XXVII

ФЕОДАЛЬНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО 1790 г.

Итак, пользуясь временным затишьем крестьянских восстаний в начале зимы, Национальное собрание провело в марте 1790 г. законы, которыми создавалось в сущности новое законное осно­вание для феодальных помещичьих прав. Чтобы читатель не ду­мал, что такое мнение о мартовских законах — не более как наше личное их толкование, достаточно было бы привести текст самих законов или то, что о них говорил уже Даллоз. Но вот что ду­мает о них один современный автор — Ф. Саньяк, которого никто не заподозрит в санкюлотизме, хотя бы потому, что он считает безвозмездную отмену феодальных повинностей, произ­веденную впоследствии Конвентом, вредным и несправедливым «грабежом». Посмотрим же, какую оценку дает он мартовским за­конам 1790 г.

«Старое право, — говорит он, — всей своей тяжестью давит во всей деятельности Учредительного собрания на новое законода­тельство. Если крестьянин не желает больше платить чинш, сно­сить в помещичьи амбары часть своего урожая или бросать свое поле, чтобы работать на помещика, он должен доказать, что тре­бование помещика представляет собой насилие (узурпацию фео­дального происхождения)». Но если помещик пользовался каким бы то ни было правом в течение 40 лет, то каково бы ни было происхождение этого права при старом порядке, закон 15 марта узаконяет его. Самый факт владения уже достаточен. Нужды нет, что арендатор земли оспаривает именно законность этого вла­дения, он все-таки обязан платить. И если восставшие крестьяне заставили своего помещика отказаться в августе 1790 г. от неко­торых прав или если они сожгли его письменные документы, ему стоит только представить теперь доказательство своего владения в течение последних 30 лет, чтобы все его права были восстанов­лены*.

* Sagnac Ph. La legislation civile de la Revolution fransaise. Paris, 1898, p. 105—106.

Правда, что новые законы разрешали также крестьянину вы­куп аренды. Но «все эти мероприятия», говорит Саньяк, вполне «благоприятные для плательщика одних реальных повинностей*, обращались против него, потому что для него важно было пла­тить только то, что полагалось по закону, а ему приходилось за невозможностью доказать противное уплачивать и даже возвра­щать то, что представляло узурпацию»**.

* Droits reels, т. е. в виде аренды за землю.

** Sagnac Ph. Op. cit., p. 120.

Иными словами, чтобы выкупить что бы то ни было, крестья­нину приходилось выкупать все: и земельные повинности, при­знанные законом, и личные повинности крепостного происхожде­ния, отмененные в законе.

Дальше мы читаем у того же автора при всей умеренности его оценки следующий строгий приговор:

«Система Учредительного собрания падает сама собой. Это собрание, состоявшее из помещиков и юристов и нисколько не же­лавшее, несмотря на данное им обещание, совершенно разрушить помещичье домениальное (крепостное) право, позаботилось сперва сохранить владельцам самые существенные права (т. е., как мы ви­дели, все права, которые имели действительную ценность), а по­том оно дошло в своем великодушии до того, что разрешило кре­стьянам выкуп. Но затем сейчас же сделало этот выкуп невоз­можным в действительности... Земледелец умолял о реформах, требовал их или, вернее, требовал признания революции, уже совершившейся, по его мнению, и (так он думал по крайней мере) запечатлевшейся уже в совершившихся фактах; законодатели же не давали ему ничего, кроме слов. Тогда он почувствовал, что помещики еще раз восторжествовали над ним»*. И, прибавим мы, продолжал бунтоваться.

* Sagnac Ph. Op. Cit., p. 120.

«Никогда еще ни один закон не вызывал такого негодования. Обе стороны точно поклялись не исполнять его»*.

* Ibid., p. 121.

Чувствуя за собой поддержку Собрания, помещики стали ожесточенно требовать платежа всех феодальных повинностей, ко­торые крестьяне уже считали навеки похороненными. Они требо­вали все недоимки, и судебные преследования тысячами возни­кали в деревнях.

