­данным, что господа и рабы, говорящие на одном наречии и верящие в одного бога, ближе друг к другу, чем угнетенные разных племен, стран и «наций». Ксенофобии была придана, таким образом, компенсирующая (отвлекающая) функция.

Национальная идея взывает к «племенной», «этнической» или государственной солидарности. Когда измученный бедняк не мог больше сносить гнет властелина, ему всегда указыва­ли на «внешнюю угрозу» - на реальных или мнимых врагов из соседнего клана, города или царства. В осажденной кре­пости некогда думать о внутренних «распрях». Единство ро­да, племени, народа, государства в борьбе с опасностью извне испокон веков служила последним и решающим доводом для оправдания «социального мира», незыблемости господства и иерархии. В период феодальных войн бароны науськивали своих крестьян на крепостных соседа. В эпоху национальных государств и мировых войн то же самое делают правительст­ва и бароны нефти, угля и стали.

«Паны дерутся, а у холопов чубы трещат» - гласит ста­ринная поговорка. Угнетенные, сражающиеся за своих господ, не могут объединиться друг с другом и вместе восстать Чем больше наемные рабы капитала разных стран и «наций» во­юют между собой и ненавидят своих иноязычных братьев по классу, тем труднее становятся классовая солидарность и взаимопомощь, тем меньше у них шансов на успех в сопро­тивлении эксплуатации, тем дальше социальная революция.

В обмен на повиновение господам, национальная идея обещает угнетенным- собственных рабов. Пусть тебе живется нелегко, внушает она, но по самому факту своего происхо­ждения ты - настоящий человек, ты выше всех окружающих народов. Гордиться славою своих повелителей и их предков не только можно, но и должна Пусть тебя высечет хозяин -ты всегда можешь отыграться на своем рабе, забив его до смерти: ведь он всего лишь «недочеловек»…

Наряду с призывом к единению с господами национальная идея убеждает людей, будто во всех их трудностях винова­ты не хозяева государства и собственности, а угнетенные и обездоленные другой национальности. Сокращение «социаль­ного государства» и рост безработицы на сегодняшнем За­паде вызваны структурной перестройкой экономики, которую осуществляет капитал - но СМИ и платные «исследователи» внушают трудящимся, что это «нахлынувшие иностранцы» крадут у них рабочие места, социальные льготы и пособия. Многие верят и голосуют за неофашистов и крайне правых. В югославских республиках повернувшая к рынку бюрокра­тия была смертельно напугана стачками против повышения цен. Выход был найден быстра на место классовой солидар­ности поставили национальную, и с тех пор на Балканах, не переставая, льется кровь, а обогатившиеся чиновники спокой­но подсчитыавают барыши.

Девиз «Разделяй и властвуй» - это принцип действия на­циональной идеи. Бюрократы и необогачи, спекулянты и ма­фиози в республиках бывшего «Союза», воз те, кто обирает нас с помошью сверхвысоких цен и сверхнизких зарплат, очень хотят, чтобы мы забыли и думать о том, что это они - виновники кризиса. «Гражданский мир» и «национальное единство» - прекрасная завеса для обираловки. Понадобилось повернуть гнев людей труда на кого-то другого, чтобы заста­вить их униженно сносить все издевательства власти, красно-и зеленопиджачников. Пропасть между обирающими и обира­емыми должна затянуться во имя отражения вековечных или очередных врагов «Великой России», «Украинской Держав-ности» и т. п. Выбор кандидатов на роль козла отпущения - дело вкуса и политических пристрастий. Здесь могут сойти «сионисты», «масоны», «Америка», «Запад», «мондиализм», «черные», «чеченцы», «кавказцы», «москали» - список бес­конечен. Чем масштабнее совершаемый грабеж, тем сильнее надрывается вор в крике «Держи вора». Не случайно в ря­дах самых рьяных поборников депортации «кавказцев» ока­зался шеф одной из наиболее коррумпированных клик - мэр Москвы Лужков.

