ГЛАВА 4

УЧЕНИЕ ПРУДОНА

4.1. Общие замечания

1. Пьер-Жозеф Прудон родился в Безансоне в 1809 году. В этом-то городе он и стал работать в типографии, а потом занимал­ся этим же ремеслом и в других городах Франции. В 1838 году пособие Безансонской академии дало ему возможность поселить­ся в Париже для научных занятий. В 1843 году он вступает в де­ловой мир Лиона, а в 1847 году бросает этот город и окончатель­но переселяется в Париж.

В 1848—1850 годах Прудон издавал там различные журна­лы. В 1848 году он был избран членом национального собрания; в 1849 году основал народный банк. Несколько лет спустя был приговорен к трехлетнему тюремному заключению за наруше­ние законов о печати; наказание это он отбывал в Париже, не пре­рывая своей литературной деятельности.

После освобождения в 1852 году оставался в Париже до 1858 года, когда новый приговор за нарушение законов о печа­ти, осудивший на 3 года тюрьмы, заставил его бежать в Брюс­сель. В 1860 году он был помилован и с тех пор жил в Париже постоянно до самой смерти, последовавшей в 1865 году.

Прудон написал много работ, главным образом по вопросам правоведения, общественной экономии и политики.

2. Из его сочинений, написанных до 1848 года, особую важ­ность имеют книги «Что такое собственность? или Исследова­ние управления об основах права» (1840), «Экономические про­тиворечия, или Философия нищеты» (2 тома, 1846). Из сочинений, написанных с 1848 до 1851 года, следует обратить внимание на «Исповедь революционера» (1849) и «Общую идею революции XIX столетия» (1851). Наконец, после 1851 года мы отметим книги «О справедливости в революции и церкви; новые начала практической философии» (3 тома, 1858) и «О федера­тивном принципе и о необходимости возрождения революцион­ной партии» (1863 год а не 1852, как думают Диль, с. 116, и Ценкер, с. 61).

Учение Прудона о праве, государстве и собственности под­вергалось изменениям лишь в вопросах второстепенных; в об­щем же он ни разу не изменил своим взглядам. Мнение, будто Прудон колебался в основных своих воззрениях, проистекает от неправильного и изменчивого языка его писаний. Мы не можем здесь излагать развитие прудоновского учения и в спор­ных местах будем прибегать к сочинениям, написанным с 1848 по 1851 год, где он развил свое учение с особой ясностью и мощью.

3. Прудон свое учение о праве, государстве и собственности называет анархизмом. «Какой образ правления мы предпоч­тем? — О, можно ли об этом спорить? — ответит мне, пожалуй, кто-нибудь из моих юных читателей; вы, республиканец. — Рес­публиканец, конечно, но это слово слишком неопределенно. Res publica — есть общественное дело; значит, всякий, кто стоит за общественное дело, независимо от существующей формы прав­ления — есть республиканец. Короли — также республикан­цы. — В таком случае вы — демократ? — Нет. — Как? Вы склонны к монархии? — Нет. — К конституции? — Упаси Боже. — Итак, вы — аристократ? — Совсем нет. — Вы желаете смешанной формы правления? — Ни в коем случае. — Кто же вы, наконец? — Я

 

 анархист».

4.2. Основы

Согласно Прудону, высшим законом для нас является спра­ведливость.

Что такое справедливость? «Справедливость есть непосред­ственно чувствуемое и взаимно охраняемое уважение к челове­ческому достоинству, где бы и в ком бы оно ни страдало и не­смотря на опасность, сопряженную с его защитой».

«Я должен уважать и, если могу, заставить уважать моего ближнего, как самого себя: таково веление моей совести. На каком основании я обязан ему этим уважением? За его силу, дарование, богатства? Все это — внешние случайности, кото­рые не заслуживают уважения. Либо за то уважение, которым он меня окружает? Нет, справедливость выше такого побуж­дения. Она не ждет взаимности; она утверждает, она уважает человеческое достоинство, даже во враге; это обстоятельство и делает возможным существование права войны; даже в убий­це, которого мы казним, словно он потерял человеческий об­лик; отсюда уголовное право. Я уважаю в ближнем не дары природы, и не счастье; ни быка его, ни осла его, ни слугу его, как говорится в писании; даже не благо, которое я ожидаю от него в обмен: я уважаю в нем человека».

«Справедливость есть одновременно действительность и идея».

«Справедливость есть глубокое свойство нашей души, ле­жащее в основе всякого общественного существа; но она — не только свойство: она в то же время и идея, отношение, уравне­ние. Как известное свойство — она подвержена развитию; это развитие и составляет сущность человеческого воспитания. Как уравнение — в ней нет ничего изменчивого, произвольного, про­тиворечивого; она — безусловна и незыблема, как всякий за­кон, и, подобно закону, общепонятна».

