LIX

МЫСЛИ О СОЦИАЛИЗАЦИИ ЗЕМЛИ, ФАБРИК И ЗАВОДОВ, СРЕДСТВ СУЩЕСТВОВАНИЯ И ТОРГОВЛИ

Основной мыслью коммунистического движения 1793 г. было то, что земля должна рассматриваться как достояние всего народа и что каждому должно быть обеспечено существование так, чтобы никто не был вынужден продавать свой труд под угрозой голода.

«Равенство на деле», о котором так много говорили в течение XVIII в., выражалось теперь в утверждении равного для всех права на землю; а обширная распродажа земель государством после конфискации церковных и дворянских имений давала осно­вание думать, что практическое осуществление этой основной мысли будет возможно.

Не следует забывать, что в то время крупная фабричная про­мышленность только начинала возникать и что земля была глав­ным орудием эксплуатации труда. Землей барин держал крестьян в своих руках, и невозможность иметь свой кусок земли застав­ляла крестьян выселяться в города, где они по необходимости ста­новились добычей фабриканта и торговца-спекулятора.

При таких условиях мысль коммунистов естественно направля­лась к тому, что тогда называли «аграрным законом», т. е. к огра­ничению земельной собственности каждого отдельного лица извест­ным количеством десятин и к признанию за каждым гражданином права на землю.

Захват земель, совершавшийся тогда спекуляторами, скупав­шими с целью перепродажи национальные имущества, отобранные у духовенства и у эмигрантов-дворян, очевидно, мог только уси­лить мысль о необходимости такой меры. И в то время как одни требовали, чтобы каждый гражданин, желающий работать на земле, имел право получить свою долю из национальных имуществ или, по крайней мере, мог купить себе участок на выгодных усло­виях постепенного выплачивания, другие, более дальновидные, тре­бовали, чтобы вся земля была объявлена общинной и чтобы право на землю было только правом владения той землей, которая дей­ствительно обрабатывается данным лицом, и то только покуда она им обрабатывается.

Таким образом, например, Бабеф, быть может избегая слишком выдвигаться вперед, требовал раздела поровну общинных земель. Но он также требовал «неотчуждаемости» земли, т. е. сохранения собственности на землю за обществом, за страной, т. е. за всем народом, предоставляя частным лицам только право временного вла­дения.

С другой стороны, в Конвенте во время обсуждения закона о разделе общинных земель Жюльен Суэ восстал против оконча­тельного раздела общинных земель, предложенного Комитетом зем­леделия, и с ним заодно были, конечно, миллионы более бедных крестьян. Суэ настаивал, чтобы раздел (между всеми членами об­щины поровну) был только временный и чтобы по прошествии не­которого времени общиной совершался передел. В таком случае владельцы участков имели бы только право временного пользова­ния, как в русской общине.

По тому же вопросу о владении землей Доливье, священник в Мошане, устанавливал в своем «Опыте о первобытной справед­ливости» «два основных начала: первое, что земля принадлежит всем, т. е. никому в частности; и второе, что каждому принадлежит исключительное право на произведения своего труда*. Но так как в то время главным вопросом был вопрос о земле, он на него обра­тил главное свое внимание.

* Французские социалисты Интернационала выразили это в 60-х годах XIX в. словами: «Право на полный продукт труда (produit integral du travail).

 «Земля, — говорил он, — взятая вообще, должна быть рассмат­риваема как великий общинный запас природы (le grand communal de la nature)», как общая собственность всех; «каждый должен иметь право на свою долю из этого большого запаса». «Одно по­коление не может составлять законы для следующих поколений и лишать их верховного права, тем более не имеет оно никакого права лишать их достояния». И далее: «Одни только народы, и в частности общины, являются действительными собственниками своей земли»*.

* Этого труда Доливье нет в Британском музее. Пользуюсь поэтому цитатами Жореса. Другое сочинение Доливье, «Le voeu national, ou Systeme politique propre a organiser la nation dans toutes ses parties...». Paris, 1790 (Брошюры Британского музея, F, том 514), интересно по высказанной в нем мысли об организации страны снизу вверх.

В сущности Доливье признавал, что только движимая собст­венность может передаваться по наследству. Что же касается до земли, то каждый, писал он, должен получить из общего запаса земли только то, что может сам обрабатывать со своей семьей, и то только пожизненно; причем это, конечно, не мешало бы вести общинную обработку земли рядом с фермами, где обработка ве­лась бы каждой семьей порознь.