В подтверждении человеконенавистнических фантазий о «еврейском» или «кавказском заговоре» шовинисты и патри­оты пускаются в сладострастное перечисление «инородчес­ких» фамилий банкиров, министров и мафиози. Но что дока­зывают эти имена? Бесспорно, что среди евреев есть богачи, а среди «кавказцев» - мафиози. Но еще больше среди них бедняков, чье положение ничем не отличается от положения русских трудящихся. Зато всегда можно назвать еще боль­шее количество самых злостных угнетателей и бандитов из числа «лиц коренной национальности». Но националисты не будут слушать. Их убежденность не основана на доводах рассудка. Она параноидальна и сродни мании преследования, когда больному за каждым кустом мерещится враг и заговор-шик, которому, очевидно, больше нечем заниматься, кроме как губить «Великую Россию» или «Самостийную Украи­ну». И если иному обывателю просто приятнее, когда его обирает кто-то, похожий на него цветом глаз и волос, то с подобным мазохистским комплексом лучше обратиться к пси­хиатру.

С началом интервенции в Чечне власти вместе с патриота­ми извлекли на свет пугало «чеченской угрозы». Достаточно посмотреть на карту, чтобы недоуменно ахнуты как крошеч­ная страна с населением, в десять раз меньшим, чем число жителей Москвы, может представлять опасность для все еще огромной империи? Но ларчик просто открывается: номенкла­тура и необогачи Чечни не пожелали делиться с московски­ми господами тем, что они выкачивают из собственного наро­да и могут выжать из переброски азербайджанской нефти в Западную Европу через Северный Кавказ. Обида русских пат­риотов вполне понятна. Неясно только, почему за это долж­ны умирать тысячи простых людей - «чеченцев» и «россиян».

История раздела псевдосоветской державы со всей отчет­ливостью продемонстрировала еще одну функцию патриоти­ческой идеологии. От служит для узаконения новых госу­дарств, изменения методов и механизмов господства и возвы­шения новых правящих клик. Номенклатура бывшего «Сою­за» очень быстро обнаружила, что для задуманного ею раз­дела и передела собственности и власти, для того, чтобы заставить трудящихся «больше работать» и на меньшее пре­тендовать, прежняя «красная» идеология не годится. Пере­красившиеся властители постарались откреститься от своих предшественников и конкурентов, а заодно и выбросили вон всякие социальные мотивы. Республиканские и областные партбоссы стремились стать полновластными хозяевами на управляемых ими территориях. Наилучшая возможность для этого возникала с образованием новых, контролируемых ими государств, а для оправдания этих актов служила националь­ная идея.

Конкурентом бюрократии в борьбе за власть выступила во многих республиках местная интеллигентская верхушка. Она привыкла считать себя «солью земли», «глашатаем и хранителем национальной культуры» - теперь она объявила себя альтернативной элитой и претендовала на свою долю пирога. В России она первое время провозгласила идеологию западного либерализма, но ее флер скоро потускнел, В дру­гих республиках интеллигентские клики учредили разнооб­разные «народные» фронты и рухи и потребовали «нацио­нальной независимости», то есть собственной власти. Уступив в итоге своим более опытным и хитрым номенклатурным со­перникам, эти патриотические писатели, художники и ученые сомкнулись с ними на почве национализма.

Национализм и патриотизм сегодня - идеологический кон­сенсус для всех партий и сил, претендующих на господство в России и других «независимых государствах». А над Моск­вой развевается старый, царский флаг и сияет хищный им­перский герб.

* * *

Существуют ли какие-либо объективные критерии для определения таких понятий, как «нация» или «народ» - или же мы имеем дело с мифом, который относится исключитель­но к сфере идеологии, то есть ложного сознания?

Националисты, патриоты и почвенники утверждают, что нации имеют объективные и неоспоримые признаки - общие территорию, язык, культуру, происхождение, расовые и пси­хологические особенности. Они представляют возникновение наций, как естественный процесс вначале живущие вместе и часто связанные по крови группы людей развивают единые культуру и язык, затем они сознают свою общность - так складываются народы, наконец, народам удается достичь по­литического и экономического единства и создать свое госу­дарство, образуя нации. При этом во французской и англо­саксонской традиции понятия «нация» и «государство» поч­ти тождественны; в Германии и Восточной Европе главное внимание обращают на «кровь и почву» - общность происхо­ждения, культуры и языка. Марксисты связывают переход от «народности» к «нации» с социально-экономическими зако­номерностями, формированием единого рынка и национальной буржуазии.

