XXXI
КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ НА ЮГЕ
При изучении Великой революции внимание обыкновенно бывает
так поглощено борьбой, происходящей в Париже, что положение в провинции и
сила, которой все время пользовалась там контрреволюция, невольно упускаются
из виду. А между тем эта сила была громадная. В прошедшем она имела за собой
целые века бесправия, а в настоящем она опиралась на денежные выгоды целого
класса собственников. Изучая проявления этой силы, мы видим также, как ничтожна
во время революции сила собрания представителей, даже в том невероятном
случае, если бы большинство его оказалось воодушевлено самыми лучшими
намерениями. Когда в каждом городе, в каждой деревне приходится бороться со
старым порядком, который после минутной растерянности вновь собирается с силами
и готовится остановить революцию, то победить такое сопротивление может только
революционный натиск, сделанный на местах, именно в этих городах и деревушках.
Чтобы рассказать все интриги и деяния роялистов во
время революции, потребовались бы целые годы работы в местных архивах. Но уже
некоторые факты, которые я приведу, дадут о них понятие.
О восстании в Вандее писали все историки. Но
обыкновенно думают, что единственный серьезный очаг контрреволюции был только
там, среди полудикого населения, возбужденного религиозным фанатизмом. А между
тем другой подобный же очаг существовал и на юге, и этот очаг был тем более
опасен, что в этой части Франции деревни, на которые опирались роялисты,
эксплуатировавшие религиозную вражду между католиками и протестантами,
находились рядом с другими деревнями и большими городами, давшими революции ее
лучших деятелей.
Руководство всеми этими противореволюционными
движениями шло из Кобленца — маленького немецкого городка, находившегося в
Тревском курфюршестве и сделавшегося центром роялистской эмиграции. Начиная с
лета 1791 г., когда граф д'Артуа вместе с министром Калонном и впоследствии со
своим братом, графом Прованским, поселился в этом городе, он стал средоточием
всех роялистских заговоров. Оттуда отправлялись эмиссары, организовывавшие по
всей Франции контрреволюционные восстания. Они вербовали солдат для Кобленца
повсюду, даже в Париже, где редактор «Gazette de Paris» открыто предлагал 60 ливров
каждому солдату, завербованному на службу эмигрантов. В продолжение некоторого
времени этих солдат совершенно открыто отправляли сначала в Мец, а оттуда в
Кобленц.
«Общество следовало за ними, — пишет Эрнест Додэ в
своей работе «Роялистские заговоры на юге»*, — дворянство подражало принцам, а
многие буржуа, многие люди незнатного происхождения подражали дворянству.
Эмигрировали из моды, из нужды, из страха. Одна молодая женщина, которую тайный
правительственный агент встретил в дилижансе, ему ответила: «Я — портниха, мои
заказчицы уехали в Германию, и я делаюсь эмигреткой («emigrette»), чтобы быть там, где они».
* Daudet E. Histoire des
conspirations royalistes du Midi sous la Revolution. Paris. 1881.
Вокруг братьев короля создался целый двор, с его
министрами, камергерами и официальными приемами, а вместе с тем и с его интригами
и мелочностью. Монархии других стран Европы признавали этот двор, вели с ним
сношения, входили с ним в разговоры. Эмигранты все время ждали, что Людовик XVI
приедет к ним и станет во главе войск. Его ждали в июне 1791 г., в момент его
бегства в Варенн, затем позднее, в ноябре 1791 и в январе 1792 г. Наконец, июль
1792 г. был избран моментом решительного действия: роялистские войска западной
и южной Франции должны были при поддержке войск английских, немецких,
сардинских и испанских пойти на Париж, поднимая по дороге Лион и другие
большие города; а в самом Париже роялисты в это время должны были предпринять
решительные действия: разогнать Собрание и покарать всех «бешеных», всех
якобинцев.
«Вернуть короля на престол», т. е. сделать его вновь
абсолютным монархом; ввести опять старый государственный строй в том виде, как
он существовал, когда были созваны Генеральные штаты, — таковы были их виды. И
когда прусский король, который был умнее всех этих версальских выходцев с того
света, спрашивал у них:
«Не требуют ли справедливость и благоразумие, чтобы
некоторые злоупотребления старого порядка были принесены в жертву нации?» — они
ответили ему: «Никакой перемены, Ваше величество, никакой поблажки!» (Документ,
находящийся в Архиве иностранных дел и приведенный у Эрнеста Додэ)*.
* Daudet Е. Ор. cit.
Нечего и говорить, что все интриги, сплетни, зависть,
свойственные Версалю, были перенесены целиком в Кобленц. У каждого из двух
братьев был свой двор, своя официальная любовница, свои приемы и свой придворный
штаб; бездельничающее дворянство жило сплетнями, которые стали еще более
злостными, когда нужда свила свое гнездо среди эмигрантов.
