Ярослав Леонтьев

ВЕРА ФИГНЕР И КРОПОТКИНСКИЙ КОМИТЕТ

Поверхностный просмотр публикуемых ниже документов, характеризующих отношение В.Н.Фигнер и возглавлявшегося ею до 1934 Всероссийского общественного комитета по увековечению памяти П.А.Кропоткина (далее ВОК), может создать впечатление, что речь идет только об удушении большевиками одной из множества послереволюционных культурно-общественных инициатив и о старой революционерке, уступавшей из-за усталости давлению власти. Между тем дело обстояло значительно сложнее.

Попытки создания ВОК начались сразу после похорон Кропоткина: комиссия по их устройству (в нее входили Н.К.Лебедев, Г.П.Максимов, Е.Х.Ярчук и др.) при своей ликвидации 17 февраля 1921 предложила собранию анархистов в Москве намеченных ею кандидатов в будущий ВОК. В образованный тогда временный комитет вошло 8 человек, включая вдову и дочь покойного — С.Г. и А.П.Кропоткиных, получила приглашение и В.Н.Фигнер. Однако уже на первых заседаниях этого комитета возникли разногласия: из-за того, что большинство склонилось в пользу узко анархического направления деятельности, Фигнер и С.Г.Кропоткина покинули комитет. Вокруг них в июне 1921 образовалась новая инициативная группа, в которую вошли анархисты А.М.Атабекян, А.А.Карелин, Н.К.Лебедев и председатель Русского Технического Общества П.И.Пальчинский. 20 июня эта группа направила в различные анархистские, научные и общественные организации обращение, в котором предлагалось, чтобы ВОК состоял из нескольких секций. Каждая самостоятельно разрабатывала бы ту сторону деятельности Петра Алексеевича, в которой была наиболее компетентной. В обращении выражалась надежда, что все, «кому дороги память Петра Алексеевича и его идеи, горячо откликнутся на <...> призыв и, оставив в стороне те или иные расхождения в своих взглядах, присоединят свои усилия, чтобы достойным образом увековечить память великого русского человека, революционера, ученого и гуманиста» (1).

Аналогичные группы и комитеты возникли в других городах (Петроград, Ростов-на-Дону, Харьков) и за границей (Германия, Франция, Англия) (2). Наконец, 18 сентября 1921 на собрании инициативной группы в Москве был образован ВОК, состоявший поначалу из двух секций — Анархической и Научной. Впоследствии предполагалось открыть также Общественно-экономическую, Литературно-художественную и Библиографическую секции. Был принят проект «Положения», согласно которому задачами ВОК были организация Музея Кропоткина в Москве, пропаганда различных сторон его деятельности, издание бюллетеня на 4 языках (вышло всего 2 номера), сборников и т.д. Членство в ВОК было обусловлено тем, что в него включались представители только тех учреждений, организаций и групп, «задачи и деятельность которых не противоречат основным принципам и идеям П.А.Кропоткина». Средства Комитета должны были состоять из добровольных взносов организаций, групп и лиц, «пожелавших сделать таковые на условиях, приемлемых для Комитета», и доходов от изданий, лекций и т.п. Во главе ВОК стояло избранное 6 ноября 1921 Исполнительное Бюро (далее ИБ), председателем которого стала Фигнер (3).

Главной причиной, по которой Фигнер, сдержанно относившаяся — как уже отмечалось — ко многим общественным начинаниям новой эпохи, согласилась возглавить ВОК, было, по-видимому, то, что с Кропоткиным ее связывали дружеские отношения, проникнутые особой теплотой и взаимным уважением, несмотря на относительную непродолжительность их знакомства. «В нем гармония писателя и человека полная, — писала В.Н. в некрологе, — и это производит чарующее впечатление. Да и вся его жизнь, в великом и малом, вплоть до мелочей повседневности, чиста и гармонирует с его революционными взглядами и социальными идеалами» (4). Восхищенная преданность памяти Кропоткина не мешала Фигнер скептически оценивать возможности ВОК: «Главные средства, — горько сетовала она в уже цитированном письме к Е.Е.Лазареву, — получаются из-за границы, и это тоже больно: нищенствуем! Хорошо ли, чтоб русское учреждение в память русского выдающегося человека дышало субсидиями его почитателей англичан и американцев? Да и субсидии-то не великие. <...> Так что в общем я в это дело не верю» (5).

В ВОК были представлены Музей Революции, Центральный Географический Музей, Русское Библиографическое о-во, Русское Географическое о-во, Геологический комитет, Пушкинское о-во, Толстовский Музей, издательства «Задруга», «Голос труда» и другие научные и общественные организации, учебные заведения и т.п. Заметную роль играли в ВОК и почти все существовавшие течения анархизма: анархисты-коммунисты, анархо-синдикалисты, анархисты-универсалисты, анархисты-федералисты, анархисты-индивидуалисты, толстовцы, группа «Почин» и др. (6) Среди членов Комитета были общественные деятели (В.В.Вересаев, Д.И.Шаховской, И.И.Горбунов-Посадов, В.Г.Чертков), старые революционеры (М.Ф.Фроленко, А.В.Якимова-Диковская, М.П.Сажин, М.О.Шебалина, Н.И.Ракитников, А.И.Корнилова-Мороз) и др. Пестрота состава ВОК, в котором можно было встретить и могикан народовольчества, и анархистскую молодежь, и ученых с европейскими именами, и деятелей кооперации, — не только придавала неповторимый колорит облику этой организации, но и создавала трудности в ее работе.

Тем не менее, ни финансовая скованность, ни неопределенность отношений с властями, ни разноплановость намерений и ожиданий членов — не помешали ВОК за короткое время превратиться в значимый и своеобразный культурно-просветительный центр.

