АВТОНОМЫ: СИЛА И СЛАБОСТЬ

Михаил МАГИД

Берлин - город контрастов. Когда я собирался писать о своих впечатлениях or поездки в Германию, я долго размышлял над тем, как мне начать. И решил сделать это таким вот обра­зом. Но, как ни банально это звучит, а действительности соот­ветствует. Берлин - странный город. Вот старые постройки XIX века, вот совковые уродливые коробки Восточного Берлина, пу­стошь (здесь когда-то была Стена), упакованный в стекло и бе­тон Западный Берлин - вставная челюсть, "витрина западного мира". Острова разных эпох, разные архитектурные стили...

Берлин - город тусовок. Сотни кафе, почти в каждом свой контингент, все что душе твоей угодно есть в Берлине. В этом кафе собираются панки, здесь - хипы, там - активисты партии зеленых. А вот здесь - турецкие маоисты, лесбиянки, курдские эмигранты из Ирака. Выбирай на вкус.

Много можно было бы еще рассказать, но мне все же хо­телось написать не столько о Берлине вообще, сколько о той тусовке, которая нас в Германию пригласила, об автономах.

Вероятно, не будет преувеличением сказать, что Берлин для российских левых радикалов давно уже сделался тем, чем Мекка является для мусульман, а Иерусалим для евреев. Ничего удивительного в этом нет: Германия - ближайшая к нам страна Запада, в которой имеет место быть сильное леворадикальное движение. Невольно напрашиваются некоторые параллели с си­туацией начала века: русские эсдеки смотрели тогда на СДПГ как на образец для подражания. Впрочем, мы не эсдеки, это во-первых, а во-вторых, мы не призываем подражать во всем авто­номам, несмотря на более чем высокую в целом оценку их дея­тельности.

Но все по порядку, и сначала немного истории. Автономистское движение, вообще говоря, родилось в Италии в 70-е годы. Итальянская "Аутономия операйя" - "Рабочая автономия" появилась на свет благодаря двум процессам: сильным моло­дежным (студенческим) протестам под леворадикальными ло­зунгами и мощному альтернативному рабочему движению (в 70 е годы на многих крупных предприятиях Италии возникли рабочие советы, не интегрированные в существовавшие проф­союзы и выдвигавшие, наряду с социальными требованиями, идею перехода этих предприятий к самоуправлению). Рабочая автономия - молодежное движение, тесно связанное с фабрично-заводским пролетариатом - было, несмотря на несомненные либертарные, анархические моменты, марксистско-ленинским по идеологии и, вследствие этого, авторитарным по духу. Увы, итальянская компартия в это время пользовалась громадной популярностью, была ведущей левой группировкой в стране: представить себе рабочее движение без коммунистов было не­возможно. Не избежали коммунистического влияния и итальян­ские автономы.

Иное дело - автономы немецкие. Хотя их движение и воз никло вначале благодаря итальянскому опыту, так сказать, в подражание операистам, но опиралось на совершенно иные традиции. Это, в первую очередь, конечно, левацкие молодеж­ные бунты, студенческие выступления. Но нужно иметь в виду, что на немецких автономов огромное впечатление произвело социально-экологическое движение 70-х.

О немецких зеленых в российской радикальной прессе уже писали (см.. например, "Свободное слово". №3, 1995 г.). На­помню лишь, что во второй половине 70-х гг. в Германии сложи­лось мощное экологическое движение. В нем принимало уча­стие несколько миллионов человек, объединенных в тысячи гра­жданских инициатив. В повседневную жизнь вошли многотысяч­ные марши протеста, столкновения с полицией. Впрочем, хотя острие движения было направлено против строительства ядер­ных объектов, такого рода деятельность не была единственной формой активности. Так, в системе альтернативной кооперации, созданной в рамках движения гражданских инициатив, работа­ло от 100 до 500 тысяч человек.

Зеленое движение в то время строилось по либертарным принципам, как сеть независимых групп, без жесткого фиксиро­ванного членства, без руководящего центра (существовавшие центры выполняли скорее функции информационного обмена и координации, нежели функции управления). Гражданские иници­ативы отвергли в собственных структурах нормы и принципы представительной демократии, орудия Системы. Они строились на принципах самоуправления и стремления к консенсусу, ува­жения прав меньшинства.

