XIV

НАРОДНЫЕ ВОССТАНИЯ

Расстроивши все планы двора, Париж нанес королевской власти смертельный удар. А вместе с тем появление на улицах самых бед­ных слоев народа в качестве деятельной силы революции прида­вало всему движению новый характер: оно вносило в него новые требования — требования равенства. Богатые и властные сразу по­няли смысл того, что произошло за эти дни в Париже, а бегство за границу сначала принцев, а потом и придворных фаворитов и спекуляторов только подчеркнуло смысл народной победы. Двор стал искать за границей поддержки против революционной Франции.

Тем не менее если бы движение ограничилось одной столицей, то революция никогда не выросла бы до того, чем она стала впоследствии, т. е. до разрушения всего старого строя. Восстание в центре было, само собой, необходимо для того, чтобы нанести удар центральному правительству, чтобы поколебать его, чтобы обескуражить его защитников. Но для того чтобы сломить силу правительства в провинции, на местах, чтобы уничтожить старый порядок в его правительственных отправлениях и в его экономи­ческих привилегиях, необходимо было широкое народное восстание в городах, местечках и деревнях. Такое восстание и произошло в июле в значительной части Франции.

Историки, которые все сознательно или бессознательно руко­водствуются первой историей революции, написанной «Двумя дру­зьями свободы», обыкновенно изображают это движение в городах и деревнях как последствие взятия Бастилии. Известие об успехе народа в Париже подняло, говорят они, движение в деревнях; крестьяне начали жечь замки, и это крестьянское восстание навело такой ужас, что 4 августа дворянство и духовенство отказались от всех своих феодальных прав.

Но такое толкование верно только отчасти. В городах, действи­тельно, многие восстания произошли под влиянием взятия Басти­лии. Один из них, например в Труа — 18 июля, в Страсбурге — 19-го, в Шербурге — 21-го, в Руане — 24-го, в Мобеже — 27-го, по­следовали вскоре за парижским движением. Другие — соверши­лись в течение следующих трех или четырех месяцев, пока Нацио­нальное собрание не провело муниципального закона 14 декабря 1789 г., установившего правление буржуазии в городах при очень значительной независимости от центрального правительства.

Но что касается крестьян, то — при медленности сообщения в те времена — трех недель, протекших между 14 июля и 4 авгу­ста, было совершенно недостаточно для того, чтобы взятие Басти­лии могло вызвать движение в деревнях, а крестьянское восстание в свою очередь могло повлиять на решения Национального собра­ния. Представлять себе события в таком виде — значит, в сущно­сти, умалять глубокое значение движения, происходившего в де­ревнях.

Восстание крестьян с целью уничтожения феодальных прав и возврата общинных земель, отнимавшихся у деревенских общин еще с XVII в. светскими и духовными помещиками, — это самая сущность, истинная основа Великой революции. На этой основе крестьянского и городского восстания разыгралась вся борьба бур­жуазии из-за политических прав. Без крестьянского движения ни­когда революция не получила бы того глубокого значения, какое она имела в Европе. Именно это широкое крестьянское восстание, начавшееся с января 1789 г., даже с 1788 г., и продолжавшееся с переменной силой целых пять лет, дало революции возможность выполнить ту громадную разрушительную работу, которой мы ей обязаны. Оно дало ей возможность заложить первые основы политической жизни, построенной на идее равенства: оно развило во Франции республиканский дух, которого ничто впоследствии не могло убить, и оно дало возможность приступить в 1793 г. к выра­ботке принципов земледельческого коммунизма. Это восстание составляет, наконец, характерную черту Французской революции в отличие от Английской революции 1648—1657 гг.