Справедливость — для нас высший закон. «Справедливость есть нерушимая мера всех человеческих деяний».

«Только она дает возможность определить и упорядочить явления общественной жизни, по своей природе неопределен­ные и противоречивые».

«Справедливость — есть центральная звезда, управляющая обществами, полюс, на котором вращается политический мир, основное начало и правило всех деяний. Все совершается меж­ду людьми во имя права; ничто без ссылки на справедливость. Справедливость отнюдь не создана законом; наоборот, закон всегда лишь есть истолкование и воплощение справедливости».

«Вообразим себе общество, где над справедливостью пре­обладало бы, хотя и в ничтожной степени, какое-либо иное нача­ло, допустим религия; либо где некоторые лица почитаются выше других: я говорю, что так как здесь справедливость, в сущнос­ти, уничтожена, то общество неизбежно погибнет, рано или по­здно».

«Справедливость имеет то свойство, что вера в нее — не­зыблема и что она не может быть отвергнута либо отрицаема догматическим путем. Все народы призывают ее; даже в том случае, когда государственная власть ее нарушает, она стремит­ся опереться на нее; религия только и существует для нее; скеп­тицизм исчезает перед ней; ею только и сильна ирония; преступ­ление и лицемерие преклоняются перед ней. Если свобода — не пустой звук, то она действует лишь в рамках права; и, несмотря на свои возмущения, свобода, в сущности, его не проклинает». «Все, что наша мудрость создала разумного о справедливости, заключено в пресловутом изречении: «Делай ближнему то, что сам себе желаешь; не делай ближнему того, чего сам себе не желаешь»».

4.3. Право

I. Во имя справедливости Прудон отвергает не право, но почти все законодательные нормы, особенно же государ­ственные законы.

Государство «создаст столько законов, сколько будет инте­ресов: и так как интересов бесчисленное множество, то законо­дательство должно работать непрерывно. Законы, указы, пред­писания, циркуляры, заключения градом сыплются на бедный народ. Очень скоро политическая почва покроется бумажным слоем, который геологам придется записать как бумажную фор­мацию в ряду других земных переворотов. Конвент издал в 3 года, месяц и 4 дня одиннадцать тысяч шестьсот законов и дек­ретов; Законодательное и Учредительное собрания создали их не меньше; Империя и последующие правительства работали так же усердно. В настоящее время Свод Законов содержит, говорят, более 50 тысяч законов; если бы народные представители выполняли свой долг как следует, это громадное число вскоре удвоилось бы. Мыслимо ли, чтобы народ и само правительство не терялись в этой путанице?..».

«Законы — для того, кто мыслит независимо, кто отвечает сам за себя, законы — для того, кто хочет и может быть сво­бодным? Я хочу соглашения, но не законов; из них я ни одного не признаю, я возмущаюсь всяким приказанием, которое мни­мо-необходимой власти угодно будет навязать моей свободной воле. Законы! Известно, что они собой представляют и чего сто­ят. Паутина для богатых и сильных, неразрывные цепи для сла­бых и бедных, рыболовные сети — в руках правительства».

«Немного законов, но зато хороших законов!? Это — невозможно. Ведь правительство должно уладить все интересы, разрешать все споры? Интересы же, по самой природе обще­ства, — бесконечны, отношения между людьми — изменчивы и подвижны: как же возможно иметь мало законов? как они будут просты? как даже лучший закон вскоре не станет мерз­ким?».

II. Справедливость признает только одну единственную правовую норму, а именно: взаимный договор выполняется.

«Что понимают под взаимным договором? «Договор», гла­сит гражданское уложение, ст. 1101, «есть условие, по которо­му одно или несколько лиц обязуются по отношение к другому лицу или многим лицам, что-либо сделать либо чего-нибудь не сделать». «Для того, чтобы я был свободным, чтоб надо мной был лишь один закон, — мой собственный, — и чтоб я управлял сам собою, следует перестроить общественное здание на началах взаимного договора». «Идея договора должна быть для нас основной идеей политики».

Норма, по которой договор должен быть исполнен, будет покоиться не только на справедливости, но и на общем стремле­нии людей добиться выполнения заключенного договора, даже силой; ввиду этого норма эта будет не только нравственной за­поведью, но и правовой нормой.

