А. Щербаков
ДМБ-89
Глянь
– кот-то как под током… Ржаво-черный хищник – видать плод кошачьей сексуальной революции, пересекает проспект, не забыв покрутить головой туда-сюда, словно он первоклашка, только что прослушавший "урок ГАИ"… Кот исчезает в достоевском дворе, тварь подзаборная, вызывая малоприятное воспоминание о сглоданных на закуску вокзальных пирожках. Так бывает – водку пьешь только потому, что к ней закуску предлагают – кушать-то хочется. А ножки тоненькие.Мне осталось протопать еще пять улиц, шмыгнуть во двор, такой же как тот, куда скрылся котяра. Пять ночных улиц, свернуть во двор, подняться на третий этаж, долго ковыряться в замке, и, порасшибать ногами всякий хлам и невесть откуда припершихся визитеров, валяющихся по всей квартире с застрявшими в зубах недоговоренными репликами – сон после межгуродных автостопных путешествий смутен и глубок. Снятся, небось, им ражие кирпичи, радиоуправляемо несущиеся по африканским ледяным равнинам, покрытым кенгуру и мраморными бюстами Грибоедова в махновской папахе и Н.К.Крупского.
Пять ночных улиц, подняться на третий этаж – и с усвоенным в учебке прононсом загорланить:
- Па-адьем! Так вашу Бродского в душу мать туда-сюда по восемь с полтиной и вперед-назад десять в жопу засадить девять вынуть на пяти ебенях да с налету с пылу с жару восемнадцать раз – и в говно…
Так им, гадам длинноволосым и стриженым – все равно гадам. Лопать ни черта, водки – и той нету... И что мне, что они все поэты, я, может, сам поэт. И что мне – мол они анархисты – я сам анархист
– а дедовщину иногда вспоминаю с ностальгической каплей слезы. А то ведь, гады, дрыхнут, а я нет – разбужу вот, да, впрочем, хрен с ними, бухой тверезому не товарищ, а я бухой, а они…Пять ночных улиц, долго ковыряться в замке
– и пробраться к письменному столу, попытаться собрать в кучку слова, ползучие, словно клопы, всегда не по делу. Боже вашу бать, ангел ее небесный… Говорят, что еще хуже бывает, что мой случай – еще боле-менее. Не знаю. Но как за стол сяду все слова не те вспоминаются. Говорил мне мудрый душа-человек Гогия Жвания:– Слушай, дорогой, ты зачем устав в
сортир пользуешь? Слушай, он не в глаза, так в жопу войдет, в армия ведь все жопа думают?Пять ночных улиц, с удвоенным в учебке прононсом загорланить:
– Гогия, дорогой, как ты прав, пророк ты, да? Куда мне теперь устав девать, сидит где-то внутри, и ни туды, ни сюды…
И посмотрит мне в глаза какой-нибудь авангардист-поэт:
– Ты что, от роду дурак, или дембельнулся недавно?
Мне говорили, что интеллект табуретки равен одному ционеру. (Есть еще малая величина – мили-ционер). А во мне их сколько? Табуретка-то, она ведь смирно стоит, а я как сойдусь с корешами, так вечно нас тянет горланить: "Дээмвбе-е-е-е – восемьдесят девять!". И в глаза друг другу стыдно взглянуть, но – орем. А то ведь – Виталик, одноклассник, он на ЭВМ только так выпендривается, на четвертом курсе уж... Леня и того умнее – рэкетиром трудится – тяжело, конечно, говорит, зато интересно… А те, что дома у меня отсыпаются, сволочи – все о Сосноре да о Бакунине... А я идиот, нес вот в подарок поллитру, да подошли какие-то патлатые – "Ты, говорит, за мир? А то быстро голову открутим, чтоб не мешал нам делать любовь, а не войну.
Выпили за мир. Они пошли стекла бить и песни пацифистские орать. Один, говорили, вчера на спине у курсанта финкой пацифик вырезал. Чтоб проникся. "Ничего, нас не посадят, мы дураки, у нас справка есть".
А я идиот. До армии ходил в военкомат, тельник рвал. Хочу – орал – в Афган – березки родимые защищать. Да только туда меня не послали – ты, грят, начудишь еще. Были, мол, случаи…
Послали к березкам, в Карелию. Комаров давить, клюкву собирать. Хорошо, в общем, жили. Днем парфюм жрали, ночью по тревоге бегали – по бабам. Еще с артиллеристами из полка соседнего дрались. Как-то я одному как дал... A он: "Ты чо?"
А я и думаю: "и вправду, чо это я?".
С того случая просветление и покатило. Был у нас в роте художник. Сидел у себя в мастерской, рисовал агитацию. Вот я к нему и зачастил. Он говорил, двое их было с приятелем. Да только тот, как автомат получил, сразу помчался, командира решать. Жаль, что малость не добежал – перехватили. Ну, понятное дело, из армии этого парня выгнали. Дурак мол, и вообще шизофреник. Такие дела.
Ну, вот. У этого художника книги были интересные. Замполит случаем зашел, в книгу уткнулся, – да до подъема и просидел. Я тоже читать взял... Сначала – все не в кайф, вроде. А после – въехал – братцы, здорово-то как! А замполит запил вскоре, из армии со скандалом ушел, отправился бригадиром лес валить. Теперь лидер забастовщиков местных. Пишет: надо всем красным – гробы. Я ему - Пал Алексаныч, так ведь и хорошие красные попадаются… Фигня, отвечает, хорошим красным – хорошие гробы.
Вообще странно как-то пошло все. Вон в соседнюю часть, ребята говорили, банда рокеров прибыла. Так они все БТР порывались на козла поставить. И лейтенанта лучшего сагитировали – бросай, мол, свои бронетанки – айда к нам в Питер, на мото гонять, пиво пить и металл слушать. Тот и свалил…
А как дембельнулись мы, то сели с художником этим в вагон. Общий. Не понравилось там нам. Жарко, и вообще все пьяные. Художник и говорит – а не слабо на автостоп. Что нам восемьсот кило до Питера? Выползли мы на трассу – слава богу, в штатском сподобились поехать из чести – парадку делать некогда было – я Сартра читал, он – Фрейда. А на трассе мы вмиг "Жигуля" тормознули, через полдня уже в Питер въехали.
С тех пор и пошло. Каждую ночь приезжает кто-то откуда-то. Кто с Гражданки, кто с Хабаровска. Нештяк, говорят, когда квартира отдельная – творческим бдениям никто не мешает. Стихи горланят, о философии спорят. Притащили тут одного, визжащего и упирающегося. "Эстета поймали!" Привязали к кровати беднягу, ночь напролет Гинзберга и Григорьева ему вслух читали... Это, мол, для перевоспитания...
А я идиот. Эти, авангардисты, и рады поржать: "Ты бы еще три года прослужил". Сволочи. А мама моя их любит. В гости приходит. С сумкой продуктов – кормить патлатых. "Они коммунистов ненавидят – значит, люди хорошие, А ты, балбес, у них учись". И я учусь, хоть и идиот.
Мне художник тот объяснил все: не беда, что рисовать не умеешь, главное – желание… Кое-чего я уже достиг. "Черный квадрат" Малевича скопировал. Теперь набираюсь творческого потенциала для копии красного...
Пять ночных улиц, засесть за стол, взять в руки карандаш… И – поехали…