С точки зрения гносеологии, всякое «общее понятие» ус­ловно. Целое неистинно, утверждали Адорно и Хоркхаймер. В реальности - всегда конкретной и неповторимой - сущест­вует только единичное (индивидуальное); всякая группировка и классификация - это продукт нашего разума, инструмент познания мира. Об этом всегда следует помнить. Очень опас­но не видеть за лесом деревья. Объединяя явления по степе­ни близости или разделяя их границами, легко ошибиться, тем более, в социальном мире, где ложное мнение может по­служить интересам тех, кто стоит у власти или претендует на нее. Как же обстоит дело в действительности с теми об­щностями, которые провозглашают националисты?

Начнем с тезиса об «общности происхождения» наций. Ни один из крупных «народов» современности не может по­хвастаться (если это повод для хвастовства) «чистотой кро­ви». Времена, когда большинство человечества жило объеди­нениями, основанными на кровнородственных связях – родами и кланами - давно миновали. Кое-где такие сообщества еще сохранились, но чаше всего они исчезли с образованием тер­риториальной (соседской) общины. Немцы и французы, италь­янцы и поляки, русские и украинцы, как и все другие «на­ции» сформировались в результате смешения многих, самых разных по происхождению племен и этнических групп, так что нередко представители одной и той же «нации» больше похожи на «инородцев», чем друг на друга.

«Чистых рас больше не существует…», - отмечал Р. Роккер, автор двухтомного исследования «Национализм и куль­тура». - «Так называемые основные расы Европы сегодня так перемешались, что чистокровные народы обнаружить невоз­можно. Во времена переселения народов «нордические» пле­мена массами покидали старую родину и отправлялись на Юг, где их кровь сливалась с кровью местного населения, принадлежащего к иным расам. Вторгавшиеся с Востока сла­вянские племена занимали полуопустевшие области. Древнее население Германии было совершенно преобразовано этим длительным смешением» (Р. Роккер. Национализм и культура. Т. 2. Бремен, с 439). Хорошо известно, как на территории Франции перемешивались галлы, германцы и римляне, а на территории Русской равнины и Сибири славяне сотни лет сливались с угро-финнами, тюрками и иберо-кавказцами, так что сегодня у многих русских легко обнаружить «финские» или «монгольские» черты.

Мнимым оказывается при ближайшем рассмотрении язы­ковое единство «народов» и «наций». Еще в Средневековье в Западной и Восточной Европе развивались сотни говоров, диалектов, наречий и языков. Современные, так называемые «национальные» языки были искусственно навязаны осталь­ному населению только потому, что на них изъяснялась пра­вящая каста «Верхненемецкий был чисто письменным язы­ком…, на котором с 16 века писали чиновники в имперских и княжеских канцеляриях. Нидерланды после 1648 г…. по поли­тическим мотивам, чтобы отгородиться, создали свой собст­венный официальный язык… Герцогство между Уазой и Сеной стало распространять свое господство на области, которые мы знаем сегодня, как Францию. Париж стал столицей, и там начали говорить «по-французски», на языке, на котором писа­ли вначале чиновники… После Французской революции все остальные наречия Франции вытеснялись… Испанский был сперва кастильским диалектом, итальянский - тосканским, русский - диалектом московского региона, японский - токий­ского, а английский - лондонского», - отмечали немецкие ис­следователи («Шварцер Фаден», 1994, №4, с. 31).

Утверждение «национальных» языков и вытеснение всех остальных, на которых изъяснялись жители общин и регио­нов, поглощенных централизованными государствами, отнюдь не было «естественным», мирным и безболезненным процес­сом. Все иные говоры не признавались языками, их использ­ование считалось признаком низшей культуры или вообще за­прещалось. Школа, литература, пресса закрепляли привилеги­рованное положение «избранных» диалектов и отсекали дру­гие. Лишь немногие из этих локальных наречий сохранились поныне в быту, лишенные всяких прав - ломбардские, неапо­литанские, провансальские, швабские, рейнские, нижненемец­кие, южнорусские, волжские, новгородское, псковское, по­морское… Особенно потрудилось в централизаторском угаре Русское государство - большинство говоров и языков, на ко­торых еще столетия назад говорили его обитатели, ныне мертвы и забыты.

Централизованное государство конструирует «нацию» из моря региональных и местных культурных и языковых сооб­ществ. При этом оно режет по-живому, действует железом и кровью, насильственно унифицируя культуры, не останавлива­ясь даже перед уничтожением населения огромных территорий (вспомним, хотя бы, о средневековом геноциде, учиненном северофранцузскими завоевателями в альбигойском Провансе).

