XXIV

ОКРУГА И СЕКЦИИ ПАРИЖА

Мы видели, что революция началась народными восстаниями в первые месяцы 1789 г. Но одних народных восстаний, более или менее успешных, еще мало, чтобы совершить революцию: нужно, чтобы эти восстания оставили в существующих учреждениях нечто новое, что дало бы возможность выработаться и упрочиться но­вым формам жизни.

Французский народ, по-видимому, отлично понял это и с самых первых волнений внес нечто новое в жизнь страны — народную коммуну, общину. Правительственное сосредоточение власти (централизация) явилось позже; вначале же революция создала коммуну — общину, деревенскую и городскую, и это установление придало ей, как мы сейчас увидим, громадную силу.

Действительно, в деревнях требования отмены феодальных повинностей предъявлялись помещикам общиной крестьян и об­щина же узаконивала отказ от платежей. Она отбирала от помещи­ков земли, когда-то бывшие общинными; она сопротивлялась дворянам, боролась с духовенством, защищала «патриотов», т. е. революционеров, а позднее — санкюлотов. Она заарестовывала воз­вращавшихся эмигрантов, она же задержала убегавшего короля.

В городах граждане, объединившиеся в городскую общину, перестраивали всю общественную жизнь. Коммуна присваивала себе право назначать судей, изменяла по собственному почину рас­пределение налогов, а впоследствии по мере развития революции она становилась орудием в руках санкюлотов (более смелых рево­люционеров) для борьбы с королевской властью, с конспирато­рами-роялистами и с немецким нашествием. Еще позднее, во II году Республики, некоторые коммуны принялись и за уравнение состояний.

Известно, наконец, что в Париже именно коммуна, создавшаяся в ночь на 10 августа, и ее секции (отделы) низвергли короля и стали после 10 августа настоящим очагом и главной силой рево­люции. В сущности революция сохранила свою жизненность только до тех пор, пока Парижская коммуна оставалась независимой силой.

Коммуны были, таким образом, душой Великой революции, ее очагами, рассеянными по всей стране; без них у нее никогда не хватило бы силы низвергнуть старый порядок, отразить немецкое нашествие и возродить Францию.

Тогдашние коммуны не следует, однако, представлять себе на­подобие современных муниципальных учреждений, которыми граж­дане интересуются всего в течение нескольких дней, во время вы­боров, а затем с полным доверием предоставляют им управлять всеми делами; сами же больше ими не занимаются. Безумной веры в представительное правление, которая свойственна нашему вре­мени, во время Великой революции еще не существовало. Коммуна, зародившаяся из народных движений, не отделялась от народа. Напротив того, благодаря своим округам, отделам, секциям, состав­лявшим органы народного самоуправления, она оставалась народ­ным учреждением; это-то и дало сельским и городским общинам их революционную силу.

Так как организация и жизнь округов (districts) и отделов (sections) лучше всего известна для Парижа, то мы будем говорить именно о парижских округах и секциях, тем более что жизнь лю­бой из парижских секций дает уже представление о жизни тысячи провинциальных коммун.

Как только началась революция, а в особенности как только события, предшествовавшие 14 июля 1789 г., пробудили самодея­тельность парижского населения, народ со свойственным ему рево­люционно-организаторским духом, почувствовав серьезность пред­стоявшей борьбы, начал создавать прочные организации ввиду этой борьбы.

Для выборов в Собрание Париж был разделен на 60 округов, которые назначали избирателей второй степени, т. е. выборщиков. После выборов эти собрания округов должны были разойтись, но они не разошлись, и, мало-помалу присваивая себе обязанности, прежде принадлежавшие полиции, суду или различным ми­нистерствам старого порядка, они превратились в постоянные, не­обходимые органы городской жизни.

Этим самым они заставили признать свое право на существо­вание; и в тот момент, когда в первой половине июля весь Париж заволновался, округа занялись немедленно вооружением народа и вообще стали действовать как самостоятельные революционные власти. Постоянный комитет, составившийся в городской ратуше из влиятельной буржуазии (см. гл. XII), увидал себя вынужден­ным созвать округа и совещаться с ними. Округа же проявили большую энергию в вооружении народа, в составлении национальной гвардии и в особенности в подготовлении Парижа к сопротив­лению на случай вооруженного нападения со стороны Версаля.