«Среди тебе подобных некоторые лица условились взаимно охранять свою веру и право, т. е. уважать правила, которые им указаны природой вещей как единственно способные обеспе­чить, в самой широкой мере, благосостояние, безопасность, мир. Хочешь ли принять их договор? вступить в их союз? Обещаешь ли уважать честь, свободу и достояние братьев твоих? Обеща­ешь ли никогда не присваивать ни силой, ни обманом, ни лихоим­ством, ни игрой то, что твой ближний создал либо чем он владе­ет? Обещаешь ли никогда не лгать и не обманывать, ни на суде, ни при торговых или иных сношениях? Ты свободен принять его или отвергнуть!

Если ты его отвергнешь, то уйдешь в общество дикарей. Ты отрекся от человеческого рода и стал подозрительным. Ничто тебя не охранит. За малейшее оскорбление первый встречный может на тебя поднять руку: за это он ответит лишь как за не­нужную жестокость в обращении с диким зверем.

Если же, наоборот, ты примешь договор, то войдешь в об­щество свободных людей. Все братья твои взаимно обязуются и обещают тебе верность, дружбу, помощь, услуги, сообщество. В случае нарушения договора с твоей или с их стороны по не­брежности, вспыльчивости, злобе вы отвечаете друг перед дру­гом за убытки, за беспокойство и тревогу, которую вы причинили: эта ответственность, смотря по тяжести и многократности вероломства, может привести даже к изгнанию и казни».

4.4. Государство

Ввиду того, что Прудон признает лишь одну правовую нор­му, а именно: взаимно-заключенный договор должен быть вы­полнен, то он и может допустить лишь одно юридическое взаи­моотношение, а именно: отношение договаривающихся сторон. Государство же, основанное на особых правовых нормах, свя­зывает людей, не заключивших никакого взаимного договора, и должно быть отвергнуто.

I. И, действительно, Прудон отрицает государство бе­зусловно, независимо от времени и места; он даже считает его одним из самых противных справедливости юридических взаимоотношений.

«Власть человека над человеком есть рабство». «Кто стремит­ся управлять мною, тот — насильник и тиран. Я объявляю его сво­им врагом». «В каждом обществе власть человека над человеком стоит в обратном отношении с достигнутым в нем уровнем духов­ного развития, и вероятная долговечность этой власти может быть предсказана на основании более или менее общего стремления к истинному устройству, т. е. устройству, согласному с наукой».

«Всякое управление — незаконно. Ни наследственность, ни выборы, ни всеобщее голосование, ни прекраснодушие верхов­ного владыки, ни освящение веками и религией не могут сде­лать правление законным. В какой бы то ни было форме, монархической, олигархической, демократической, управление или власть человека над человеком —  незаконна и нелепа». Осо­бенно «демократия есть ничто иное, как конституционный про­извол, сменяющий другой конституционный произвол. Она не имеет никакой научной ценности, и в ней следует видеть лишь переходную ступень к единой, нераздельной республике».

«Не успела власть воцариться на земле, как стала предметом всеобщего честолюбия. Власть, правительство, держава, государ­ство — все эти слова означают одно и то же; каждый в них видит средство угнетения и насилия над ближними. Самодержцы, докт­ринеры, демагоги и социалисты неизменно обращают свои взоры на власть как на свою единственную цель». «Все партии, без ис­ключения, поскольку они стремятся к власти, суть разновидности самодержавия, и не будет у граждан свободы, порядка в обществе, единения трудящихся, пока отречение от власти не сменит в поли­тическом катехизисе веру во власть. «Довольно партий; довольно власти; безусловная свобода личности и гражданина!» В трех сло­вах я изложил мои общественно-политические идеалы».

II. Справедливость требует замены государства общежи­тием, основанным на той правовой норме, по которой вза­имный договор должен быть выполненным.

Это общежитие называется Прудоном «Анархией», позже — «Федерацией».

Дружественное сожительство людей останется и после уст­ранения государства. Уже в 1841 году Прудон стремится «отыс­кать систему безусловного равенства, где бы все современные учреждения, за исключением собственности, т. е. злоупотреб­лений ею, не только нашли себе место, но и сами стали бы ору­диями равенства: личная свобода, разделение властей, прокура­тура, суд присяжных, судебная и административная организация».