Стержнем деятельности ВОК стало создание общественного Музея Кропоткина. Решение об отдаче под него дома №26 по Штатному пер. (ныне — Кропоткинский), в котором родился П.А., было принято Моссоветом еще 15 февраля 1921. В том, что 9 декабря 1923 Музей уже открылся, вероятно, большую роль сыграло подвижничество Н.К.Лебедева, Н.А.Лебедевой-Критской, С.С.Анисимова, Е.П.Ростковского и других непосредственных его создателей. Заведующим и хранителем фондов стал М.П.Шебалин (1857-1937), казначеем — Е.П.Ростковский.

Конечно, вполне независимым в решении вопросов экспозиции Музей Кропоткина не был. (О том свидетельствует, например, письмо одного из ветеранов анархического движения К.Н.Медынцева к М.П.Шебалину от 3 сентября 1926: «Михаил Петрович! Я прислал Вам года четыре тому назад портрет Льва Черного [известного анархиста-боевика П.Д.Турчанинова, расстрелянного в 1921. — Я.Л.]. Но очевидно он не подходит к общей конъюнктуре Музея Кропоткина, так я возьму его обратно». — ЦГАЛИ. Ф.1023. Оп.1. Д.1020. Л.1). Между тем свободный доступ в Музей (вход был бесплатным), наличие при нем библиотеки с кабинетом для чтения, устраивавшиеся при нем лекции и доклады (7) — все это могло бы сделать Музей центром анархической пропаганды. К тому же, Анархическая секция ВОК была одной из последних легально существовавших в СССР анархических организаций. Однако как раз эта сторона деятельности ВОК была наименее успешной. Более того, именно она была главным источником внутренних конфликтов в жизни Комитета. Эти конфликты, с одной стороны, происходили в результате межфракционной борьбы в Анархической секции, с другой — были вызваны попытками части анархистов противопоставить себя остальным членам ВОК.

Первый серьезный кризис поразил Комитет в 1925. До этого времени Анархическая секция, руководимая А.М.Атабекяном, Г.Б.Сандомирским, И.В.Хархардиным, Н.И.Петровым-Павловым и др., дважды в неделю проводила свои занятия в библиотеке-читальне Музея при открытых дверях. Члены секции легально пропагандировали анархические идеи, игнорируя при этом мнение С.Г.Кропоткиной и ИБ, что тем самым они ставят под угрозу само существование Музея. Обсудив ухудшение взаимоотношений с ИБ, представители Анархической секции 8 марта 1925 заявили о необходимости реорганизации Научной секции ВОК и переизбрания в ИБ на паритетных началах анархистов и «общественников», потребовав при этом экстренного созыва ИБ. Они считали, что «представительство в Исп<олнительном> Бюро организовано неправильно», с перевесом в сторону лиц, имеющих мало общего с «политич<ескими> идеями П.А.Кропоткина». В ответ на это ИБ постановило временно прекратить заседания секций в стенах Музея. 5 апреля состоялось общее годичное собрание ВОК. Во вступительном слове Фигнер отметила обострение отношений между Анархической секцией и ИБ. Соглашение с анархистами, не принимавшими участия в конфликте, было достигнуто за счет избрания заместителем Фигнер А.А. Борового. Однако часть членов Анархической секции покинула заседание и послала письменное уведомление Фигнер о том, что они намерены, по-прежнему, продолжать свои собрания в Музее. Когда 26 апреля, несмотря на протесты С.Г.Кропоткиной, анархисты вновь собрались в библиотеке («проникли» в нее, как они сами выражались), то пришлось выдворять их оттуда с помощью милиции. Следствием этого инцидента была широко организованная «изгнанными» кампания по дискредитации Кропоткиной, Шебалина, Фигнер и др. руководителей ВОК. 10 мая Анархическая секция сделала «публичное заявление», опубликованное позднее в парижском «Деле труда», в котором вызов милиции был расценен как «ложный политический донос». Констатируя, что «донос был сделан М.П.Шебалиным, с ведома и согласия почетной председательницы Комитета — вдовы Кропоткина», анархисты возлагали «моральную ответственность за него» на всех членов Комитета — не анархистов. Другим документом этой кампании стала обращенная к «революционному общественному мнению» «Краткая история Кропоткинского Музея» (8), безапелляционность и эмоциональный накал которой гораздо ближе к стилистике передовиц тогдашней «Правды», чем к речевой манере классиков анархизма. Логическая схема авторов «Истории» такова: Кропоткинский Музей должен во что бы то ни стало принадлежать «идейным последователям КРОПОТКИНА», ибо ведь «нельзя себе представить Толстовский Музей, организованный атеистами и активными революционерами, или Музей памяти ЛЕНИНА, созданный руками, примерно, правых эсеров». Руководителей ВОК авторы «Истории» упрекали в непонимании анархизма, а также в политической нечистоплотности. Главный инициатор антикомитетской кампании А.М.Атабекян, считавший себя личным другом Кропоткина, заявлял в одном из своих «открытых писем»: «Пресловутые "общественники" могут любоваться плодами своей "деятельности". Все <эти> Фигнеры, Якимовы-Диковские, Горбуновы-Посадовы, Шаховские, Кабановы, Боровые молчат, следовательно они солидарны и нравственно ответственны за беспримерный в истории политический донос» (9). Ожесточенным нападкам подвергались также Н.К.Муравьев, Н.К.Лебедев, Н.А.Лебедева-Критская, и, особенно, П.И.Пальчинский. Завершением этого конфликта стал выход А.М.Атабекяна и его сторонников из ВОК.