В Англии буржуазия после борьбы, продолжавшейся девять лет, также низвергла неограниченную власть короля и разрушила политические привилегии придворных прислужников. Но рядом с этим отличительную черту Английской революции составляет борьба за право каждого человека исповедовать избранную им веру, толковать Библию, как он сам ее понимает, и избирать самому своих пастырей; словом, право личности идти по тому пути умст­венного и религиозного развития, который она сама изберет. Дру­гую отличительную черту Английской революции составляет борь­ба за местную независимость приходов, а следовательно и городов. Но на такое восстание, какое было во Франции, чтобы уничтожить феодальные повинности и вернуть отобранные у сельских общин земли, английские крестьяне не поднялись. Если крестьяне и бан­ды Кромвеля разрушили немало замков, представлявших настоя­щие крепости феодализма, то они не объявили войны ни феодаль­ным притязаниям помещиков на землю, ни даже их праву суда над своими вассалами. Вот почему Английская революция хотя и завоевала драгоценные для личности права, но не уничтожила фео­дальную власть помещика; она только слегка изменила ее, сохра­няя, однако, за помещиками захваченные ими права на землю — права, уцелевшие и до наших дней.

Английская революция упрочила, конечно, политическую власть за буржуазией; но, чтобы добиться этой власти, буржуазии при­шлось разделить ее с землевладельческой аристократией. И если революция дала английской буржуазии процветание торговли и промышленности, то только под условием, что буржуазия, которая воспользуется этим процветанием, не тронет землевладельческих привилегий дворянства. Мало того, Английская революция даже со­действовала развитию этих привилегий, по крайней мере в смысле увеличения их ценности. Она помогла помещикам овладеть общин­ными землями путем законодательства в парламенте, посредством закона об огораживании этих земель (Enclosure Acts); вследствие чего деревенское население, доведенное до нищеты, было отдано на произвол помещиков и вынуждено было выселяться в города, где обезземеленные крестьяне подпадали под ничем не ограниченную эксплуатацию промышленной буржуазии. При этом английская бур­жуазия помогла дворянству сделать из своих громадных имений не только источник доходов, иногда баснословных, но и источник местной политической и судебной власти благодаря восстановлению в вопросах о продаже земли монополии землевладения, тогда как потребность в земле чувствовалась все сильнее в стране, где не­прерывно развивались промышленность и торговля*.

* Исходя из того совершенно ложного положения, что помещик был владель­цем всей земли подчиненного ему округа, тогда как он был только судьей и начальником милиции (в случае призыва ее королем), парламент провел закон, в силу которого лендлорд (помещик) мог стать владельцем всех необрабатываемых общинных земель: выгонов, пустошей, лугов, лесов, — огородивши их какой-нибудь загородью. Сотни тысяч десятин земли пере­шли таким образом и еще переходят от крестьян дворянству.

Мы знаем теперь, что французская буржуазия, особенно выс­шая промышленная и торговая буржуазия, хотела последовать примеру английской. «Конституция на английский лад» была ее идеалом. Она охотно вошла бы в соглашение с королем и дворянст­вом, чтобы получить власть. Но это ей не удалось, потому что во Франции основа революции оказалась шире, чем она была в Анг­лии. Во Франции движение не было только восстанием для заво­евания религиозной свободы, или личной политической свободы, или свободы торговли и промышленности, или же борьбой за ус­тановление городского самоуправления в руках небольшой кучки местных буржуа. Это было главным образом крестьянское восста­ние, т. е. народное движение с целью овладеть землей и освобо­дить ее от тяготевших над ней феодальных поборов. И хотя мы на­ходим в нем сильный индивидуалистический элемент, т. е. стремле­ние овладеть землей в личную собственность, но был в нем и эле­мент коммунистический, общинный, утверждавший право на землю всего народа — право, которое, как мы увидим ниже, громко про­возглашалось бедными в 1793 г.

Вот почему изображать крестьянские восстания, происходив­шие летом 1789 г., как кратковременную вспышку, вызванную подъемом духа после взятия Бастилии, значило бы суживать зна­чение движения, имевшего глубокие корни в самой жизни значи­тельной доли французских крестьян.