Но людей удержит в обществе не сила верховной власти, а правовая сила договора. «Действительно, когда я договарива­юсь о каком-либо предмете с одним или многими из моих со­граждан, ясно, что в этом случае единственным законом для меня является моя воля; выполняя взятое на себя обязательство, я сам для себя правительство. Если бы, однако, договор, заклю­чаемый мною с несколькими лицами, мог быть распространен на всех; если бы все могли его взаимно возобновлять; если бы каждая группа граждан, коммуна, кантон, департамент, корпора­ция, товарищество и т. д., образованные подобным договором и рассматриваемые как юридические лица, могли потом входить в соглашение с каждым лицом из других групп и со всеми, то это было бы бесспорное повторение моей воли до бесконечно­сти. Я был бы уверен в том, что созданный таким путем во всей республике закон, по почину миллионов разных лиц, был бы все­гда ничем иным, как моим собственным законом. Если бы этот новый порядок вещей назвали правительством, то и правитель­ство было бы мое. Порядок договорный, сменив собой поря­док законодательный, создаст истинное управление человека и гражданина, истинное народовластие, республику».

«Республика есть такая организация, в которой все мнения, все поступки — свободны, и народ, в силу этого самого разнообразия мнений и волевых актов, мыслит и действует, как один чело­век. В республике всякий гражданин, действуя так, как ему хочет­ся, непосредственно участвует в законодательстве и правлении подобно тому, как он участвует в производстве и обращении бо­гатств. В ней всякий гражданин есть царь, ибо у него — полнота власти, он царствует и правит. Республика есть положительная анархия. Это не свобода, подчиненная порядку, как в ограничен­ных монархиях, не свобода, закованная в порядок, как во времен­ном правительстве. Это — взаимная свобода, а не свобода огра­ниченная; свобода, не дочь порядка, а мать порядка».

Анархия нам кажется всегда «верхом беспорядка и настоя­щим хаосом. Рассказывают, что один парижский мещанин XVII столетия, услыхав, что в Венеции совсем нет короля, до того изумился, что едва опомнился и чуть не умер со смеху.

«Таковы наши предрассудки».

В противоположность этому Прудон в общих чертах рисует план анархического устройства общественной жизни, чтобы иметь возможность выполнить те задачи, которые сейчас вы­полняются государством.

Он начинает с примера. «Много веков духовная власть была отделена от светской. Должен сказать, что полного отделения никогда не было, и потому централизация всегда была слабой, к великому ущербу как для духовенства, так и для верующих. Толь­ко в том случае было бы полное отделение, если бы светская власть не только не вмешивалась в таинства, в богослужебные обрядности, в приходскую жизнь, но и в назначение епископов.

Была бы затем большая централизация и, следовательно, более правильное управление и в том случае, если бы народ имел право в каждом приходе выбирать своих пастырей или не выбирать их совсем; если бы священники по епархиям сами выбира­ли себе епископов; если бы собрание епископов самостоятель­но вело духовные дела, преподавание богословия и богослуже­ние. Таким отделением духовенство перестало бы быть в руках государственной власти орудием насилия над народом, благо­даря же применению всеобщего голосования обособленное духовное ведомство, вдохновляемое народом, а не правитель­ством или папой, было бы в постоянной гармонии с потребнос­тями общества, с умственным и нравственным уровнем граж­дан. Итак, для того чтобы снова стать на путь органической, общественно-экономической истины, следует: 1) уничтожить нагромождение властей, отняв у государства право назначать епископов, и окончательно отделить церковь от светской влас­ти; 2) обособить самую церковь путем применения постепен­ных выборов; 3) в основание духовной власти, как и всякой дру­гой государственной власти, положить всеобщее голосование. При этой системе то, что теперь является правительством, ста­нет не более как управлением; вся Франция будет централизова­на в области духовных дел; уже ввиду одной только выборной самостоятельности страна будет править сама собою, и не толь­ко в делах веры, но и в житейских делах: над ней никто не будет стоять. Понятно, что если бы удалось точно так же организо­вать страну и в светском отношении, то воцарились бы совер­шенный порядок, сильнейшая централизация, и не было бы на­добности в том, что мы называем теперь установленной властью, или правительством».

Другой пример. «Суд со своими разнообразными отраслями, своей иерархией, несменяемостью, объединением в одном ве­домстве свидетельствует о присущей ему склонности к центра­лизации. Но он не подчинен истцам; он всецело в распоряжении исполнительной власти; он подчинен не стране путем выборов, а правительству, президенту или королю, по назначению. Из этого следует то, что истцы отданы на произвол своих судей подобно тому, как прихожане отданы своим священникам, народ принад­лежит чиновникам, словно вечное наследство; истец — для су­дьи, а не судья — для истца. Примените всеобщее голосование и постепенные выборы к судебному ведомству, как это мы сде­лали с духовным; упраздните несменяемость — это самоотре­чение от выборного права; отнимите у государства всякое дав­ление, всякое влияние на суд; пусть он, обособленный и централизованный в себе, зависит лишь от народа, и вы отымете у власти одно из самых могучих орудий насилия; вы сделаете из правосудия оплот свободы и порядка; и, если допустить, что народ, от которого должны исходить путем всеобщего голосо­вания все власти, не будет сам себе противоречить, вы обеспе­чены, что разделение властей не породит столкновений; вы мо­жете смело решить, что, в принципе, разделение и равновесие — впредь будут синонимами».