Немецкие автономы, принимавшие в движении активное участие, восприняли многие его идеи. Все это привело к тому, что сегодня они выгодно отличаются от своих итальянских кол­лег они гораздо менее авторитарны.

Некоторые наши левые полагают, что для современного анархизма необходим радикальный разрыв с рабочим классом, ибо этот общественный класс давно утратил свое внесистемное значение, интегрировался в капиталистическую систему, пере­стал осознавать себя самостоятельной силой. Отсюда вывод - надо ориентироваться исключительно на социально-экологиче­ские движения. Часто в качестве примера, подтверждающего данные утверждения, ссылаются на немецких автономов, якобы сделавших сознательный выбор в пользу такого рода решений. Полагаю, что это не соответствует действительности. Может быть, часть автономов так думает, но далеко не все. Просто в Германии в послевоенные годы не было сильных и организо­ванных рабочих выступлений (как в Италии или. скажем, во Франции). Немецкие автономы связаны с другой традицией, но это не значит что они негативно относились бы к рабочему движению, если бы такое движение в Германии появилось. Ав­тор этих строк может засвидетельствовать: рассказ о декабрь­ских забастовках во Франции вызвал огромный интерес на пос­леднем конгрессе, организованном автономами. На нашей вос­точно-европейской секции тоже немало говорилось о возможностях радикализации рабочих протестов, и такая постановка вопроса встретила понимание у немецких товарищей.

Надо сказать, что в современной Германии нет не только сильных рабочих инициатив, но сильных социальных движений вообще (может быть, исключением является движение протеста против захоронения радиоактивных отходов в Горлебене). Это привело к тому, что автономы замкнулись в себе, образовав своего рода гетто. Некоторые считают, что причины этого в са­мих автономах, что они сами недостаточно активны. С другой стороны, не совсем понятно, в чем участвовать, если никаких движений нет. Нельзя же их высосать из пальца. Общество пас­сивно, что же могут сделать несколько тысяч левых радика­лов?

Как бы там ни было, автономы, несмотря на стагнацию, по-прежнему сильны - только в Берлине во время последней первомайской демонстрации им удалось вывести на улицы 12 тысяч человек.

Автономное движение располагает мощной разветвлен­ной инфраструктурой. Многочисленные здания - легальные и захваченные (сквоты), альтернативные кафе и библиотеки, альтернативные журналы и газеты, собственное кино, альтернатив­ные экономические проекты (кооперативы).

Но даже не это главное. В первый день нашего пребыва­ния в Берлине нас пригласили в альтернативное кафе. Там пока­зывали фильм, так сказать, киноотчет о деятельности левых ра­дикалов, фильм, естественно, очень политизированный. Но мы увидели десятки молодых людей, кафе было забито до отказа. И мы поняли - здесь есть леворадикальная среда, не просто ту совка, как у нас, а среда, то есть определенная, хотя и незначи­тельная часть общества автономам симпатизирует. И впослед­ствии это первое впечатление подтвердилось.

Что же представляют из себя автономы? К сожалению, в нашей стране, прежде всего благодаря людям вроде Цветкова и Костенко, сложился определенный стереотип, стереотип в кор­не ошибочный. В своих идиотических статьях Д.Костенко утвер­ждал примерно следующее: автономы - это что-то вроде пан­ков, они много пьют и любят наркотики, постоянно дерутся с полицией. В этом и выражается их неприятие существующего строя. Дискутировать с другом Э.Лимонова и товарищем В.Анпилова мы не собираемся, но увы, среди наших анархистов не­мало тех, кто принимает всерьез весь этот бред, не представляя себе реальности.

А вот в реальности автономы выглядят совершенно иначе. Социологических исследований мы не проводили, но несом­ненно то, что среди них значительную часть составляют пред­ставители интеллигенции, некоторые учатся в университетах, другие университеты уже закончили (в основном, гуманитарные факультеты) и работают по специальности. Есть даже точка зре­ния, что автономы - это фактически интеллигентское движение. Панков среди них много, но было бы большой ошибкой утвер­ждать, что панки и автономы - это одно и то же.