«Национализм, - пишут немецкие авторы, - разрушил местные культуры и утверждает, будто он представляет не­кую «народную культуру», которая создалась из элементов этих прежних культур, заимствовав определенные песни, тен­денции, обычаи и т. д. Возникло анонимное, безличностное общество из подобных атомам индивидов, удерживаемых вме­сте такой мифической «общенациональной» культурой. Наци­онализм - это идеология, которая должна заставить забыть о господстве государства… Он был и остается инструментом господства» («Шварцер Фаден», 1994, №4, с. 33).

Многие националисты изображают «народ» как некое квази-природное и органическое единство, как дерево, вырас­тающее из родной почвы. История показывает лживость та­ких утверждений. В борьбе за установление и расширение своей власти государство искусственно создает «нацию»; принадлежность к ней не определяется некими глубинными и естественными причинами. Границы между «нациями» услов­ны и размыты; они проводились маленькими кучками правите­лей и политиков в интересах правящих клик и господствую­щих классов. Именно эти вершители судеб мира решали, к какому «народу», к какой «нации» будет принадлежать на­селение той или иной территории, в зависимости от того, ка­ким государством она была завоевана и порабощена. Господа делили между собой владения и рабов.

Любое государство, кроящее нацию, совершает преступле­ние против человечества. Любое «национально-освободительное» движение, то есть движение за создание национального государства или за особые права той или иной «нации» реакционно. Оно всегда начинается с противопоставления «на­родов» друг другу - это первый шаг в «национальном само­сознании». Мы - не они, они - не мы; все, кто не мы - вон. Россия - для русских, Африка - для черных, Ближний Восток - для арабов, Германия - для немцев. Эксплуатируемые и уг­нетенные других «наций» должны убираться прочь во славу классового мира людей труда с угнетателями из «своей на­циональности». Первое, что делают национальные движения еще до прихода к власти - организуют собственный аппарат господства, армию и полицию. После прихода к власти они начинают создавать нацию. Как это происходит, показала ис­тория стран, «освободившихся» от колониальной зависимо­сти. Вначале государство под руководством новой «нацио­нальной» элиты проводит этнические чистки, затем постепен­но устанавливает контроль над всей территорией, преследуя и изгоняя меньшинства. США после обретения независимости развернули охоту на индейцев. Негр Дессалин, добившийся освобождения Гаити от Франции, объявил себя императором, восстановил помещичье землевладение и вырезал всех белых, включая бедняков, никогда не имевших рабов. «Антиимпериа­листический» арабский режим в Ираке развязал геноцид против курдов. Независимый Алжир изгнал почти всех фран­цузов, в том числе людей труда. Организация освобождения Палестины еще не успела обзавестись своим государством, но уже установила диктатуру своего вождя, учредила полицейс­кие силы и ограничивает свободу печати. Африканские госу­дарства, созданные в границах бывших европейских колоний, разделили одни и те же племена и группы и силой подавля­ют любые попытки сближения как «трайбализм» и «сепара­тизм»; в результате вспыхивают войны, унесшие уже миллио­ны человеческих жизней. Пришедшие к власти «освободи­тельные» движения навязывают всем жителям угодную им культуру и уничтожают всякие местные особенности и куль­туры. Все объявляются единой нацией с едиными языком, культурой и интересами.

* * *

Излюбленный аргумент националистов и почвенников -это тезис о психологических особенностях того или иного «народа», совокупность которых образует якобы так называемый «национальный характер». В наиболее грубой и шови­нистической форме они предстают в виде «национальных сте­реотипов» - широко распространенных обывательских пред­ставлений о различных «народах». При этом обычно «своя» нация наделяется множеством положительных качеств, а дру­гие - отрицательными или уничижительными чертами. Напри­мер, для русских патриотов их «соплеменники» - душевные, широкие и добрые натуры, любящие родину, немцы - сверх­дисциплинированные и прижимистые типы, евреи - хитрые и злобные жадины, «негры» - ленивые, а «кавказцы» - воин­ственные и жестокие. Для немецкого шовиниста, напротив, его соотечественники будут работящими и прилежными, вер­ными родине и обязанностям, а славяне - грязными и ленивы­ми выродками. Впрочем, как иронически замечал Шопенгауэр, «поскольку национальный характер ведет речь о массе, ему, по чести, нечем гордиться. Человеческая ограниченность, сума­сбродство и дурные качества в различных формах проявляют­ся в разных странах, и это именуют национальным характе­ром. Оскорбляемые одним, мы хвалим другого, пока не поссо­римся с ним. Каждая нация издевается над другими, и каж­дая права».