Затем Прудон касается армии, пошлин, земледелия, торгов­ли, общественных работ, народного просвещения, финансов, повсюду требует для них самостоятельности и централизации на основе всеобщей подачи голосов.

«Для того чтобы народ мог проявить свое единство, надо, что­бы он был объединен в религии, правосудии, военной силе, земле­делии, промышленности, торговле, финансах; одним словом, объе­динен во всех своих проявлениях и силах, надо, чтобы централизация совершалась снизу вверх, от окраин к центру, и чтобы все должно­сти были независимы и управлялись сами собой. Объедините по­том представителей всех этих управлений и вы получите совет министров — исполнительную власть, которая отлично сможет обойтись без государственного совета. Поставьте надо всем этим выс­ший суд присяжных, законодательное или национальное собрание, созванное непосредственно всей страной и уполномоченное не на­значать министров — это делает сам народ, — а проверять счета, составлять законы, устанавливать бюджет, улаживать споры между разными ведомствами, решать все, выслушав предварительно зак­лючение государственного прокурора или министра внутренних дел, где будет впредь сосредоточено все управление: у вас получится централизация тем более крепкая, чем более вы умножите число центров; явится ответственность тем более действительная, чем резче будет проведено разделение властей, и у вас будет полити­ческая и вместе с тем общественная конституция».

4.5. Собственность

Так как Прудон признает только одну правовую норму, а имен­но: заключенный договор должен быть выполнен, то он может признать и одно юридическое взаимоотношение, а именно: юри­дическое отношение сторон, заключающих договор. Поэтому соб­ственность, основанная на особенных юридических нормах и свя­зующая людей, не заключивших между собой никакого догово­ра, наравне с государством должна быть отвергнута.

I. Действительно, Прудон безусловно отрицает собственность независимо от пространства и времени; он даже считает ее пра­воотношением, наиболее противоречащим справедливости.

«По определению, собственность есть право пользования и злоупотребления, т. е. неограниченное и безответственное гос­подство человека над своею личностью и имуществом. Если бы собственность перестала быть правом злоупотребления, то она перестала бы быть собственностью. Разве собственник не имеет права отдать свое имущество кому угодно, равнодушно смотреть на пожар у соседа, препятствовать народному благу, расточать родовое имущество, эксплуатировать и грабить ра­бочего, скверно производить и скверно продавать? Разве соб­ственность не святая вещь для законодателя именно потому, что порождает злоупотребления? Разве можно представить себе собственность, пользование которой было бы определено по­лицией, а злоупотребление каралось ею? И разве, наконец, не очевидно, что если бы ввели справедливость в собственность, то уничтожили бы самую собственность, подобно тому, как за­кон, внеся приличие в наложничество, этим самым уничтожил наложничество».

«Грабят:

1. как разбойники на большой дороге,

2. в одиночку или шайкой,

3. со взломом,

4. посредством утайки,

5. злостным банкротством,

6. посредством подлога частных и общественных бумаг,

7. подделкой монет,

8. посредством вероломства,

9. мошенничества,

10. обмана,

11. посредством игры и лотерей,

12. ростовщичеством,

13. взимая ренту, арендную плату, плату за наем,

14. в торговле, когда доходы купца превышают должное воз­награждена за его труд,

15. наживаясь на своем товаре, пользуясь теплым местом и огромными окладами».

При воровстве, запрещенном законами, люди употребляют открыто и единственно силу и хитрость; но при воровстве, до­пускаемом законом, они скрываются за приносимой пользой, которой и действуют, как ловушкой, для обирания своих жертв.

Открытое применение насилия и хитрости было единодушно отвергнуто уже давно; но «ни один народ не мог до сих пор из­бавиться от воровства в его сочетании с талантом, трудом и соб­ственностью». В этом смысле, «собственность — есть воров­ство»; «эксплуатация слабого сильным» «вопреки праву»; «самоубийство общества».

II. Справедливость требует, чтобы собственность усту­пила место распределению богатств, основанному на право­вой норме, по которой договор должен быть выполнен.