После взятия Бастилии округа стали уже действовать как офи­циальные органы городского управления. Каждый округ избирал для заведования своими делами особый гражданский комитет, со­стоявший из 16—24 членов. Впрочем, как очень верно заметил Сигизмунд Лакруа в своем введении к первому тому изданных им актов Парижской коммуны*, каждый округ устраивался, «как сам того желал». Во внутренней организации округов было даже боль­шое разнообразие. Один из округов, говорит Лакруа, «опережая желания Национального собрания относительно организации пра­восудия, сам стал избирать своих мировых судей (juges de paix et de conciliation)». Для сношений друг с другом округа «создали свое центральное бюро, в котором делегаты, назначавшиеся специально для каждого дела, встречались и обменивались своими сообще­ниями». Таким образом возникала первая попытка коммуны, соста­вившейся снизу вверх из федерации окружных организаций, воз­никших революционным путем по инициативе народа. Революцион­ная коммуна 10 августа 1792 г. намечалась уже с этих пор. В де­кабре 1789 г. делегаты округов уже сделали попытку образовать в здании архиепископства свой особый центральный комитет.

* Actes de la commune de Paris pendant la Revolution. Publ. et annot. Par S. Lacroix. v. 1—15. Paris, 1894—1904, v. 1, p. VII.

Этими округами и пользовались Дантон, Марат и другие*, чтобы вдохнуть в народные массы дух протеста; а сами массы привыкали таким путем обходиться без представительных учреж­дений и управлять делами непосредственно сами**.

* Преимущественно члены Клуба кордельеров.

** Actes de la commune..., v. 3, p. 625. — Особенно прекрасна работа: Mellie Е. Les sections de Paris pendant la Revolution (21 mai 1790 — 19 vendemiaire an IV). Paris, 1898, p. 9.

Тотчас же после взятия Бастилии округа поручили своим депу­татам подготовить вместе с мэром Парижа Байи план муниципаль­ной организации с тем, чтобы он был представлен затем на обсуж­дение самих округов. А пока они действовали, как находили нуж­ным, и сами постепенно расширяли круг своей деятельности.

Когда Национальное собрание принялось за обсуждение муни­ципального закона, оно повело это дело, как и следовало ожидать от такого разнородного по составу учреждения, с подобающей медленностью. «Прошло два месяца, — говорит Лакруа, — а пер­вый параграф нового плана городского устройства еще не был на­писан»*. Понятно, что «эта медлительность показалась округам подозрительной», и с этого времени у некоторой части парижан стала проявляться все более и более резко выраженная враждеб­ность к официальному Собранию представителей коммуны. Но что особенно следует отметить — это то, что, стараясь придать город­скому управлению известную законную форму, округа вместе с тем сохраняли свою собственную независимость. Они искали единства действий не в подчинении округов какому-нибудь центральному комитету, а в федеративном союзе.

* Actes de la commune de Paris, v. 2, p, XIV.

«Настроение округов... характеризуется одновременно сильным сознанием коммунального единства и не менее сильным стремле­нием к самоуправлению, — говорит Лакруа*. — Париж не хочет быть федерацией из 60 республик, произвольно выкроенных на его территории; коммуна едина, она состоит из совокупности всех округов... Нельзя указать ни одного округа, который захотел бы жить отдельно от остальных... Но рядом с этим не подлежащим спору принципом проявляется еще и другой... а именно: коммуна должна издавать свои законы и управлять собой сама по возмож­ности непосредственно; ее представительное правление должно быть низведено до минимума; все, что коммуна может делать не­посредственно, должно быть решаемо ею самой, без всяких посред­ников, без делегатов; или же делегатами, роль которых сводится к роли уполномоченных для специальной цели, действующих под непрестанным контролем пославших их... в конце же концов право издавать законы и вести администрацию общинных дел принад­лежит самим округам, т. е. общему собранию всех граждан дан­ного округа».

* Actes de la commune de Paris, v. 2, p. XIV, XV.

Мы видим из этого, что анархические начала, провозглашен­ные в Англии несколько лет спустя Годвином, существовали уже в 1789 г. и что источником их были не теоретические измышления, а самые факты Великой революции.