Одни националисты считают «национальную психологию» исконной, другие - выводят ее из общих условий жизни, из общей «почвы» и истории. «Народ» и «нация» предстают, таким образом, как единый, целостный организм. Но Р. Роккер не зря предостерегал от того, чтобы говорить «о целом народе, о целом государстве гак, как если бы они были от­дельными существами» и наделять «их определенными черта­ми характера и особыми психическими качествами». Аб­страктным социологическим понятиям, таким как государство или народ приписываются свойства конкретных существ, что ведет к самым чудовищным заблуждениям. Действительно, че­ловек, сталкивающийся с теми же обстоятельствами и про­блемами, что и окружающие, может ощущать и действовать, как они, чувствовать общую боль, радость или воодушевле­ние Но и в этих случаях мы имеем дело с индивидуальной реакцией отдельных людей, а не некоего сверхорганизма - ведь «психологические возможности для душевных пережива­ний и впечатлений имеются только у индивидов, а не у аб­страктных сущностей вроде государства, массы, нации или расы». Принадлежность к ним отнюдь не предопределяет мысли и чувства человека. «Точно так же невозможно из об­раза мышления или характера отдельного человека вывести некую сущность нации, расы или класса. Любое крупное об­щественное образование охватывает людей со всеми мысли­мыми свойствами характера, душевными склонностями и практическими реакциями. Между людьми, принадлежащими к такому образованию, во многих случаях существует из­вестное чувство родства, которое не является врожденным, а воспитывается; но для характеристики целого оно не имеет большого значения. То же самое относится к определенному сходству физического и духовного рода, которое вызывается внешними условиями окружающей среды. В любом случае особые склонности индивида в его развитии проявляются сильнее, чем все внешние влияния» (Р. Роккер. Опасность коллективных психологических понятий // Р. Роккер. Собр. соч. Т. 1. 1919 - 1933 Франкфурт, 1980, с. 145-150).

* * *

Последним прибежищем патриотов можно считать довод о том, что принадлежность к тому или иному «народу» - это просто вопрос самосознания и самоидентификации людей, горячо привязанных к своим родным местам, обычаям и тра­дициям. Если люди относят себя к той или иной «нации», значит она существует. Аргумент более чем сомнительный. Раб, например, может сколько ему угодно считать себя по­велителем мира - в его реальном положении от этого ничего не изменится, просто прибавится иллюзий. Именно такие верования и относят к ложному сознанию. Тем более, что воз­никают они, как мы показали, не сами по себе, а под давле­нием государств и правящих классов. Чем свободнее человек, чем с большим количеством культур он знаком, тем труднее ему отождествить себя с какой-то одной конкретной «наци­ей». И уж в совсем безумном положении оказываются люди, чьи отец и мать принадлежали к разным «национальностям»: они должны, по логике патриотов, либо разрубить себя на части, либо предать кого-либо из родителей.

Интимные чувства любви к родным местам, так называе­мой «малой родине» не имеют ничего общего с патриотиз­мом. Большинство людей (хотя и не все) привязаны к тому, что окружало их с детства, к знакомому с младенчества пей­зажу, к песням, которые они слышат от матери и близких, иначе говоря, к своим материализованным воспоминаниям. Все это - конкретные вещи, которые можно любить. Никому не придет в голову убивать и умирать во имя красоты ландшаф­та или ненавидеть одни местности только из любви к дру­гим. Но огромные, холодные и абстрактные понятия «нации» и государства любви не поддаются - они генерируют иные чувства: самоотреченного поклонения и служения, покорности власти, звериной агрессии по отношению ко воем тем, кто к ним не принадлежит.