Хорошо знакомый с деревенской жизнью, Доливье ненавидел фермеров, так же как и владельцев. Он требовал «полной раз­бивки ферм» и «раздела земли мелкими участками между всеми, не имеющими земли или недостаточно наделенными ею. Вот един­ственная действительная мера, — говорил он, — которая могла бы оживить наши деревни и дала бы благосостояние семьям, ныне изнывающим в нищете за неимением земли, чтобы приложить к ней свое трудолюбие... Земля, — писал он далее, — была бы лучше обработана, средства существования каждой семьи умножи­лись бы, на рынки привозилось бы больше продуктов, и мы изба­вились бы от самой отвратительной аристократии — аристократии фермеров». Он предвидел, что таким путем можно будет достиг­нуть такого изобилия земледельческих продуктов, что не будет более нужды в законе о жизненных припасах, «необходимом в на­стоящее время, но тем не менее предоставляющем большие не­удобства».

Социализация промышленности тоже находила защитников, осо­бенно в области Лиона. Там требовали, чтобы Коммуна определяла заработную плату рабочих и чтобы плата была такая, что обеспе­чивала бы средства существования. Требовали, следовательно, того, что современные английские социалисты называют living wage. Кроме того, раздавались голоса в пользу национализации неко­торых отраслей промышленности, например рудников. Была также высказана мысль, что муниципалитеты должны бы захватить фаб­рики, покинутые противниками революции и сами вести производ­ство на свой счет и в свою пользу. Вообще мысль о производстве самой Коммуной была очень популярна в 1793 г. Высказывалась также мысль, что надо пустить в обработку под огороды обширные пустующие пространства в парках богатых людей; она была рас­пространена в Париже, где ее проповедовал Шометт.

Очевидно, что в ту пору меньше интересовались обрабатываю­щей промышленностью, чем земледелием. Впрочем, негоциант Кюссэ, выбранный членом Конвента в Лионе, уже говорил о нацио­нализации промышленности, а Ланж развивал проект фаланстера, где земледелие соединилось бы с промышленностью. Уже начиная с 1790 г. Ланж вел в Лионе коммунистическую пропаганду. Так, в брошюре, помеченной 1790 г., он развивал следующие воззре­ния: «Революция, — писал он, — шла, было, к тому, чтобы стать благотворной; но перемена воззрений испортила ее; благодаря са­мому ужасному злоупотреблению богатствами, воззрения верхов­ного владыки (народа) изменились». «Золото... полезно и благо­творно только в наших трудолюбивых руках; но оно становится заразой в сундуках капиталистов... Всюду, ваше величество, куда бы вы ни обратили ваши взоры, вы увидите, что земля обра­батывается нами; мы работаем на ней, мы первые ею владели: мы первые и последние действительные ее владельцы. Трутни, назы­вающие себя ее собственниками, могут только забирать себе избы­ток, остающийся после нашего прокормления. Это доказывает во всяком случае наше право владения наравне с их. Но если мы со­владельцы и составляем единственный источник всякого дохода, тогда право ограничивать наше пропитание и отнимать у нас избыток — разбойничье право». Что представляет, на мой взгляд, очень верное понимание так называемой «прибавочной стоимости»*.

* Plaintes et representations d'un citoyen decrete passir, aux citoyens decretes actifs par M. L'Ange. Lyon, 1790, p. 15. Брошюра в Парижской националь­ной библиотеке. Пользуюсь случаем выразить благодарность M. И. Гольдсмит, сделавшей для меня выписки из брошюр коммунистов, не имеющихся в Британском музее (О воззрениях, более или менее социалистических, «Социального кружка», основанного аббатом Фоше и органом которого была газета «Bouche de fer», см.: Lichlenberger A. Le Sociahsme et la Revo­lution francaise. Paris, 1899, ch. III, p. 69).

Рассуждая далее на основании фактов жизни о кризисе в сред­ствах пропитания, переживаемом Францией, Доливье предлагает систему подписки, или абонемента, потребителей для покупки по заранее установленной цене всей жатвы, все это при помощи воль­ной ассоциации, разрастающейся по вольному соглашению. Он же­лал также установления общественных магазинов, куда все земле­дельцы могли бы свозить свои произведения на продажу. Он пред­лагал, таким образом, систему продажи пищевых припасов, кото­рая одинаково отрицала как монополизацию продуктов отдельными личностями, так и государственную систему установления цен и захвата продуктов, введенную революцией. Он, очевидно, стре­мился к тому, что представляют теперь для молочных продуктов кооперативные сыроварни и маслобойни, соединяющиеся между собой, чтобы сбывать продукты целой области, как это делается в Канаде и в Западной Сибири, или даже — целой нации, как это заведено в Дании.