Конечно, агрессивные атаки на «общественников» не были единственным содержанием деятельности Анархической секции. По ее инициативе в рамках ВОК действовал «Черный Крест» — организация помощи заключенным анархистам и их семьям. Во главе «Черного Креста» был секретариат, состоявший из А.В.Андреева, А.О.Солонович, В.В.Поспеловой и И.Н.Иловайской. Средства на эту работу складывались из частных пожертвований, доходов от благотворительных лотерей и концертов, поступлений от зарубежных анархистских организаций. Просветительская активность Анархической секции на первых порах проявилась в попытках создать Комитет по увековечению памяти М.А.Бакукина. Кроме того, из читателей музейной библиотеки были образованы кружки по изучению наследия Кропоткина и Бакунина. Руководили кружками Н.Р.Ланг и Д.А.Бем.

После ухода из ВОК группы Атабекяна руководство Анархической секцией перешло к лидерам Всероссийской федерации анархистов и анархистов-коммунистов (далее ВФААК) А.А.Карелину (1863-1926) и А.А.Солоновичу (1887-1937), бывшим одновременно приверженцами «мистического анархизма». Это учение было близко по истокам к концепции, проповедовавшейся Г.И.Чулковым в 1900-е, но в советскую эпоху приобрело иное организационное оформление: параллельно с открытой пропагандой своих взглядов в Анархической секции ВОК Карелин и Солонович пытались создать из своих сторонников — анархо-мистиков — орденскую систему.

Об этой стороне их деятельности известно крайне мало, как в силу ее конспиративного характера, так и из-за недоступности архивов ОГПУ-НКВД. Тем не менее современный специалист считает установленным (10), что одним из зачинателей и руководителей анархо-мистических орденов в СССР был Карелин, полагавший необходимым в советских условиях сочетать легальную пропагандистскую работу с подпольным просветительством. Поэтому с 1919 наряду с официальным основанием ВФААК и оргбюро Всероссийского союза анархистов (с апреля 1920) он предпринимает активные усилия по созданию в среде научной и творческой интеллигенции разветвленной сети орденских кружков (тамплиеров и розенкрейцеров). К концу 1924 такие кружки были уже в разных городах России (Ленинграде, Нижнем Новгороде, Свердловске и др.). Их деятельность поддерживалась из Москвы по анархистским каналам, сходившимся в Кропоткинском Музее. В самой Москве главную роль играли «Орден Света» и его аналог среди театральной интеллигенции — «Храм Искусств», во главе которых стояли П.А.Аренский, Л.А.Никитин, В.С.Смышляев и Ю.А.Завадский.

После смерти Карелина руководство как орденским движением, так и Анархической секцией ВОК перешло к Солоновичу, который одновременно возглавил Комитет по увековечению памяти Карелина в Кропоткинском Музее (11) и вошел в Совет самого музея. Активную роль по связи с кружками и снабжению их литературой (теософской, антропософской, анархической и пр.) играл Н.И.Проферансов (1885-1934). Подобно Карелину, Солонович считал политическую борьбу с властью в советских условиях бесперспективной, а потому и вредной, т.к., по его мнению, она ставила под удар все развитие некультурной, деградировавшей страны, которой предстоял еще длительный и трудный путь духовного созревания. Орденские кружки — по мысли их создателей — должны были стать притягательными центрами для наиболее талантливых сил нации. Здесь должна была процветать взаимная поддержка самосовершенствующихся личностей (12). Идейное содержание орденской деятельности строилось на сочетании христианской этики с духовными программами, почерпнутыми у оккультных движений. Солонович объявлял Бакунина, Кропоткина и Толстого «пневматиками», «языческими волхвами с Востока», принесшими миру благую весть анархии. По условиям времени взгляды анархо-мистиков могли найти место на страницах только зарубежной печати, в издававшихся в США газете «Рассвет» и журнале «Пробуждение».

Орденским аналогом «Черного Креста» было «Братство милосердия» при «Ордене Света». В отличие от «Черного Креста», оно организовывало тайную благотворительность, обязательно анонимную. Во главе «Братства» стояла В.Р.Никитина.

Расхождения в идеологии и тактике не могли не вызвать трений у анархо-мистиков с анархо-синдикалистами и анархистами других толков. Главным оппонентом мистиков в ВОК был А.А.Боровой (1873-1935), яростно споривший с ними на публичных диспутах в Кропоткинском Музее. В течение 1927 он неоднократно обращался к анархистам различных направлений, убеждая их вернуться в Комитет. Исходя из того, что старый конфликт (1925) уже исчерпан и что «было бы возможно сплотить анархические силы около учреждения, представляющего, несомненно, общественную ценность и вместе [с тем] являющегося единственным легальным оплотом анархизма», Боровой рассчитывал также консолидировать в рамках ВОК своих сторонников, чтобы противопоставить их «карелинцам». В результате его усилий к концу 1927 сформировалась группа лиц, пожелавших вступить в Научную секцию ВОК. Ранее трое из них (В.Бармаш, Г.Мудров и Н.Рогдаев) были избраны в Общественно-экономическую секцию. В январе 1928 ИБ по предложению Борового приняло в Комитет рекомендуемых им лиц. Свое вступление именно в Научную секцию эта группа мотивировала нежеланием участвовать в Анархической секции, ставшей «прибежищем "мистического анархизма"». В ответ на это члены последней выдвинули версию, что неофиты намерены «превратить музей в клуб для анархической агитации», после чего в ИБ был поднят вопрос о пересмотре их приема в ВОК. Инициаторами этого решения были С.Г.Кропоткина, А.А.Солонович и Н.И.Проферансов. Ответным шагом со стороны Борового и его товарищей был выход из Комитета вместе с примкнувшим к ним П.С.Пиро 25 марта 1928. Тогда же эта группа приняла заявление, ставшее позже достоянием зарубежной анархической печати: «С 1925 года, — говорилось в этом заявлении, — частью по глубокому, равнодушию к анархизму, частью по прямому попустительству членов Исполнительного Бюро Комитета, Музей анархиста-материалиста и позитивиста Кропоткина стал цитаделью анархо-мистиков». В очень резком тоне анархо-мистики обвинялись в «глумлении» над мировоззрением Кропоткина. Более сдержанному В.Худолею пришлось даже сделать приписку: «Согласен с общей декларацией, но нахожу неуместным термины "предатели" и "провокация"» (13).