С другой стороны, в некоторых местностях крестьяне, видя, что Собрание ничего не дает, продолжали вести войну с помещи­ками. Многие замки были разгромлены и сожжены; в других ме­стах крестьяне жгли только документы и поджигали или громили конторы финансовых прокуроров, судебных приставов и нотариу­сов. Притом восстания распространялись и на западную часть Франции. В Бретани в течение февраля 1790 г. было сожжено 37 помещичьих замков.

Когда декреты, изданные в феврале и марте 1790 г., стали известны в деревнях, крестьянская война против помещиков воз­горелась с новой силой и охватила такие местности, которые в пре­дыдущее лето еще не решались на восстание. На заседании 5 июня в Собрании было получено известие о бунте в Бурбон-Ланси и в провинции Шароле: там распространялись подложные декреты Собрания и выставлялось требование «аграрного закона» (т. е. уравнительного дележа земли). В заседании 2 июня читались доклады о серьезных восстаниях в Бурбонне, Ниверне и Берри. Несколько муниципалитетов провозгласили военное по­ложение; в некоторых местах были убитые и раненые. «Разбой­ники» появились в области Кампин и осаждали город Десиз. В Лимузене были тоже большие эксцессы: крестьяне требовали таксы на хлеб. «План завладеть землями, уже 120 лет тому назад закрепленными за помещиками, составляет один из пунктов их устава», — говорится в докладе. Речь идет, очевидно, о возвра­щении общинных земель, отнятых у общин помещиками.

При этом повсюду распространяются подложные указы На­ционального собрания. В марте и апреле 1790 г. в деревнях вы­пускаются такого рода декреты, приказывающие платить за хлеб не дороже одного су за фунт. Народная революция, таким об­разом, предвосхитила мысль Конвента и его закон о «макси­муме».

В августе народные восстания продолжаются. В городе Сент-Этьенн, в Форезе народ убивает одного из скупщиков и избирает новый муниципальный совет, который заставляет понизить цены на хлеб; но буржуазия вооружается и арестовывает 22 бунтов­щика. Ту же картину мы находим, впрочем, почти повсюду, не говоря уже о крупных движениях, как в Лионе и на юге.

Что же делает Собрание? Удовлетворяет ли оно требованиям крестьян? Спешит ли оно отменить без выкупа ненавистные кре­стьянину феодальные платежи, которые он вносит не иначе, как из-под палки?

Конечно, нет! Собрание издает, напротив того, свирепые за­коны против крестьян. 2 июня 1790 г. «Собрание, с глубоким прискорбием узнав о злоупотреблениях, произведенных шай­ками разбойников и воров» (читай — крестьян) в департаментах Шер, Ньевр и Аллье и распространившихся на департамент Коррез, принимает меры против «нарушителей порядка» и воз­лагает на общины круговую ответственность за произведенные насилия.

«Все те, — говорится в первом пункте этого закона, — кто бу­дет побуждать население городов и деревень к насильственным действиям против имений, владений и перешедших по наследству огороженных земель (cloture d'heritages), против жизни и безопас­ности граждан, взимания налогов, свободной продажи и передви­жения жизненных припасов, объявляются врагами конституции, трудов Национального собрания, природы и короля. К ним будет применен закон военного времени»*.

* Moniteur, 1790, 6 juin.

Через несколько дней, 18 июня. Собрание издает новый дек­рет, еще более жестокий. Его стоит привести.

В первом пункте говорится, что все плательщики десятины, как светской, так и «закрепленной» (infeodee), должны «платить ее только в настоящем году, кому следует и сполна». Причем кре­стьяне, конечно, спрашивали себя, не будет ли, пожалуй, издан еще какой-нибудь закон, который велит платить еще год или два? А потому они больше ничего не платили.