Около двух лет назад между двумя этими самостоятель­ными движениями начались весьма существенные разногласия и конфликты. Выглядело это примерно так: автономы и панки вместе захватывают здание, то есть устраивают сквот. Дальше начинается совместная жизнь, впрочем, продолжается она не­долго: панки (а не автономы) постоянно пьянствуют, конфликту­ют, дерутся друг с другом и в конце концов автономы вынуждены указать им на дверь.

Средний возраст у автономов примерно от 20 до 30 лет. Но вообще к ним в последнее время приходит мало молодых людей. Молодежь идет почти исключительно в группы "антифа" (антифашистские инициативы) и то в небольшом количестве.

По поводу уличных столкновений (стритфайта): есть те, кто это дело любит, другие - нет. Все очень индивидуально. На одной из демонстраций мы видели большую группу стритфайтеров "антифа"; все в черном, лица закрыты капюшонами, они образовали каре и шли в голове колонны, защищая ее от прово­каций со стороны полиции. Впрочем, в конце концов стритфайтеры повели себя агрессивно, - дело в том, что в Берлин в это время прибыла большая делегация НАТОвских чиновников. Их автомобильный кортеж был атакован автономами, забросан камнями.

Автономы живут либо в захваченных зданиях (сквотах), либо - чаще - снимают жилплощадь. Например, здание в котором мы жили, никогда сквотом не было, оно вполне легальное.

Базовой структурой (если так можно выразиться), основой движения являются сообщества (гемайншафт). Это группы близ­ких друг к другу по духу, приятных друг другу людей. Сообще­ство, которое пригласило нас, состоит из 10-15 человек и зани­мает пол-этажа в большом четырехэтажном здании бывшей фа­брики. Фактически эти пол-этажа представляют из себя вполне благоустроенную квартиру - две гостиные, два санузла, общая плита и холодильники, по периметру помещения - жилые комна­ты. Всего в здании живет более 50 человек в нескольких сооб­ществах. Квартира напротив нас отдана под офис антирасист­ской инициативе.

Наличие общего быта не означает, что все средства, заработанные членами группы, сбрасываются в общий котел. Свою зарплату люди используют как хотят, тратят на себя. Только не­которая часть индивидуальных заработков используется для совместных закупок продуктов, необходимых вещей. Есть также общий банковский счет для финансирования тех или иных про­ектов (например, политических).

Что привело молодых людей, часто выходцев из вполне обеспеченных семей, к образу жизни, столь нетипичному для буржуазного общества? Думается, что тут был целый комплекс причин. Помимо общих взглядов, общей политической деятель­ности еще и потребность в живом человеческом общении, стремление преодолеть взаимное отчуждение, индивидуализм, атомизацию. Не последнюю роль сыграли и желание избавиться от опеки родителей, и возможность решить проблему жилья, равно как и некоторые другие экономические проблемы. Воз­можно, именно в этом причина жизнеспособности автономного движения, существующего уже около 20 лет.

Сообщество существует до тех пор, пока сохраняется ли­чная симпатия между его членами. Этому способствует система базисной демократии, то есть решения, касающиеся всех, принимаются сообща, консенсусом. Но так дела обстоят далеко не всегда. Порой группа формируется не как союз равноправ­ных личностей, а вокруг какой-нибудь одной личности, ее почи­тателями. И если личность властная, авторитарная, тогда ничего хорошего не выйдет. В любом случае, такому сообществу мы не позавидуем.

Во время нашего пребывания в Берлине автономы неод­нократно задавали вопрос: а какую роль в вашей жизни играют все эти леворадикальные заморочки? Какую часть вашей жизни все это занимает? И вопрос был, в общем, не случаен. Он был связан с новым пониманием анархизма, характерным для левых 60-70-х годов, пониманием, прочно утвердившимся на сегод­няшний день в их среде.

Старый анархизм жил мечтой о будущем справедливом устройстве человеческого общества - либертарном коммунизме. Повседневная деятельность понималась прежде всего как под­готовка ко всеобщему вооруженному восстанию или захватной стачке на фабриках и заводах. После этого предполагалось, что трудящиеся возьмут заводы в самоуправление и построят но­вое общество - общество без власти, без принуждения, без экс­плуатации. До вышеозначенного момента следует лишь участ­вовать в социальных протестах с Целью их радикализации.