Мало того, Лакруа отмечает один поразительный факт, пока­зывающий, насколько округа понимали, в чем они отличаются от муниципалитета, и как они не допускали со стороны последнего ни­каких посягательств на свои права. Когда 30 ноября 1789 г. Бриссо (будущий жирондист) предложил, чтобы Национальное собрание вместе с комитетом, который был избран Собранием представите­лей коммуны (Постоянный комитет 12 июля 1789 г.), выработало для Парижа муниципальную конституцию, округа тотчас же вос­противились этому. Ничто не должно быть сделано, заявляли они, помимо прямого утверждения самими округами*. От плана Бриссо Национальное собрание вынуждено было отказаться. Точно так же позднее, в апреле 1790 г., когда Национальное собрание начало обсуждать муниципальный закон, ему предстоял выбор между двумя проектами: один проект шел от вольного и независимого собрания представителей округов, заседавшего в архиепископстве; он был принят большинством округов и был подписан Байи; другой же шел от официальных представителей коммуны и его поддер­живали лишь несколько округов. И Национальное собрание вы­нуждено было высказаться за первый.

* Ibid., p. IV.

Нечего и говорить, что округа далеко не ограничивались одними чисто городскими делами. Они принимали участие в обсуждении всех крупных политических вопросов, волновавших Францию. Ко­ролевское veto, повелительный наказ депутатам, помощь бедным, еврейский вопрос, вопрос об избирательном цензе (см. гл. XXI) — все это обсуждалось округами. По поводу избирательного ценза округа сами взяли на себя почин обсуждения этого вопроса. Они созывали друг друга, выбирали комитеты. «Они постановляли свои решения», — пишет Лакруа, — и, не считаясь нисколько с офици­альными представителями Коммуны, они отправились 8 февраля (1790 г.) прямо в Национальное собрание и подали ему первый адрес Парижской коммуны, представленный ее секциями. Это была самостоятельная демонстрация со стороны округов, устроенная помимо всякого официального представительства с целью поддер­жать предложение, внесенное в Национальное собрание Робеспье­ром против ценза*.

* Ibid, v. 3, р. XII, XIII.

Еще замечательнее то, что провинциальные города начинали входить по всевозможным делам в прямые сношения с Парижской коммуной. Таким образом проявлялось стремление установить между городами и деревнями Франции прямую связь помимо об­щенационального парламента — стремление, так ясно выступившее впоследствии. Легко представить себе, какую силу придал рево­люции этот независимый способ действия городских и сельских общин.

Изучая историю этого движения, невольно спрашиваешь себя: «Откуда взялись у населения Парижа и многих других городов и городков, особенно в восточной Франции, такие организационные способности?» Они, очевидно, сохранились со времен средневеко­вых независимых или полунезависимых городов-республик, с их концами (секторами), улицами и гильдиями, пользовавшимися тогда широким самоуправлением; причем этот дух и предания о нем сохранялись до некоторой степени, несмотря на все усилия королев­ской власти вытравить этот дух*.

* О средневековых городах-республиках читатель найдет интересные данные в моей книге «Взаимная помощь как фактор эволюции». В России эти следы, к сожалению, исчезли, так как уничтожение независимых городов-народоправств началось уже в XIII в., с монгольского нашествия. Они продержались до XV в. только в Новгороде. Пскове, их пригородах и их северо-восточных колониях (Вятка и др.).

Особенно проявились влияние округов и их организаторские способности в таком существенном вопросе, как продажа имуществ духовенства. Закон предписал конфискацию этих имуществ государством и продажу их в пользу нации; но он не указал никакого практического пути к осуществлению конфискации и продажи имуществ. Тогда парижские округа предложили свои услуги в качестве посредников по продаже этих имуществ и пригласили все другие городские управления Франции последовать их примеру. Этим и создалась возможность практического приложения закона.