Прудон называет собственностью часть богатств, доставшу­юся каждому по договору. В 1840 году он требовал замены соб­ственности личным владением и думал, что одной только этой заменой удастся искоренить зло на земле. Но уже в 1841 году пояснял, что под собственностью он разумеет лишь ее злоупот­ребления; тогда-то он и требовал введения немедленно осуще­ствимого общественного устройства, в котором могли бы най­ти себе место право торговли и обмена, право наследования по прямой и побочной линии, право первородства и право завещания. В 1846 году он говорит: «В один прекрасный день преоб­разованная собственность получит положительный, совершен­ный, общественный и истинный смысл; новая собственность за­менит старую и будет для всех одинаково истинной и одинаково благотворной». В 1848 году он заявляет: «Так как высшим ос­нованием и содержанием собственности является человечес­кая личность, то она не может исчезнуть: собственность долж­на жить в сердце человека, как постоянное побуждение к труду, как соперник, без которого работа ослабела бы и умерла». А в 1858 году он говорит точнее: «То, чего я ищу с 1840 г., опреде­ляя понятие собственности, то, чего я хочу теперь, — это не разрушения, я повторял это не раз: иначе я с Руссо, Платоном, с самим Луи Бланом и всеми противниками собственности впал бы в коммунизм, против которого я решительно восстаю; то, чего я требую для собственности, это — равновесия», т. е. «справедливости».

Во всех этих выражениях собственность означает не что иное, как часть богатств, которой может располагать каждый на осно­вании договоров, на которых должно быть построено общество. Та собственность, которую признает Прудон, не может быть ка­кой-нибудь особой правовой нормой, но только применением единственного им признаваемого юридического отношения, а именно: договорного отношения.

Она не может обеспечить покровительства группе людей, определенной юридическими нормами, но только той группе людей, которые взаимно обеспечили себе известное количество богатств. Итак, Прудон употребляет здесь слово «собствен­ность» в переносном смысле: в собственном смысле собствен­ность означает лишь часть богатств, предоставленных личнос­ти особыми юридическими нормами в несвободном юридичес­ком взаимоотношении.

Если Прудон требует во имя справедливости известного рас­пределения собственности, то это означает только, что догово­ры, на которых должно быть построено все общество, должны установить способ распределения богатств, а именно: чтобы каждый пользовался плодом своего труда.

1. «Представим себе богатство в виде массы, связанной хи­мической силой, к которой беспрерывно притекают новые эле­менты, соединенные между собой в различных соотношениях, но по известному закону: ценность есть то отношение (мера), по которому каждый из этих элементов составляет часть цело­го». «Итак, я предполагаю силу, которая связывает различные элементы богатства в известном соотношении и делает из них однородное целое». «Сила эта — труд. Труд, и только труд, про­изводит все элементы богатства и соединяет их всецело соглас­но закону, в изменчивом, но определенном отношении». «Вся­кий продукт есть символический знак труда».

«Каждый продукт может быть обменен на другой».

«Если портной за один рабочий день получит десять дней ткача, то это будет то же самое, как если бы ткач десять дней своей жизни отдал за один день жизни портного. Это-то и быва­ет, когда крестьянин платит нотариусу 13 франков за бумагу, ко­торую тот написал в один час: и это неравенство, эта несправедливость в обмене есть самая мощная причина нищеты. Всякое нарушение меновой справедливости означает, что рабочий при­носится в жертву, что кровь одного человека переливается в тело другого».

«Я требую для собственности равновесия. Недаром народ­ный гений вооружил правосудие весами, этим орудием точнос­ти. Действительно, справедливость по отношению к народному хозяйству есть не что иное, как вечные весы; или, выражаясь точнее, справедливость при распределении богатств есть обя­занность, возложенная на каждого гражданина и на каждое го­сударство, сообразоваться при деловых сношениях с законом равновесия, который проявляется везде в экономической жизни и нарушение которого, случайное или умышленное, порождает тьму бедствий».

2. По Прудону, только одна взаимность может дать каждому полностью плоды его труда, и поэтому-то он и называет свое учение «теорией взаимности (мутуальности)». «Взаимность вы­ражена в заповеди: делай ближнему то, чего себе желаешь; по­литическая экономия перевела эту заповедь на знаменитую фор­мулу: товары обмениваются на товары. Все же зло, губящее нас, происходит и оттого, что позабыт и нарушен закон взаимности. Исцеление зависит целиком от воплощения этого закона. Орга­низация наших взаимных отношений — в этом вся суть обще­ственной науки».