Вокруг этого центра совершенно открыто собирались
теперь фанатики-священники, предпочитавшие начать гражданскую войну, чем
подчиниться конституции, как этого требовали новые декреты. Тут же вращались
разные авантюристы-дворяне, готовые скорее попытать счастья в заговоре, чем
примириться с утратой своего привилегированного положения. Они приезжали в
Кобленц, получали благословение принцев и папы для дальнейших заговоров и
возвращались в Севеннские горы или на берега Вандеи, чтобы там разжигать
религиозный фанатизм крестьян и поднимать роялистские восстания.
Симпатизирующие революции историки обыкновенно слегка
касаются этих контрреволюционных движений. Они большей частью представляют их
как малозначащие события, вызванные несколькими фанатиками и легко побежденные
революцией. Но в действительности роялистские заговоры охватывали целые
области Франции; а так как, с одной стороны, им оказывали поддержку крупные
вожаки буржуазии, а с другой — им давала пищу религиозная вражда между
протестантами и католиками (так было, например, на юге), то революционерам
приходилось в каждом городе, в каждой маленькой общине вести с роялистами
ожесточенную борьбу.
Так, например, в то самое время, когда в Париже
устраивался 14 июля 1790 г. праздник Федерации, который объединил всю Францию и
должен был, казалось, поставить революцию на прочные коммунальные основы,
роялисты подготовляли на юго-востоке федерацию контрреволюционеров. 18 августа
того же года, около 20 тыс. представителей 185 общин провинции Виваре собрались
на равнине Жалеса. У всех был на шляпе белый крест. В этот день под
руководством дворян положено было основание Южной роялистской федерации,
которая торжественно организовалась затем в феврале следующего года.
Эта федерация стала готовить прежде всего ряд местных
восстаний к лету 1791 г., а затем — большое восстание, которое должно было
вспыхнуть повсеместно в июле 1792 г. и при помощи иностранных войск нанести
решительный удар революции. Роялистская федерация действовала таким образом в
продолжение двух лет, ведя правильные сношения, с одной стороны, с Тюильрийским
дворцом, а с другой — с Кобленцем. Она клялась «вернуть королю его славу,
духовенству — его имущества, дворянству — его почетное положение». А когда
первые попытки кончились неудачей, она организовала с помощью аббата —
настоятеля Шамбаназского монастыря Клода Аллье обширный заговор, в котором
должны были принять участие 50 тыс. человек. Это войско должно было выступить
под белым знаменем, имея во главе многочисленных священников. При поддержке
Сардинии, Испании и Австрии оно должно было идти на Париж, «освободить» короля,
разогнать Собрание и «покарать патриотов».
В департаменте Лозер нотариус Шарье, бывший депутат Национального
собрания, женившийся на девушке дворянского происхождения и получивший от
графа д'Артуа полномочие на командование войсками, открыто организовывал
контрреволюционную милицию и даже обучал своих артиллеристов.
Другим центром эмиграции был город Шамбери в Савойе,
принадлежавший в то время Сардинскому королевству. Бюсси образовал там
роялистский легион, который совершенно открыто обучался военному делу.
Так организовывалась контрреволюция на юге; а на
западе духовные и дворяне в то же время ввозили оружие и послания папы,
призывавшие к бунту; они подготовляли при поддержке Англии и Рима громадное
Вандейское восстание.
Напрасно говорят историки, что в сущности таких
заговорщиков и таких сборищ было немного. Революционеров, по крайней мере
таких, что готовы были к решительному действию, тоже было немного. Люди
действия во все времена во всех партиях составляют ничтожное меньшинство. Но
контрреволюция держала в своих руках целые провинции благодаря привязанности
одних к старине и предрассудкам, желанию других сохранить вновь приобретенные
имущества, и наконец, силе денег и влиянию религии; и именно эта страшная сила
реакции, а вовсе не кровожадность революционеров, объясняет ожесточение,
охватившее революцию в 1793 и 1794 гг., когда ей пришлось сделать отчаянное
усилие, чтобы вырваться из рук, стремившихся задушить ее.
Действительно ли было у Клода Аллье 600 тыс.
сторонников, готовых взяться за оружие, как он утверждал в Кобленце, куда ездил
в январе 1792 г., это довольно сомнительно. Но несомненно одно: во всех южных
городах революционеры и контрреволюционеры вели между собой с переменным
счастьем непрерывную борьбу.
В Перпиньяне роялисты, состоявшие на военной службе,
готовились открыть доступ через границу испанским войскам. В Арле в местной
борьбе между патриотами и контрреволюционерами (первые назывались monnetiers, а вторые — chiffonistes)
победа осталась сначала за последними.
«Узнав, — рассказывает один автор, — что марсельцы собираются
в поход против них и даже разграбили ввиду этого похода марсельский арсенал,
граждане Арля стали готовиться к сопротивлению. Они укрепились, заколотили
городские ворота, прорыли рвы вокруг городских стен, обеспечили себе доступ к
морю и преобразовали национальную гвардию так, чтобы лишить патриотов всякой
силы».
Эти несколько строк, взятых у Эрнеста Додэ*, очень
характерны. Такую же картину можно было видеть почти повсюду во Франции. Чтобы
более или менее парализовать реакцию, потребовалось четыре года революции, т.
е. отсутствие в продолжение четырех лет сильного правительства, и непрерывная
борьба со стороны местных революционеров.