Однако анархисты и левые радикалы поколения 60-70-х взглянули на проблему иначе. Если ты хочешь строить новое не­авторитарное общество - начинай с себя. Живи не мечтой о бу­дущем, а работой в настоящем, строй свою жизнь по-новому сегодня и сейчас. С этой точки зрения единственная подлинная революция - революция повседневной жизни. И отсюда - сооб­щества, коммуны, кооперация, альтернативный образ жизни, в конечном счете. Такая позиция отнюдь не означает стремления к .автаркии, замкнутости. Ведь если альтернативная среда не будет расширяться, она будет сжиматься под давлением бур­жуазного общества. Ибо такова судьба всех движений: либо они растут, либо умирают. Отсюда стремление автономов уча­ствовать в различных гражданских инициативах, социальных протестах.

Кроме автономов в этой связи стоит упомянуть другую большую группу немецких левых - альтернативщиков. Послед ние стремятся не столько к участию в общественных процессах, сколько к обустройству собственной среды обитания. Они ме­нее радикальны политически, зато больше преуспели в разного рода позитивных проектах, например, в кооперации. Некоторые группы анархистов пытаются синтезировать эти два подхода, то есть, с одной стороны, политический радикализм, участие в социальных протестах, с другой стороны - более высокий, чем у автономов уровень экономической кооперации, создание на базе сообщества с участием всех его членов кооперативных производств с тем, чтобы добиться максимальной независимо­сти от существующего общества. Представляется, что такого ро­да синтез желателен и перспективен.

Для автономов вообще характерно стремление разрушить границу между личным и общественным, между политической деятельностью и частной жизнью. Но у такого подхода есть оборотная сторона. Во-первых, это зачастую приводит к поли­тизации (и излишней, с. моей точки зрения, политизации) такой тонкой сферы, как личные взаимоотношения. Во-вторых, между личностью и коллективом, даже если этот коллектив самый что ни на есть либертарный, должна существовать четкая граница. - в противном случае, это будет муравейник, где все и вся под­чинено общим интересам. В сообществе, где жили мы в общем не ощущается какой-либо прессинг на личность со стороны коллектива. А в других сообществах? Наверное, где как. По крайней мере, проблема эта существует и недооценивать ее серьезность нельзя.

Существуют ли организационные структуры на уровне выше сообщества? И да, и нет. Разумеется, у автономов нет чет кого фиксированного членства, они не организация, а именно движение. Более или менее регулярно проводятся пленумы с участием представителей различных групп и сообществ. В пос­ледние годы стали собираться общегерманские съезды. Разу­меется, решения этих пленумов и съездов носят рекомендатель­ный характер. Думается, что, если когда-нибудь возникнет "ав­тономная партия", большинство групп ей не подчинится, они для этого слишком независимы.

Здесь тоже свои плюсы и минусы. Далеко не всегда ав­тономы способны действовать организованно и слаженно. С другой стороны, разногласия не приводят к организационным расколам. И главное - нет бюрократии, управленцев, все дер­жится на неформальных отношениях, прочных личных связях. Хотя неформальный авторитет бывает иногда сильнее, чем фор­мальный, а личные связи не устраняют возможность манипуля­ций.

Мне кажется важным отметить в этой связи одну парадо­ксальную черту автономного движения. Очень часто сила его оборачивается слабостью и наоборот. Чем-то автономы похожи на русских народников конца XIX века. Похоже, что одним из главных мотивов, движущих ими, является чувство вины. Чувст­во вины перед евреями и другими национальными меньшинст­вами (это легко объясняется историческим прошлым Германии), перед народами Третьего мира ("мы живем в богатой стране и во многом за их счет, а они в бедности"), перед сексуальными меньшинствами и женщинами. Не хочу давать оценку, просто констатирую факт. Без этого трудно понять автономов. Но вот то. что придает им силу, часто становится источником их сла­бости.

Например, отношение к национально-освободительным движениям. Немецкие левые радикалы поддерживали вьетконговцев и сандинистов, проводили шумные кампании в поддер­жку марксистско-ленинских партизан Сальвадора, собирали деньги... То, что сразу же вызвало бы отвращение среди своих левых, то, что в самой Германии было бы объявлено авторита­ризмом и национализмом, легко прощалось вьетнамским и сандинистским повстанцам. Такое некритическое отношение имело далеко идущие последствия, с успехом использовалось буржу­азной прессой для нападок на автономное движение.