Прудон в торжественном заявлении, которое он предпосыла­ет общественному договору «народного банка», говорит: «Я за­являю, что в моей критике собственности, или, лучше сказать, совокупности учреждений, от нее исходящих, я никогда не имел в виду затрагивать личных прав, признанных предшествовавшими законами, ни оспаривать законность благоприобретенных имуществ, ни требовать произвольного распределения богатств, ни препятствовать свободному и правильному приобретению соб­ственности посредством купли и обмена; я также никогда не имел в виду верховным указом воспретить или уничтожить поземель­ную ренту и проценты на капитал. Я полагаю, что все эти проявле­ния человеческой деятельности должны оставаться свободными и доступными для всех; я допускаю для них лишь те изменения, ограничения, отмены, которые естественно и неизбежно вытека­ют из всеобщего применения принципа взаимности и предлагае­мого мною синтетического закона. Вот завещание всей моей жиз­ни и смерти. Только тому, кто может лгать перед лицом смерти, я позволяю сомневаться в его искренности».

4.6. Осуществление

Преобразование, требуемое справедливостью, должно со­вершиться следующим образом: люди, познавшие истину, дол­жны убедить других в великой необходимости этого преоб­разования ради справедливости, и таким путем право преобразуется, государство и собственность исчезнут и на­ступит новая эра. «Как только идея начнет распространяться», наступит новая эра; но для того, чтобы она наступила, надо «рас­пространять идею».

I. Единственное средство осуществить этот переворот — это убедить людей в том, что справедливость его требует.

1. Прудон отвергает все иные средства. Его учение находит­ся «в согласии с конституций и законами». «Пусть будет сначала революция, говорят нам, просвещение придет потом». «Как будто революция не есть, именно, просветление умов!..». «Чинить са­мосуд путем кровопролития, это — крайность, которая встре­чается, пожалуй, у золотоискателей в Калифорнии, но да сохра­нит нас судьба во Франции от этой крайности!»

«Несмотря на насилия, свидетелями которых мы были, я не думаю, чтобы впредь для удовлетворения своих прав и ради мести за обиды свободе понадобилось насилие. Разум поможет нам лучше; а терпение, как и революция, непобедимо».

2. Но как убедить людей, «как распространять идею, когда буржуазия враждебно настроена; когда народ, отупевший от раб­ства, полный предрассудков и дурных инстинктов, равнодушен, к ней; когда ученые, академия, печать клевещут; когда суды свирепствуют, а правительство все подавляет? Но будем спо­койны: как отсутствие идей губит лучшие предприятия, точно так же борьба против идей лишь способствует развитию рево­люции. Разве вы не видите, что господство власти, неравенства, случайности, небесного спасения и государственного порядка сделалось для обеспеченных классов, совесть и сознание кото­рых этим возмущается, еще более невыносимым, чем для чер­ни, которая терпит голод».

3. Прудон находит, что лучшее средство убедить народ зак­лючается в том, чтобы дать ему в государстве, не нарушая зако­нов, «пример свободной, независимой и полной централизации», основываясь на началах будущего общественного строя. «Воз­будите общественное творчество, без которого народ будет веч­но в бедственном состоянии, а усилия его бесплодны; научите народ создавать для себя, без помощи властей, благосостояние и порядок».

Прудон пытался дать подобный пример основанием народ­ного банка.

Целью этого «народного банка» было — «обеспечить труд и благосостояние всем производителям, организуя их соответ­ственно как началу, так и цели всякого производства, т. е., други­ми словами, как капиталистов, так и потребителей».

«Народный банк должен был быть собственностью всех граж­дан, желающих пользоваться его услугами; с этой целью они вкла­дывают в него свои капиталы, если считают, что металлический фонд некоторое время еще необходим для него; они, во всяком случае, обещают учитывать в нем все обязательства и принимать в уплату его бумаги. Вследствие этого народный банк, работая на пользу своих же вкладчиков, не должен брать процентов ни за ссуду, ни за учет: он должен взимать лишь самое небольшое воз­награждена для уплаты жалования и на покрытие расходов.

Итак, кредит был даровым!.. Стоило только осуществить эту мысль, и она принесла бы бесконечный ряд последствий».

Народный банк, «служа образцом народной самодеятельно­сти как в деле управления, так и общественного хозяйства, объе­диненных отныне в одном синтезе, становился для пролетариата одновременно путеводной звездой и орудием освобождения: он создавал политическую и экономическую свободу. И подобно тому, как всякая философия, всякая религия есть метафизическое или символическое выражение народного хозяйства, так и народный банк, изменяя материальные основы общества, обус­ловливал бы философскую и религиозную революцию; так, по крайней мере, думали его основатели».

Чтобы лучше понять это, мы изложим некоторые статьи из общественного устава народного банка.

«Статья 1. — Основывается торговое общество под именем общества народного банка между гражданином Прудоном, здесь присутствующим, и теми лицами, которые, сделавшись акционерами, признают настоящий устав.