Если «нация» - иллюзорная реальность, то этого нельзя сказать о складывавшихся столетиями на основе соседских общин регионах. Это означает, что не существует русских, украинцев, немцев, французов, итальянцев и т. д. - есть моск­вичи и сибиряки, волжане и северяне, подоляне и галицийцы, одесситы, и донбасцы, полешуки и крымцы, берлинцы и гамбуржцы, швабы и фрисландцы, парижане и овернцы, бре­тонцы и провансальцы, эльзасцы и гасконцы, римляне и вене­цианцы, неаполитанцы и тосканцы, сардинцы и сицилийцы…Но и эти регионы давно уже не едины в культурном отно­шении. С одной стороны, местные общины и сообщества с их традициями и нормами взаимопомощи сильно подорваны раз­витием индустриального общества, состоящего из анонимных индивидов. С другой, люди из разных стран и местностей все больше общаются и сближаются друг с другом, действитель­но сливаясь в человечества. Но оно, это человечество, отнюдь не становится более однообразным. И в этом счастье, ибо од­нообразие означает механическое закостенение и смерть Го­могенной, однородной культуры сегодня уже не встретишь даже в отдельном регионе - в каждом из них можно обнару­жить пестрое многоцветие субкультур отдельных обществен­ных и возрастных групп, объединений по интересам и убе­ждениям. Это зародыш предсказанных Кропоткиным союзов людей, «члены которых будут соединяться для удовлетворе­ния экономических, умственных, художественных и нравст­венных потребностей, не ограничивающихся одною только страною», «для всякого рода общей работы, а то попросту и для удовольствия» (П. Кропоткин. Записки революционера. М., 1988, с 389). Традиции и нравы жителей мегаполисов Америки, Европы, Японии и России имеют между собой ку­да больше общего, чем обычаи москвичей и обитателей ка­кого-нибудь села в сибирской глубинке. Люди одной профес­сии или с одинаковыми интересами и увлечениями из разных стран с легкостью понимают друг друга. Хиппи или панк из Питера легче найдет общий язык с молодежью из той же субкультуры в Париже, чем - быть может - с собственными родителями. Оставим стенания об «отрыве от исконных кор­ней» патриотам и почвенникам, пусть плачут о том, чего, скорее всего, и не было. А мы будем приветствовать красоту единства в многообразии, новое многообразие и богатство субкультур единого человечества - новый космополитизм.

Анархизм отстаивает единство человеческого рода и сво­боду человеческой личности. Любая национальная, патриоти­ческая идея реакционна - ведь она призывает вернуться в плен внушающего ужас мифа, проповедует преданность хо­лодному чудовищу государства, сходство интересов угнетате­лей и угнетенных, эксплуататоров и эксплуатируемых на ос­нове неких абстрактных и чаше всего выдуманных признаков. На этом пути мы только подставляем себя под кнут и теря­ем собственное достоинство. Националист, патриот, почвенник - либо хитроумный господин, либо одураченный раб.

Если мы - не господа и не рабы, а свободные люди, мы должны сбросить с себя клеймо нации, избавиться от патри­отического ярма. Слепота национальных чувств, принцип кол­лективной ответственности, психология разделения мира на «своих» и «чужих» с неизбежным «долгом крови», обязан­ность любить «свое» государство и повиноваться его прави­телям - все это стальные цепи, надетые на личность человека и навязывающие ей искусственную идентификацию. Они ско­вывают ее, подчиняют, удушают в ней всякое стремление к свободе и ответственности, личному самоопределению и само­управлению. Они убивают в зародыше всякую способность людей труда к солидарности и совместной борьбе против уг­нетателей всех «национальностей».

Анархисты - космополиты и антипатриоты по природе, но отнюдь не сторонники мертвящего единообразия. Угнетенные и эксплуатируемые любого региона, любой территории име­ют полное право самостоятельно решать свою судьбу и стро­ить свою жизнь. Мы - за многообразие культур, но против того, чтобы между ними создавались или искусственно под­держивались границы (а именно такова политика националис­тов, патриотов, почвенников всех мастей). Мы видим будущее мира не в самоопределении государств и «наций», а в феде­рации самоуправляющихся регионов со всем многоцветием, взаимным сближением и взаимообогащением культур. Но для этого необходима упорная, непримиримая борьба с любым угнетением, неравенством и несправедливостью.

Настоящий патриотизм, чувство, разумеется, весьма почтенное, но вместе с тем узкое, исключи­тельное, противучеловеческое нередко просто зверское Последовательный патриот только тот кто, любя страстно свое отечество и все свое, так­же страстно ненавидит все иностранное, ни дать ни взять, как наши славянофилы. М.А.Бакунин

Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. П.Я.Чаадаев

...Ревнивый патриотизм – это свирепая добродетель, которая пролила вдесятеро больше крови, чем все пороки вместе. А.И.Герцен