На основании второй статьи «все обязанные платить часть своей жатвы (champart, terrier, agrier comptant) и другие платежи, уплачиваемые натурой и не отмененные без выкупа, обязаны в этот и следующие годы платить их обычным порядком, на основании декретов от 3 марта и 4 мая текущего года».

В статье третьей говорится, что никто не имеет права, ссы­лаясь на существование какого-нибудь спорного иска, отказы­ваться от платежа десятины, champart'a и проч.

Особенно воспрещается «нарушать порядок при взимании по­винностей». Если составятся скопища, муниципалитеты должны на основании указа 20—23 февраля принимать самые строгие меры.

Этот декрет от 20—23 февраля поразителен. Он предписы­вает муниципалитетам* провозглашать военное положение, как только где-нибудь возникнет какое-нибудь сборище. Если этого не будет сделано, то выборные должностные лица несут ответ­ственность за все убытки, которые потерпят собственники. И не только одни должностные лица: «все граждане, могущие содей­ствовать восстановлению общественного порядка, вся община не­сут ответственность за две трети убытков». Каждый гражданин имеет право требовать провозглашения военного положения; только этим он избавляет себя от ответственности.

* Деревенские муниципалитеты соответствовали нашим волостным правлениям но имелись в каждой деревне.

Этот декрет был бы еще хуже, если бы власть имущие не промахнулись и не сделали одной тактической ошибки. Взяв за образец английский закон, они хотели провести статью, позво­ляющую призывать войска или милицию и провозглашать в дан­ной местности «королевскую диктатуру». Буржуазия, однако, ис­пугалась этого и после долгих прений муниципалитетам было пре­доставлено право провозглашать военное положение и оказывать друг другу поддержку, не объявляя королевской диктатуры. Кроме того, сельские общины должны были отвечать за убытки, которые понесут помещики, если общины вовремя не употребят силы против крестьян, отказывающихся от платежа феодальных повинностей.

Все это законом 18 июня 1790 г. подтверждалось вновь. Все феодальные права, имевшие действительную ценность, все то, что посредством разных законнических ухищрений могло быть представлено как связанное с владением землей, должно было выпла­чиваться по-прежнему. А если кто-нибудь отказывался, ему гро­зили расстрелом и виселицей. Протестовать, даже на словах, про­тив феодальных повинностей было уже преступлением, за которое можно было поплатиться головой в случае провозглашения военного положения*.

* Во время этих прений Робеспьер высказал одну очень верную мысль, которую могут вспомнить при случае революционеры всех стран. Когда вокруг него старались как можно больше преувеличить ужасы крестьян­ского восстания, он воскликнул: «А я могу уверить, что никогда еще революция не стоила так мало крови и не представляла так мало жестокостей!» И действительно, кровопролитие началось только позже благодаря контрреволюции.

Вот в чем состояло наследие Учредительного собрания, о ко­тором нам рассказывают столько прекрасных вещей. Мало того, все осталось в таком же положении и при следующем, Законо­дательном, собрании, вплоть до 1792 г. Феодальными правами если и занимались законодатели, то только для установления не­которых условий выкупа, для жалоб на то, что крестьяне не хо­тят ничего выкупать (закон 3—9 мая 1790 г.), и для повторения угроз по адресу неплательщиков.

Февральские декреты 1790 г. — это все, что Учредительное собрание сделало для уничтожения возмутительного феодального строя. Только в июне 1793 г., т. е. уже после движения 31 мая против жирондистов (см. главу XLVI), удалось парижскому на­роду заставить «оздоровленный» Конвент провозгласить действи­тельную отмену феодальных повинностей.

Итак, запомним эти числа:

4 августа 1789 г. — отмена в принципе феодального строя и десятины; уничтожение «права мертвой руки» по отношению к личности крестьянина; уничтожение права охоты и поме­щичьего суда.