Обстоятельства совершившейся драмы и позиция, занятая в этом конфликте В.Н.Фигнер, все еще пользовавшейся в среде анархистов, несмотря на идейные расхождения с ними, громадным нравственным авторитетом, ярко зафиксированы в дневниковой записи Борового от 23 апреля 1928: «Сегодня [был] у В.Н.Фигнер для разговора о Ч<ерном> К<ресте>. Шел с тяжелым неприятным чувством. Не хотелось возвращаться к опостылевшей истории, ворошить крупные и мелкие мошенничества Солоновича, говорить о безграничной глупости и апломбе Агнии [Солонович], Новикова [научного сотрудника Музея. — Я.Л.] etc. Вышел чудесный душевный разговор. Мы сразу почувствовали полное доверие друг к другу, и я мог высказать себя почти до конца.

Психология ее решения, в конце концов, мне понятна <...>. Ее прельщают хоть маленькие, но позитивные дела; бунтарством она довольно жила и это бунтарство кажется ей маленьким, посторонним, внутренне для нее недостаточно оправданным. — В анархизм и его будущее она, конечно, не верит; его истории и драм она не чувствует. Подполье для нее — преодоленный пункт.

— Я осталась, п<отому> ч<то> хочу сохранить музей; если я уйду, он погибнет, его возьмут. Я совершенно не разбираюсь в ваших взаимоотношениях. Почти все, что Вы говорите, — новость для меня.

Это правда. Никогда никого из них я не вводил в существо наших взаимоотношений. Представлялось бесполезным. Тактическая ошибка? Может быть!

Против заявлений — моего и ушедшей группы у нее возражений, по-видимому, нет. Спрашивала — могло ли произойти то, что было, если бы она находилась в Москве. Я отвечал, что — да и что я счастлив, что ее не было. Расстались мы сердечно. Она выразила уверенность, что наши личные отношения не пострадают от этой истории и смотрела своим милым, внимательным, наивно-вопрошающим и вместе строгим взглядом. Я расчувствовался и с увлечением целовал ее руки» (14).

На заседании ИБ 4 декабря 1928, на запрос корреспондента из Парижа но поводу заявления группы Борового, оно постановило довести до сведения заграничных товарищей следующее: «Утверждение Борового и К°, что Кропоткинский Музей с 1925 года "стал цитаделью анархо-мистиков" и что "в Доме Кропоткина нет более места ни Кропоткину, ни анархизму", — совершенно неверно. <...> Признавая полную свободу мышления, Кропоткинский Комитет не требует от своих членов определенного "символа веры" и ставит только одно условие: чтобы в деле увековечения памяти П.А.Кропоткина деятельность членов и секций Комитета не противоречила бы принципам и идеям Кропоткина. <...> Но в то же время Комитет считает, что Музей Кропоткина должен быть Музеем, а не служить ареною для политической и межфракционной борьбы» (15).

Нетрудно заметить, что для Фигнер значение ВОК и Музея далеко выходило за рамки их собственного идейного наполнения: она видела в них прежде всего центр независимой общественно-культурной работы. Вполне сознавала она и свою консолидирующую роль в этом начинании, и ответственность за его судьбу. В том же 1928 одна из создательниц Музея Н.А.Лебедева-Критская писала ей: «Разве и в Кропоткинском Комитете не Вы объединяете всех нас? Как часто опускались у нас руки и от безденежья, и от безучастного отношения многих, и только в Вас мы находили поддержку. Ваши слова "Раз начатое дело надо довести до конца" стали нашим лозунгом» (16). Думается, понимала Фигнер и то, что ореол вокруг ее имени способен еще некоторое время уберечь ВОК от неизбежной ликвидации. Вместе с тем складывающаяся в Комитете и вокруг него психологическая атмосфера не могла радовать старую народоволку: она не намеревалась покрывать своим именем бурю внутрианархических конфликтов, от понимания сути которых она была далека. Тем более чуждой была для Фигнер стилистика этих конфликтов. Именно в свете перечисленных обстоятельств и следует, на наш взгляд, рассматривать намерение Фигнер в 1928 уйти с поста председателя ВОК и ее отказ от этого намерения, о которых идет речь в первом из публикуемых ниже документов.

Конфликт 1928 года привел к окончательному размежеванию в анархической среде. Посыпались взаимные обвинения в провокации. Трудно исключить участие ГПУ в таком повороте событий, однако каких-либо данных на этот счет у нас нет. Во всяком случае, репрессии в 1929-30 обрушились на анархистов всех толков. Летом 1929 в Москве были арестованы сторонники Борового (А.Андреев, В.Бармаш, Н.Рогдаев, Ф.Гецци и др.), а также И.В.Хархардин и другие остававшиеся на свободе анархисты. Большинство из них было отправлено в Верхне-Уральский и Суздальский политизоляторы. Сам Боровой был сослан на 3 года в Вятку. К осени 1930 оказались разгромлены и все орденские кружки. Подавляющее большинство их участников также попали в политизоляторы и ссылки. Анархическая секция ВОК практически перестала существовать.

С конца 1920-х ухудшилось финансовое положение ВОК и Музея: «Музейная касса пуста, — сообщал Н.К.Лебедев в письме С.Г.Кропоткиной 23 сентября 1929, — так как получек вот уже почти полгода ниоткуда не было. Я не знаю, как будем жить дальше <...> Мы потеряли всякую надежду на заграницу, потому что и те, кто присылал раньше, почему-то перестали присылать. Не знаю, что Вы думаете сами о существовании музея и о дальнейших перспективах?» (17).