Вообще коммунистов 1793 г. естественно занимал больше всего вопрос о средствах пропитания, и он привел их, с одной стороны, к тому, что они заставили Конвент установить «максимум цен», а с другой стороны, они выдвинули великое, основное начало социализации обмена — муниципализации и национализации тор­говли, на которое слишком мало до сих пор обращали внимания их преемники, социалисты XIX в.

Действительно, всюду на очереди стоял вопрос о торговле хле­бом. «Бесконтрольная торговля хлебами несовместима с существо­ванием нашей республики», — говорили перед Конвентом в ноябре 1792 г. избиратели департамента Сены и Уазы. Эта торговля ве­дется небольшим числом людей в целях личного обогащения, и этому меньшинству всегда бывает выгодно поднимать искусственно цены, а это всегда заставляет страдать потребителя. Всякое частное средство будет и опасно, и бессильно, говорили они: именно эти полумеры нас разорят. Нужно, чтобы торговля зерновым хлебом и вообще вся закупка припасов делались самой республикой, кото­рая и установит тогда «справедливое отношение между ценой хлеба и заработной платой».

Так как продажа национальных имуществ породила самые ужасные спекуляции со стороны фермеров, которым достались про­давшиеся земли, то избиратели Сены и Уазы требовали ограниче­ния размеров ферм, сдаваемых в аренду, и национализации тор­говли зерновым хлебом.

«Постановите, — говорили они, — что никто не может снимать фермы более 120 арпанов (44,5 десятины); что ни один землевла­делец не имеет права обрабатывать самолично более одной такой фермы и что остальные он обязан сдавать в аренду ... Передайте затем дело снабжения припасами каждой области республики в руки администрации, избранной самим народом, и вы увидите, что изо­билие зернового хлеба и справедливое отношение между его про­дажной ценой и ценой рабочего дня вернет спокойствие, счастье и жизнь всем гражданам». Эти мысли, как видно, не были заимство­ваны из книг: их внушала сама жизнь.

Следует также отметить, что эти взгляды были приняты обоими Комитетами — земледелия и торговли — и были развиты в их до­кладе о жизненных припасах, представленном Конвенту вместе с проектом соответственного закона*, и что такие меры были вве­дены по настоянию народа в некоторых департаментах провинций Берри и Орлеана. В департаменте Эр и Луар народ едва не убил 3 декабря 1792 г. комиссаров Конвента, противившихся таким ме­рам: «Буржуа довольно наслаждались, — говорили им, — теперь пришел черед бедных работников».

* Rapport et projet de decret sur les subsistances, presente par M. Fabre, depute du diepartement de 1'Herault. Paris. [1792].

Несколько позже депутат Бефруа (из Эн) резко требовал от Конвента введения такого законодательства, и Конвент, как мы уже говорили раньше, в LII главе, сделал попытку в громадных размерах социализировать во всей Франции всю торговлю пред­метами «первой и второй необходимости» при помощи обществен­ных магазинов и установления для каждого департамента «справед­ливых» цен на все припасы.

Мы видим, таким образом, назревание во время революции мысли о том, что торговля есть общественное отправление и что ее следует обобществить, так же как землю и промышленность, — мысль, которую развивали потом Фурье, Роберт Оуэн, Прудон и коммунисты 40-х годов.

Кроме того, следует признать, что Жак Ру, Варле, Доливье, Ланж и тысячи обитателей городов и сел, крестьян и ремесленни­ков лучше понимали с практической точки зрения вопрос о сред­ствах пропитания, чем их представители в Конвенте. Они пони­мали, что такса на припасы, т. е. закон о максимуме без социали­зации земли, промышленности и торговли, не разрешит вопроса, каким бы арсеналом карательных законов и какими бы казнями революционного трибунала ни старались утвердить таксу. Сама система продажи национальных имуществ, принятая Учредитель­ным собранием, Законодательным собранием и Конвентом, создала тех крупных фермеров, на которых жаловался Доливье, и Конвент прекрасно это почувствовал в 1794 г., когда увидал, как они искусственно поднимали цены на хлеб, чтобы голодом победить ту самую революцию, которой они были обязаны своим обогащением.

Против этого зла Конвент ничего другого не сумел предпри­нять, как только массовые аресты фермеров и массовую отправку их под гильотину. Но никакие драконовские законы против скуп­щиков и утайки хлеба (как, например, закон 26 июля 1793 г., пред­писавший обыскать амбары, погреба и риги фермеров), никакие «революционные армии», рассылавшиеся с целью захвата хлебов; и ареста уличенных в утайке фермеров, не помогли. Они только сеяли вражду в селах против городов, и особенно против столицы.

Отсутствие построительной коммунистической мысли у руко­водителей революции нельзя было заменить революционным три­буналом и гильотиной.