* Daudet Е. Histoire des conspirations royalistes du Midi sous la
Revolution. Paris, 1881. Додэ — автор очень умеренный
и даже реакционер, но в его труде собрано много материалов, и он работал в
местных архивах.
В Монпелье патриотам пришлось устроить союз для защиты
священников, принесших присягу конституции, и тех прихожан, кто ходил на
отправляемую ими службу. Беспрестанно происходили уличные столкновения. То же
самое было в Люнеле в департаменте Эро, в Иссенжо в департаменте Верхней
Луары, в Манд в департаменте Лозер. Жители были постоянно вооружены. Можно
сказать, что по всей этой области, в каждом городе, происходила борьба между
роялистами, или местными фельянами, и патриотами, а впоследствии — между
жирондистами и теми, кого тогда называли «анархистами». Мало того, в громадном
большинстве центральных и западных городов реакционеры одерживали верх, и из
83 департаментов Франции революция встретила настоящую поддержку только в 30
департаментах. Кроме того, сами революционеры в большинстве случаев не сразу
набирались смелости и лишь понемногу решались на борьбу с роялистами, по мере
того как под влиянием событий сами они получали революционное воспитание.
Во всех этих городах контрреволюционеры оказывали друг
другу поддержку. У богатых людей их лагеря, чего обыкновенно не было у
патриотов, имелись всякие средства переезжать с места на место, посылать особых
эмиссаров, скрываться в замках, устраивать там склады оружия. Патриоты
сносились, правда, с парижскими народными и братскими обществами, с обществом
бедняков и с центральным обществом якобинцев; но они были так бедны! У них не
было ни возможности запасти оружие, ни даже возможности свободно передвигаться!
К тому же все, что было направлено против революции,
пользовалось поддержкой извне. Англия издавна следовала той же политике, как
и теперь: ослаблять своих соперников, вербуя своими деньгами сторонников в их
среде. «Питтовские деньги», о которых так много писалось тогда во Франции,
вовсе не были «мифом», как это стараются представить теперь, далеко нет! На эти
деньги роялисты свободно ездили с острова Джерси*, где был их центр и склады
оружия, во французские порты Сен-Мало и Нант; и во всех крупных портах Франции,
особенно в Сен-Мало, Нанте, Бордо, Тулоне, английские деньги создавали им
приверженцев и подкупали торговый класс, «коммерсантистов», выступавших против
революции. Екатерина II со своей стороны делала то же, что Питт. Германия,
Австрия двинули против республики сильные армии, поддержанные Пьемонтом и
Испанией. В сущности, в этом походе против революции приняли участие все
европейские монархии. В Бретани, Вандее, Бордо, в Тулоне роялисты рассчитывали
на Англию; в Эльзасе и Лотарингии—на Германию, на юге — на вооруженную помощь,
обещанную Сардинией, и на испанские войска, которые должны были высадиться... в
Эг-Морт. Даже Мальтийский орден готовился принять участие посылкой двух фрегатов.
* Он находится близко к
берегам Бретани.
В начале 1792 г. департаменты Лозер и Ардеш, где
скопились не подчинявшиеся конституции священники, были покрыты целой сетью
роялистских заговоров, центр которых находился в Манд — маленьком городке,
затерянном в горах Виваре; жители были здесь очень отсталые, а богатые буржуа и
дворянство держали городское управление в своих руках. Посланцы заговорщиков
свободно разъезжали по окрестным деревням и приказывали крестьянам вооружаться
ружьями, серпами и вилами и быть готовыми выступить по первому призыву. Таким
образом подготовлялось движение, посредством которого надеялись поднять
области Жеводане и Веле, а затем заставить и Виваре идти им на помощь.
Правда, ни одно из роялистских восстаний, поднятых в
течение 1791 и 1792 г. в Перпиньяне, Арле, Манд, Иссенжо и в провинции Виваре,
не удалось. Лозунга «Долой патриотов!» оказывалось недостаточно, чтобы
привлечь к себе нужное число восставших, и патриотам быстро удавалось рассеять
роялистские скопища. Тем не менее борьба велась непрерывно в течение двух лет.
Бывали времена, когда вся область была охвачена гражданской войной и во всех
окрестных деревнях неумолчно били в набат.
Восстание настолько было серьезно, что на выручку
патриотам должны были выступить вооруженные банды марсельцев. Они начали
арестовывать местных контрреволюционеров, захватили Арль и Эг-Морт и положили
начало тому террору, который впоследствии достиг на юге, в Лионе и в Ардеше,
таких ужасных размеров. Что касается восстания, организованного в июле 1792 г.
графом Сальяном с тем, чтобы оно вспыхнуло одновременно с восстанием в Вандее,
в тот самый момент, когда немецкие войска уже направятся на Париж, то оно,
несомненно, оказало бы на ход революции самое вредное влияние, если бы народ не
положил ему очень быстро предел. К счастью, на юге сам народ взялся за это; а
вместе с тем и Париж начал организовываться, чтобы овладеть, наконец, центром
всех роялистских заговоров — Тюильрийским дворцом.