В 1933 была конфискована ОГПУ значительная часть музейной библиотеки, а один из центральных персонажей ВОК, его секретарь Н.К.Лебедев (см. прим. 27 ко второму разделу настоящей публикации) был вынужден покинуть свой пост.

Обращения Фигнер к Менжинскому и Бубнову (док. №2 и 3) по поводу изъятия книг и грозящей Лебедеву высылки, по существу, представляют собой последнюю попытку спасти ВОК. Содержащиеся здесь обстоятельные разъяснения о научной ценности материалов Музея и их международном значении, прозрачная угроза предать гласности происшедшие события, нарочитое затушевывание политического аспекта хранившихся в Музее материалов — все это следует рассматривать, на наш взгляд, как комплекс тактических приемов. Не то чтобы Фигнер не верила в научную значимость Музея, скорее — не это было для нее в нем главное. Стратегическую задачу она видела в сохранении независимого центра общественной мысли, пусть бы даже и с чуждой ей политической окраской. Осторожными движениями она пыталась подвести к этой идее и власть предержащих, используя при этом понятный им язык. Однако все эти попытки в политической реальности середины 1930-х оказались безуспешными.

Собрание ВОК 28 мая 1933 утвердило новое «Положение» о Комитете. Оно лишь формально зафиксировало то, что уже произошло на практике. Ни о какой пропаганде взглядов великого революционера речи уже не шло. Акцент деятельности ВОК был перенесен на научную часть: обработку архива и подготовку «критически проверенного» собрания сочинений Кропоткина. В сочетании с недостатком средств это превращало ВОК в захудалое научное учреждение. Изменились и правила приема: выпал пункт, требовавший, чтобы деятельность членов ВОК «не противоречила основным принципам и идеям П.А.Кропоткина». Добровольные взносы были заменены на обязательные. И т.д.

С.Г.Кропоткина была оставлена пожизненной почетной председательницей ВОК, но реальную власть получил его новый секретарь В.А.Перелешин (18), о котором Фигнер с горькой иронией отзывалась в публикуемом нами во втором разделе письме к Витязеву от 8 июля 1933.

Крах попыток спасти ВОК как независимую общественную структуру убедил Фигнер, что ее личный авторитет и ореол старой революционерки уже мало что значат. В 1934 она заявляет об уходе с поста председателя Кропоткинского Комитета (19). После смерти 25 февраля 1937 М.П.Шебалина заведование Музеем перешло к А.Н.Макаревскому. Тяжелое финансовое положение и ухудшающаяся политическая конъюнктура вынудили С.Г.Кропоткину 2 октября 1938 передать Музей в дар Советскому правительству. В следующем году Музей, оказавшийся в ведении Наркомпроса РСФСР, прекратил свое существование (20). Та же участь постигла и ВОК.

(1) Памяти Петра Алексеевича Кропоткина. Пг.; М., 1921. С. 13-14.

(2) В Петрограде во главе местного Кропоткинского Комитета стал близкий друг Фигнер — М.В.Новорусский. (Там же. С.17-19). См. также: Старостин Е.В. Историко-революционный мемориальный Музей П.А.Кропоткина //Великий Октябрь и непролетарские партии: Материалы конференции. М., 1982. С.196.

(3) Кроме нее, в ИБ входили С.Г.Кропоткина (почетная председательница),П.И Нальчикский (зам. пред.), Н.К.Лебедев (секретарь), А.А.Карелин и Н.К.Муравьев.

(4) Фигнер В.Н. Памяти Кропоткина //П.А.Кропоткин и его учение: Интернациональный сборник. /Под ред. и с прим. Г.П.Максимова. Чикаго, 1931. С.295.

(5) ЦГАОР. Ф.5824. ОП.2.Д.80.Л.17.

(6) Персонально упомянем А.А.Борового, Н.Отверженного (Н.Г.Булычева), А.А.Солоновича, И.В.Хархардина, К.Н.Медынцева, З.Б.Гандлевскую.

(7) См. также: Музей П.А.Кропоткина: Краткое описание и план музея. Л.; М., 1928; Старостин Е.В. Указ. соч.

(8) Экземпляр этого документа хранится в архиве А.А.Борового: ЦГАЛИ. Ф.1023. Оп.1.Д.887. Л.10-30.

(9) ЦГАЛИ. Ф.1023 Оп.1. Д.1044. Л.2.

(10) Помещаемые ниже сведения об анархо-мистиках получены нами от А.Л.Никитина, специально занимающегося этой темой и составившего по нашей просьбе справку по ней. Пользуемся случаем выразить ему нашу глубокую признательность. См.: Никитин А.Л. Заключительный этап развития анархистской мысли в России //Вопросы философии. 1991. №8. С.89-101.

(11) Число членов этого Комитета достигало 30 человек.

(12) Интересно, что в 1920-е к орденской тактике тяготел и стоявший во главе ряда петроградских интеллигентских объединений религиозный философ А.А.Мейер. В 1922 он внушал своим слушателям: «Наша обязанность — жить сообразно нашей идее. Христианство обязывает начать жить с себя, а если из нас составится сила, она сделает, что нужно, не захватывая власти. Не строить партий, а создать, м.б., ордена, которые пробудили бы идею в своей жизни, которая потом даст эффект вовне». Цит. по: Анциферов Н. Три главы из воспоминаний /Прим. С.Еленина и Ю.Овчинникова (А.Б.Рогинского и А.И.Добкина) // Память: Исторический сборник. Вып.4. Париж, 1981. С. 112.

(13) Дело труда (Париж). 1929. №39-40. С.21-22. Публикация этого заявления вынесла конфликт на международную анархическую арену и послужила началом широкой «антирассветовской» кампании в «Деле труда».