Статья 3. — ... Общество будет действовать как товарище­ство на вере: ответственным членом общества является граж­данин Прудон, другие соучастники являются пайщиками и отве­чают лишь капиталом, вложенным в акции.

Статья 5. — ... Фирма называется: П.-Ж. Прудон и компания.

Статья 6. — .. .Кроме членов этого торгового общества каж­дый гражданин приглашается вступить в народный банк в каче­стве сотрудника. Для этого достаточно подчиниться его уставу и принимать его бумаги.

Статья 7. — Так как народный банк способен к неограничен­ному развитию, то его возможная продолжительность не ограни­чена. Но, подчиняясь предписаниям закона, банк основывается на девяносто девять лет со дня его окончательного устройства.

Статья 9. — ... Главное начало народного банка — есть да­ровой кредит и обмен: назначением его является не производ­ство, а обращение ценностей; средство — взаимное соглаше­ние производителей и потребителей. Вследствие этого банк может и должен работать без капитала.

Эта цель будет достигнута, когда вся масса производителей и потребителей примет устав общества.

До тех же пор общество народного банка применяясь к ус­тановившимся обычаям и предписаниям закона, а особенно с целью приобрести возможно большее число участников долж­но образовать основной капитал.

Статья 10. — Капитал народного банка состоит из пяти мил­лионов франков, разделенных на миллион акций по пяти франков каждая.

Общество окончательно будет основано и начнет свои дей­ствия, когда будут подписаны десять тысяч акций.

Статья 12. — Выпуск акций производится по нарицательной цене; акции не приносят процентов.

Статья 15. — Главнейшие операции народного банка следу­ющие:

1. Увеличение наличного капитала путем выпуска бумажных билетов;

2. Учет векселей за двумя подписями;

3. Учет заказов и фактур;

4. Ссуды под залог движимостей;

5. Кредит под поручительство;

6. Выдача ссуд под залог недвижимости;

7. Платежи и взыскания. Сюда прибавляются еще:

8. Сберегательные, вспомогательные и пенсионные кассы;

9. Страхование;

10. Хранение вкладов;

11. Составление баланса.

Статья 18. — В противоположность обыкновенным банко­вым векселям, платимым по приказанию и наличными деньга­ми, вексель народного банка есть вексель, имеющий обществен­ный характер бессрочности, по которому уплачивается по предъявлении всяким членом банка или его сотрудником това­рами либо трудом.

Статья 21. — Члены обязуются закупать все предметы по­требления, которые может предложить им общество, преиму­щественно у членов того же банка, а делать заказы исключи­тельно у соучастников и товарищей.

Равным образом каждый производитель или торговец, прим­кнувший к народному банку, обязуется доставлять другим уча­стникам предметы своей торговли или своей промышленности по уменьшенным ценам.

Статья 62. — Главное помещение народного банка находит­ся в Париже.

Цель его — открывать постепенно отделения в каждом ок­руге и иметь агента в каждой общине.

Статья 63. — Как только позволят обстоятельства, настоя­щее общество будет переименовано в анонимное, так как фор­ма эта, согласно желанию основателей, позволяет осуществить тройное начало: 1) избрание должностных лиц; 2) разделение и независимость должностей; 3) личную ответственность каждо­го служащего».

II. Как только люди убедятся, что сама справедливость требует этого переворота, «деспотизм падет сам собой в силу своей ненужности»; государство и собственность ис­чезнут, право преобразуется и наступит новая эра.

«Революция не действует по старым государственным заве­там аристократическим или династическим.

Она есть право, равновесие сил, равенство. Ей нечего завое­вывать земли, порабощать народы, защищать границы, строить крепости, содержать армию, пожинать лавры, поддерживать ев­ропейский концерт. Мощь ее экономических учреждений, безвозмездность ее кредита, величие ее мысли, — достаточно для того, чтобы изменить весь мир». «Все угнетенные и эксплуати­руемые — союзники революции: появись только она, и вселен­ная протянет ей руки».

«Я желаю мирной революции; я желаю, чтобы в осуществ­лении моих желаний приняли участие те самые учреждения, ко­торые подлежат отмене, и те правовые начала, которые придет­ся дополнить. Пусть новое общество будет свободным, естественным и неизбежным развитием старого, и пусть рево­люция, уничтожая старый порядок вещей, будет, тем не менее, его завершением». Народ, понявший свои истинные интересы, заявит свое желание переменить не одно правительство, а весь общественный строй; и тогда растворение государства в эконо­мическом организме совершится так, как мы не можем еще предвидеть.