Издатель актов коммуны Лакруа рассказывает, как взялись за дело округа, чтобы Национальное собрание поручило им выпол­нить эту важную задачу. «Кто говорил и действовал от имени ве­ликого целого. Парижской коммуны? — спрашивает он. — Во-первых, бюро города, подавшие самую мысль; затем — округа, кото­рые одобрили ее и, одобрив ее, приняли на себя роль городского совета в деле ее осуществления: вступили непосредственно в пере­говоры с государством, т. е. с Национальным собранием, и, нако­нец, непосредственно осуществили предполагавшуюся покупку иму­ществ, все это вопреки формальному декрету, но с согласия вер­ховного (Национального) собрания».

Интереснее всего то, что, раз взявшись за это дело, округа отстранили от него как слишком устаревшее для серьезного дела собрание представителей Парижской коммуны. Они отстранили также два раза городской совет, пожелавший вмешиваться в эти продажи. Округа, говорит Лакруа, «предпочли составить ввиду этой специальной цели особое собрание из 60 делегатов, по одному от каждого округа, и маленький исполнительный совет из 12 чле­нов, избранных из числа этих 60»*.

* Actes de la commune de Paris, v. 4, p. XIX.

Поступая таким образом, и так же поступили бы теперь анар­хисты, парижские округа положили начало новой общественной организации, снизу вверх, основанной на началах свободы*.

* Лакруа подробно рассказывает об этом деле в введении к четвертому тому актов Коммуны. Я не могу удержаться, однако, чтобы не привести здесь следующие слова адреса, поданного Национальному собранию депутатами 60 секций Парижа относительно приобретения от лица коммуны нацио­нальных имуществ. Члены городского совета хотели взять на себя роль секций в этой покупке; но секции запротестовали и высказали следующую, вполне верную мысль относительно народного представительства: «Воз­можно ли, чтобы приобретение, сделанное самой коммуной посредством комиссаров, специально назначенных для этой цели, было менее законно, чем если бы оно было сделано общими представителями Франции… Разве тот принцип, что функции уполномоченного кончаются в присут­ствии уполномочившего его, больше не признается?». Прекрасные и вер­ные слова, к несчастью, забытые теперь ради разных ходячих измышле­ний — фикций — о роли правительства.

В 1790 г., в то время когда политическая реакция все более и более усиливалась (см. ниже), парижские округа, наоборот, при­обретали на ход дел все большее и большее революционное влия­ние. Пока Собрание подкапывалось понемногу под королевскую власть, округа, а затем секции Парижа расширяли мало-помалу круг своей деятельности в народе. И вместе с тем они закрепляли союз между Парижем и провинцией и подготовляли почву для ре­волюционной Коммуны десятого августа.

«Муниципальная история, — говорит Лакруа, — происходит вне официальных Собраний. Самые важные акты коммунальной жизни, политической и административной, совершаются округами: про­дажа национальных имуществ ведется, как того пожелали округа, через посредство их особых комиссаров; федерация всей француз­ской нации подготовляется собранием делегатов, получивших от своих округов специальные полномочия... Праздник Федерации 14 июля 1790 г. устраивается исключительно и непосредственно самими округами»; причем в данном случае их органом послужило собрание депутатов секций, специально избранных ради установле­ния федеративного договора*.

* Actes de la commune de Paris, v. 1, р. II, IV, 729 (note).

Обыкновенно думают, что представителем национального един­ства было Национальное собрание. А между тем, когда возникла мысль о празднике Федерации, политики, как заметил еще Мишле, пришли в ужас при виде этой массы людей, стекавшихся на праздник в Париж со всех концов Франции. Для того чтобы Национальное собрание дало свое согласие, нужно было, чтобы в него силой вломилась Парижская коммуна. «Собрание волей-неволей должно было дать свое согласие».

Но еще важнее то, что это движение, зародившееся вначале, по верному замечанию Бюше и Ру, из потребности обеспечить продо­вольствие населению Парижа и защититься от опасности иностран­ного вторжения, т. е. отчасти из задач местной администрации, приняло в секциях* характер общей конфедерации всего француз­ского народа, в которой участвовали представители всех волостей и департаментов Франции и всех полков ее войска! Округа, т. е. органы, созданные для индивидуализации, для проявления само­бытности различных кварталов Парижа, стали, таким образом, орудиями федеративного объединения всей нации и выразителями ее общего порыва на защиту родины против германского втор­жения.

* Ibid., 1е serie, v. 6, p. 273 et suiv.