(14) ЦГАЛИ. Ф.1023. Оп.1. Д.173. Л.За-4.

(15) Дело труда (Париж). 1930, №44-45. С.25

(16) ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.1. Д.544. Л.ЗЗ.

(17) Ударцев С.Ф. Кропоткин. М., 1989. С. 23.

(18) Его подпись и стоит под новым «Положением». (ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.1. Д.97. Л.21-23).

(19) Может быть, формально этот уход и не был зафиксирован (ср. письмо к Фигнер от А.Н.Макаревского в июле 1937, в котором тот подчеркнуто именует ее главой ВОК и Музея //ЦГАЛИ. Ф.1185. Оп.1. Д.574. Л.7-7об.), но фактически деятельность В.Н. в ВОК с 1934, по-видимому, прекратилась.

(20) В 1941 году экспонаты и материалы фондов Музея были переданы в Музей революции.

1.

Исполнительное Бюро ВОК — В.Н.Фигнер

Москва, 22 декабря 1928 г.

Председательнице Всероссийского

Общественного Комитета по

увековечению памяти П.А.Кропоткина

В.Н.Фигнер

Глубокоуважаемая Вера Николаевна!

Исполнительное Бюро Кропоткинского Комитета с тяжелым чувством выслушало Ваше заявление, что Вы не можете по состоянию своего здоровья нести обязанности председательницы Кропоткинского Комитета дальше 30 марта 1929 г.

За семь лет Вашего пребывания в Кропоткинском Комитете при Вашем содействии был создан в Москве Музей имени Кропоткина. Вы были тем звеном, которое объединяло всех нас. Вы были лучшим другом Музея, оказывавшим всяческую поддержку сотрудникам Музея в деле увековечения памяти П.А.Кропоткина.

Ваш уход с поста председательницы Кропоткинского Комитета является незаменимой утратой для Комитета и Музея.

И только Ваше заявление, что дальнейшая Ваша деятельность в качестве председательницы Комитета может вредно отразиться на Вашем здоровье, заставляет нас с глубоким огорчением и сожалением дать Вам обещание не настаивать больше на том, чтобы Вы не покидали нас, особенно в то тяжелое время, какое переживают Комитет и Музей.

Позвольте выразить нашу надежду, что Вы останетесь другом Кропоткинского Музея и впредь. [Печать]

Члены Исполнительного Бюро

С.Г.Кропоткина, В.Чертков,

Агния Солонович, А.А.Солонович,

Г.Аносов, Ростопчин, НЛебедев,

Н.Критская, Е.Ростковский,

М.Шебалин, Л.Гогелиа

Ф.1185. Оп.1. Д.97-а. Л.1-1об. Машинопись. На бланке ВОК. Подписи-автографы.

2.

В.Н.Фигнер — В.Р.Менжинскому (1)

[Москва], 20 марта 1933 г.

Вячеслав Рудольфович.

Вы знаете, я не анархистка, но будучи председ<ателем> Комитета по увековечению памяти П.А.Кропоткина обязана блюсти интересы Музея его имени, как науч<ного> учреждения, и сохранять все его имущество. По поводу этого я хотела бы представить вам некоторые соображения мои.

3 марта секретарь Музея был вызван вторично в ГПУ и ему словесно было заявлено, ч<то>б<ы> Музей доставил в ГПУ все издания, поступившие в Музей при ликвидации изд<ательства> «Голос Труда» (2), и другие анархические книги и брошюры, имеющиеся в большом количестве. Это ныне исполнено.

Кроме того, с секретаря была взята подписка подготовить к сдаче всю имеющуюся в Музее печатную литературу, не представляющую собой музейных экспонатов и не имеющую прямого отношения к освещению жизни П.А.Кропоткина.

Если после сдачи этой литературы в Музее окажется анархическая антисоветская литература, не известная и не разрешенная ГПУ, то Лебедев привлечется к самой строгой ответственности.

Музей, как всякое научное учреждение должен иметь свою библиотеку, т<ак> к<ак> существенной целью его является служить пособием для научно-исследовательской работы. Предполагалось, что в нашем Союзе найдутся серьезные писатели, кот<орые> пожелают работать в спокойных условиях Музея, пользуясь привезенной из Англии библиотекой П.А.Кропоткина и тем книжным материалом, кот<орый> накопится в Музее по разным отраслям науки и литературы. П.А.Кропоткин был не только анархист<ским> писателем, но и ученым в области географии, геологии, истории и естествознания; был автором «Этики» и публицистом, защищавшим в Европе при царизме дело русской революции (3).

Поэтому в библиотеке Музея должны быть сочинения самого разнообразного характера и содержания, а также журналы, брошюры, памфлеты и т.д.; трудно найти отрасль, которая не была бы смежной с 40-45-летней литературной деятельностью П.А.Кропоткина. И ограничивать книгохранилище Музея книгами, имеющими непосредственное отношение к жизни Кропоткина, прямо невозможно.

Изъятие из Музея части литературного материала, помимо нашего желания, конечно, будет общеизвестно.

Между тем Музей создавался и поддерживался денежными пожертвованиями отовсюду из-за границы, т<ак> к<ак> имя Кропоткина славится и в Америке, и в Англии, Германии; его знают в Китае и Японии, где переведены его произведения. Первые годы после смерти Кропоткина, благодаря связям Софьи Григорьевны Кропоткиной (4), средства, приходившие в Музей из Англии, Америки и Германии, превышали то, что жертвовали русские.

Иностранцы посещали и посещают Музей, когда бывают в Москве. Между другими посетителями были: китайский маршал Фын-Ю-Сян и известный Чан-Кай-Ши (5); профессора и ученые Франции, Германии, Италии, Англии и Америки.