Из истории мы знаем, с какой легкостью народ, еще не­давно бывший объектом преследований и дискриминации, по­лучив новые возможности, сам превращается в преследователя. За примерами далеко ходить не надо: черный расизм набирает силу в Америке, сионизм явился причиной полувековой войны на Ближнем Востоке, исламский фундаментализм, поднявший знамя антиимпериалистической борьбы, выпавшее из рук араб­ских националистов, уже успел прославиться чудовищными тер­рористическими актами. Но все это. по-видимому, не совсем понятно людям, испытывающим комплекс вины перед Третьим миром и готовым порой простить ему многое. Хотя, конечно, автономы не поддерживают ни сионистов, ни фундаментали­стов.

Хотелось бы упомянуть в этой связи и немецкий ради­кальный феминизм, явление странное и двусмысленное. Пред­ставьте себе сцену: зал. огромное количество людей, десятки выступающих (мужчин и женщин). Вдруг кто-то поднимается с места: "Я женщина, цыганка, а на меня никто здесь не обращает внимания, никто не интересуется моими проблемами". Мгнове­ние - и зал взрывается, женщины заявляют протест и покидают собрание, образуя собственную фракцию. Этот малопонятный постороннему наблюдателю, но, несомненно, безобразный ин­цидент произошел на конгрессе автономов в прошлом году.

А вот чему был свидетелем лично я. Опять-таки зал, пол­ный людей, выступают мужчины и женщины, вдруг из президи­ума: "Мужчины говорят слишком много, требую предоставить слово женщинам". Минутное замешательство, среди женщин яв­но нет желающих выступить! Наконец кто-то поднимается и идет к микрофону.

Подобные инциденты производят тягостное впечатление. Не знаю, нужны ли тут комментарии. Очевидно, что женщин в последнем случае просто принуждали говорить их радикаль­ные товарки, очевидно, что такой подход, такое поведение фе­министок унижает не только мужчин, но (и прежде всего) самих женщин. Я лично не считаю, что женщины глупее меня. А коли гак, то неприлично заниматься подсчетом (в процентах), сколько женщин выступило и сколько мужчин. Это все равно, что под­считывать, представители каких национальных групп брали сло­во. И вообще, сколько в зале кого? Соблюдены ли процентные нормы?

Помню как на одном из наших московских собраний вы­ступали три человека, в том числе автор этой статьи. Говорили долго, остальные присутствующие лишь изредка подавали реплики. Штука в том, что все трое были евреями, а остальные - русскими. Ну чем не еврейский заговор? А ведь именно заго­вор по логике феминисток.

Такое поведение было бы еще объяснимо, если бы муж­чины-автономы позволяли себе хотя бы намеки на сексизм. Но дело как раз обстоит наоборот. Как сказала одна феминистка: "Для наших мужчин затрагивать женский вопрос - все равно, что брать в руки горячую картошку". Ни одной попытки дискри­минировать женщин мы не видели. И. по-моему, немецкий ра­дикальный феминизм сильно пахнет сексизмом наоборот, то есть женским сексизмом. Далеко не все автономистки придерживаются таких взглядов, но на них эта идеология оказывает большое влияние.

Но не хотелось бы, чтобы у читателей составилось нега­тивное представление о наших немецких товарищах. Должен сказать, что поездка в Берлин была, наверное, одним из самых ярких впечатлений моей жизни. Вряд ли можно где-либо еще встретить в таком количестве умных, нестандартно мыслящих, наконец, просто приятных людей, как среди автономов. И дело тут отнюдь не в идеологии, просто для них характерно особое мироощущение, мироощущение субъективно приятное.

В заключение - следующий эпизод. За день до нашего отъезда намечалась вечеринка. Жители нашей квартиры готови­лись к ней тщательно: кто-то готовил еду, другие убирали поме­щение, третьи украшали его, и все это без какого-либо руково­дства. Каждый делал свою работу на своем месте и не было даже никаких "производственных совещаний", а результат полу­чился тот, который устраивал всех. Кажется, на научном языке это называется "спонтанная координация снизу" или, если хотите, либертарный коммунизм.