От 5 до 11 августа — частичное восстановление этого строя посредством постановлений, предписывающих выкуп всех фео­дальных повинностей, имеющих какую бы то ни было ценность

В конце 1789 г., а также в 1790 г. — походы городских муни­ципалитетов против восставших крестьян и казни их.

В феврале 1790 г. — доклад Феодального комитета, показы­вающий распространение крестьянского восстания.

В феврале, марте и июне 1790 г. — свирепые законы против крестьян, не платящих феодальных повинностей или пропове­дующих уничтожение их. Крестьянские восстания распространя­ются.

В июне 1791 г. — новое подтверждение тех же распоряжений. Реакция по всей линии. Но крестьянские восстания продол­жаются.

И, как мы увидим дальше, только в июне 1792 г., накануне нападения народа на дворец короля, и в августе 1792 г., после падения монархии, Собрание делает первые решительные шаги против феодальных прав.

Наконец, только в июле 1793 г., после изгнания жирондистов из Конвента, провозглашается полная отмена феодальных повин­ностей без выкупа.

Такова истинная картина революции*.

* Закон 24 февраля — 15 марта и вообще все феодальное законодательство Национального (Учредительного) собрания вызвали много протестов со сто­роны крестьян. Это законодательство очень хорошо разобрано у профессора И. Кареева (Крестьяне и крестьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века, с. 423—454 и приложения № 25—36). См. также: Doniol Н La Revolution francaise et la feodalite Paris 1874, p 104 et suiv.

Другой вопрос, тоже имевший для крестьян громадное значе­ние, был вопрос об общинных землях.

Повсюду, где только крестьяне чувствовали себя достаточно сильными (на востоке, на севере и на юго-востоке Франции), они пытались вернуть себе захватным порядком общинные земли, от­нятые у них с помощью государства (особенно со времени цар­ствования Людовика XIV в силу декрета 1669 г.), или обманом, или под предлогом задолженности общин. Помещики, священ­ники, монахи, деревенские и городские буржуа — все пользова­лись этими землями.

Но многие земли все еще оставались в общинном владении и окрестные буржуа с жадностью заглядывались на них. Законода­тельное собрание поспешило поэтому издать закон (1 августа 1791 г.), дозволявший продажу общинных земель частным лицам. Это равносильно было разрешению грабить эти земли. Действи­тельно, мирские сходы были тогда уничтожены, а деревенские общинные советы (деревенские муниципалитеты), заместившие собой сельский сход (в силу муниципального закона, проведен­ного Национальным собранием в декабре 1789 г.), состояли исключительно из нескольких человек, избранных из среды де­ревенской буржуазии одними активными гражданами, т. е. кре­стьянами побогаче, без всякого участия бедноты, безлошадных. Эти деревенские советы поспешили, конечно, где могли, пустить общинные земли в продажу, причем значительную часть их при­обрели по низкой цене местные деревенские кулаки.

Что же касается до всей массы бедного крестьянства, то она всеми силами противилась этому уничтожению общинной соб­ственности на землю, как противится теперь в России.

С другой стороны, все крестьяне вообще, как бедные, так и богатые, старались вернуть своим сельским обществам общинные земли, отнятые у них за последние 200 лет помещиками, мона­хами и буржуа: одни—в надежде поживиться частью этих земель, другие же — в надежде сохранить их для всей общины. Проявления всего этого были, конечно, бесконечно разнообразны соответственно разнообразию местных условий в разных частях Франции.

И вот этому-то стремлению крестьян вернуть себе отнятые у них общинные земли и Учредительное собрание, и следующее, т. е. Законодательное, собрание, и даже Конвент противились вплоть до июня 1793 г. Чтобы добиться этого возврата, понадо­билось арестовать и казнить короля (21 января 1793 г.) и из­гнать из Конвента жирондистов (31 мая — 2 июня 1793 г.).

Великой революции, как и всякой другой революции, требо­валось время для своего развития. Революции в один день не делаются.