И не удивительно: во всем мире только один Музей Кропоткина — в Москве, и все ценят его культурную ценность, единственную в своем роде. Умалять и урезывать его едва ли целесообразно.

К тому же во всех библиотеках есть теперь т<ак> наз<ываемый> «закрытый фонд» (6). У нас нет читальни и «читающей публики», и то, что Музей имеет, носит характер «закрытого фонда».

Почему же ему не иметь образцов всей существующей анархической литературы, которая вообще-то очень не велика.

Вера Фигнер.

Ф.1185. Оп.З. Д.8. Л.1-2об. Автограф.

3.

В.Н.Фигнер — А.С.Бубнову (7)

[Москва, не ранее мая 1933]

В Народный Комиссариат по просвещению тов. Бубнову

Веры Николаевны ФИГНЕР,

живущ<ей> по ул Кропоткина, д.17, кв.38

Докладная записка

В 1921 году после смерти П.А.Кропоткина образовался под моим председательством Всероссийский общественный комитет по увековечению его памяти. С.Г.Кропоткина вошла в него в качестве почетного председателя.

Тогда же, по ходатайству Комитета, Моссовет предоставил ему дом по Кропоткинскому пер. 26, в котором в 1842 году родился П.А.Кропоткин.

В доме этом был организован музей, основные коллекции которого предоставила ему С.Г.Кропоткина, перевезшая впоследствии из Лондона в музей и всю библиотеку Петра Алексеевича.

С тех пор, в течение уже 12 лет, музей существует, не состоя на госбюджете, исключительно на средства, которые собирал для него Комитет от вечеров, концертов и т.д. и частью на средства, которые С.Г.Кропоткина собирала до текущего года среди друзей и почитателей П.А.Кропоткина за границей. Кроме того, Моссовет снабжал музей дровами для отопления.

Представляя по объему своей деятельности Общество друзей музея П.А.Кропоткина, Комитет действует на основании особого положения, представляющего по существу своему инструкцию для его деятельности.

Личный состав Комитета в настоящее время нижеследующий: [В тексте оставлено незаполненное место. – Прим. публ.] Бессменным секретарем музея, в течение всех 12 лет, состоит географ-писатель Н.К.Лебедев, друг и литературный душеприказчик П.А.Кропоткина, редактор его посмертных изданий.

В половине февраля с.г. Н.К.Лебедев был вызван в ОГПУ, и ему предъявлено было обвинение в продаже одному из магазинов ОГИЗа, по заказу последнего, 100 экз. книги Бакунина из запасов музея. После допроса ему было предложено отобрать из книг музея все, что не представляет собой сочинений самого П.А.Кропоткина или сочинений о нем, кроме книг Лондонской библиотеки Петра Алексеевича (9). В то же время от Н.К.Лебедева была отобрана подписка о невыезде.

Распоряжение следователя было исполнено и сдано из литературы музея 6 возов, после чего следователь ОГПУ, произвел проверку всего книжного имущества музея, для которого теперь составлен список всего в количестве [В тексте оставлено незаполненное место. – Прим. публ.] названий.

30 апреля Н.К.Лебедев был снова вызван в ОГПУ, и ему предложено в 3-дневный срок выехать в Северную область, сроком на три года. Распоряжение это в настоящее время отменено, впредь до особого распоряжения. По моему ходатайству дело о высылке Н.К.Лебедева пересматривается ВЦИК.

Считая эти действия ударом по музею, прошу выяснить, считается ли желательным или допустимым дальнейшее существование Музея им. П.А.Кропоткина под моим председательством и под почетным председательством С.Г.Кропоткиной, или мы должны его ликвидировать.

Ф.1185. Оп.З. Д.4. Л.1. Машинопись.

4.

В.Н.Фигнер — Исполнительному Бюро ВОК по увековечению памяти П.А.Кропоткина

Москва, 14 января 1934 г. Барыковский, 9, 38

В исполнительное бюро Комитета

по увековечению памяти П.А.Кропоткина

Еще три-четыре года назад я отказывалась от звания председателя Кропоткинского К<омите>та, но осталась, уступая просьбам товарищей.

Теперь же окончательно заявляю, что слагаю с себя звание председателя К<омите>та, члена Исполнительного бюро и члена Комитета по увековечению памяти П.А.Кропоткина, о чем и прошу довести до сведения Общего Собрания Комитета.

Вера Фигнер.

Ф.1185. Оп.1. Д.97-а. Л.2. Автограф.

(1) Менжинский Вячеслав Рудольфович (1874-1934) — председатель ОГПУ в 1926-34.

(2) «Голос труда» (далее ГТ) — книгоиздательство Союза анархо-синдикалистской пропаганды (далее — САСП), который был организован в Петрограде летом 1917 анархо-синдикалистами, вернувшимися из эмиграции. Выпуск ими журнала и газеты «ГТ» прекратился в 1918 из-за нехватки средств и ухода сотрудников на фронт. С весны 1918 САСП действовал в Москве, где провел до конца года две всероссийские конференции. Тогда же из него выделилась группа «Вольный голос труда». В 1919 в Петрограде начала работать типография САСП. Чтобы преодолеть препятствия, чинимые ей со стороны Полиграфической секции Петроградского СНХ, САСП через известного анархиста И.С.Гроссман-Рощина просил о содействии председателя Петросовета Зиновьева. Была ли удовлетворена эта просьба — неизвестно, хотя несмотря на критику РКП (б) со стороны САСП, отношение большевиков к анархо-синдикалистам было довольно лояльным: из всех анархических течений САСП был наиболее терпим к государственности, признавая необходимость «переходного» периода к безгосударственному обществу. Некоторые теоретики анархо-синдикализма пытались примирить бакунизм с ленинизмом: «Именно анархисты должны всеми силами, всеми помыслами защищать Советы, — писал И.Гроссман-Рощин, — быть вместе с большевиками, героическими защитниками этой идеи во всемирном масштабе». Вопрос об издании газеты возник вновь в 1920, когда на базе САСП была создана Российская конфедерация анархо-синдикалистов. Стоявшие во главе ее Г.Максимов, С.Маркус и Е.Ярчук обратились за содействием во ВЦИК, однако получили отказ, хотя и в мягкой форме — 24 июня 1920 Президиум ВЦИК постановил: «признать, к сожалению, невозможным в данный момент удовлетворить просьбу анархо-синдикалистов». Тем не менее ГТ приступил к выпуску первого собрания сочинений М.А.Бакунина, книг по теории и истории синдикализма (см.: Каталог книгоиздательства Союза Анархо-Синдикалистов «Голос Труда». М.,1924). Уже в 1920 возник конфликт ГТ с представителем Госиздата Заксом, отказавшимся отпускать бумагу ГТ на издание произведений Кропоткина. Нарушая волю автора, не желавшего печататься в ГОСУДАРСТВЕННЫХ издательствах, ГИЗ заявил, что сам будет издавать его работы. Потребовалось вмешательство пленума Моссовета, постановившего 15 февраля 1921 «оказать через Государственное издательство возможное содействие книгоиздательству анархистов "Голос труда" в издании сочинений товарища Кропоткина». Были препятствия и более серьезные: заведующий «Голосом труда» рабочий-анархист Е.Г.Рубинчик (Мейер) был дважды арестован в 1922 и 1923, а затем сослан в Томск. Регистрация ГТ в Главлите состоялась только 17 марта 1923, а устав, подписанный А.Боровым, О.Таратутой, П.Герасимчуком и др., был принят 23 июня 1924 (ЦГАЛИ. Ф.1023. Оп.1. Д.873. Л.18, 24-26). Время от времени издательская деятельность ГТ подвергалась запрету: комиссар печати и пропаганды Петрограда Лисовский запретил печатать 4-й и 5-й тома сочинений Бакунина, работы Кропоткина «Анархия», «Государство и его роль в истории» и др.; заведующий типографией ГТ П.П.Герасимчук был сначала оштрафован, а к 1927 находился уже в Суздальском политизоляторе; наконец, 25 июня 1924 начальник Административного отдела Моссовета Шнеерсон пытался прекратить деятельность типографии с помощью милиции. Потребовалось вмешательство ВЦИК и Каменева, чтобы это распоряжение было отменено. Окончательная ликвидация ГТ произошла в 1929, когда начались аресты анархистов. Некоторые материалы архива ГТ сохранились в ЦГАЛИ в фонде А.А.Борового, заведовавшего издательством в конце его существования.

(3) О разнообразии талантов и интересов Кропоткина свидетельствует его библиография. См.: П.А.Кропоткин (1842-1921): Библиографический указатель печатных трудов /Сост. Е.В.Старостин. М., 1980. 4.1-2.

(4) Кропоткина (урожд. Рабинович) Софья Григорьевна (1856-1941) — жена П.А.Кропоткина с 1878. В кон. 1870-х изучала биологию в Женевском ун-те. В Швейцарии и познакомилась с будущим мужем. С Фигнер познакомилась в Лондоне в 1908, сближение их произошло на почве совместной деятельности по оказанию помощи политзаключенным и ссыльным. Вместе с А.Ю.Фейтом и Фигнер Кропоткина пыталась организовать побег с каторги М.А.Спиридоновой, для чего было собрано 3,5 тыс. руб. Однако подготовка к побегу была раскрыта и он провалился. До самой своей смерти Кропоткина входила в ближайшее окружение Фигнер, хотя отношения между ними не всегда были ровными. Похоронена на Новодевичьем кладбище в Москве.

(5) Фын Юйсян (1882-1948) — китайский военный и политический деятель, член гоминьдановского правительства; Чан Кайши (1887-1975) — китайский государственный деятель, глава гоминьдановского правительства с 1926 по 1949.

(6) Исследователи, изучавшие проблему создания «закрытых фондов» или «спецхранов» (А.П.Шикман, С.В.Шумихин) считают, что каких-то особых законодательных актов об их создании не существовало. Однако декрет СНК от 6 июня 1922 предписывал Главлиту в тесном сотрудничестве с ГПУ составлять списки запрещенной литературы и издавать правила, распоряжения и инструкции по делам печати, обязательные и для библиотек. В принятом 28 января 1929 «Положении об архивном управлении РСФСР» устанавливалась категория «секретных» архивных материалов. По-видимому, подобные распоряжения отдавались и по музейному ведомству. Какими именно инструкциями руководствовались организаторы общественного Кропоткинского Музея, создавая «закрытый фонд», нам неизвестно.

(7) Бубнов Андрей Сергеевич (1883-1940) — в 1929-37 — нарком просвещения РСФСР.

(8) В 1933 в ВОК состояло 48 членов. По данным справочника «Вся Москва» на 1930, в нем числилось 73 члена. Такую существенную разницу, очевидно, нужно объяснять репрессиями, обрушившимися на членов ВОК. В состав Исполнительного Бюро в 1933 входили: С.Г.Кропоткина, Фигнер, М.П.Шебалин (зам. пред.), М.П.Неведомский-Миклашевский (председатель Музейной комиссии), Н.К.Лебедев (секретарь), В.А.Перелешин, Л.В.Гогелия (Гогелиа), С.С.Анисимов.

(9) Поступившая в Музей лондонская библиотека П.А.Кропоткина была размещена в одном из залов, воссоздавшем рабочий кабинет Кропоткина в Лондоне.

Текст приводится по изданию: Звенья: Исторический альманах. Вып.2 – М. – СПб.: Феникс: Atheneum, 1992. – 653 с.; ил. (с.473-488).