МАЙ 68 В ПАРИЖЕ

Вот уже 25 лет минуло с тех майских дней 68-го года, но политологи и психологи до сих пор спорят о феномене тогдашней "молодежной революции". В чем же ее особенности?

Во-первых, это было массовое движение протеста, по размаху сопоставимое лишь с общеевропейской революцией 1848 года.

Во-вторых, большинство участников были молодыми людьми в возрасте до 30 лет.

В-третьих, это массовое движение хотя и характеризуется вообще-то крайне левыми взглядами, но при этой нельзя говорить о какой-нибудь доминирующей идеологии. Движение новых левых представляло собой конгломерат автономных групп. Из традиционных теорий у "взрослых" были позаимствованы анархизм, маоизм, троцкизм. Из новых теорий сильное влияние на движение оказали взгляды "Франкфуртской школы" и особенно Герберта Маркузе, их критика индустриального общества воспринималась разными группами, но не превращалась в догму, она оставалась лишь точкой опоры.

Молодежная революция никак не была связана с экономическим кризисом. Как раз наоборот, когда разразился кризис середины семидесятых годое, движение сошло на нет. Эта революция была революцией сознания, революцией ума и сердца, а не пустого желудка. Она возникла в результате того, что большая часть молодого поколения осознала антигуманность современного репрессивного общества. Самой яркой вспышкой протеста молодого поколения стала майская студенческая революция 68 года.

В центре событий мая 68-года оказалось студенческое ''Движение 22 марта", названное по аналогии с кубинским "Движением 26 июля", в честь акции протеста, проведенной в этот день. Тогда студенты гуманитарного факультета, расположенного в пригороде Парижа Нантерре, оккупировали здание административного корпуса, протестуя против ареста членов "Комитета зашиты Южного Вьетнама", которые выражали своя солидарность с вьетнамскими партизанами тем, что били витрины в туристическом агентстве "Америкэн экспресс". Задержанных студентов отпустили раньше, чем полиция собралась очистить здание, но за это время на студенческой тусовке родился союз левацких групп, доставивший столько хлопот правительству пару месяцев спустя. В это движение вошли молодые анархисты, находившиеся под влиянием идей группы литераторов-авангардистов "Ситуационистский интернационал". Анархистом был тогда и харизматический лидер движения, 23-х летний студент-социолог из ФРГ - Даниэль Кон-Бендит, выпустивший затем по горячим следам майских событий книгу "Левизна как средство против старческой болезни – коммунизма". В движении " 22 марта" участвовали так же троцкистские молодежные группировки: манделистская JCR – "Коммунистическая революционная молодежь", возглавляемая Аленом Кривином, будущим леворадикальным кандидатом в президенты Франции, и ламбертистская CLER (Комитет связи революционных студентов). Определенным влиянием среди студентов-гошистов пользовался маоистский UJCML "Союз молодых марксистов-ленинцев", прозванный "теоретиками с улицы Ульм" потому, что там, в Высшей Нормальной Школе, находился их центр. Эта довольно догматичная команда как раз накануне Мая решила, что студенты – мелкобуржуазная среда, а дело следует иметь только с самим передовым классом - рабочими. Поэтому они игнорировали события начала Мая и включились в борьбу лишь с началом забастовки. Действия "Движения 22 марта" встретили поддержку у руководства студенческого профсоюза UNEF, где тоже окопались крайне-левые.

Революционная ситуация в Нантеррском отделении Сорбонны явственно ощущалась уже с конца 1967 года. С января по март там произошло более 49 студенческих выступлений и акций протеста. Крупное столкновение студентов-леваков с молодежной фашистской группировкой "Запад" ожидалось и во время проведения первомайских демонстраций. Поэтому ректор Сорбонны принял решение – закрыть Нантер и ввести туда полицейские спецподразделения - CRS. В ответ 3 мая тысяча студентов собралась на митинг во дворе Сорбонны. Вызванный по требованию ректора CRS, применив газы, очистил двор от митингующих. В отместку разгневанные студенты перевернули несколько машин и забросали полицию булыжниками. Для спокойного и тихого Парижа это было довольно ново. В ходе столкновений 3 мая было задержано 500 человек. В знак протеста против полицейского насилия в этот день объявили забастовку UNEF и профсоюз работников высшего образования. За три последующих дня волнения охватили все крупные провинциальные университеты: Тулузы, Нанта, Лиона, Страсбурга и других городов. 6 мая, несмотря на то, что в Латинский квартал были введены усиленные подразделения CRS, 6000 студентов двинулись к набережной Сены и прошли мимо тюрьмы Сантэ, где содержались их товарищи, арестованные 3 мая. Толпа скандировала: "Свободу студентам!", "Сорбонну студентам!", "CRS - SS". Во главе многотысячной колонны красовался плакат: "Мы всего лишь маленькая кучка анархистов". Когда студенты попытались вернуться в Латинский квартал, их встретили сомкнутые ряды французского "ОМОНа", ощетинившиеся дубинками и гранатометами со слезоточивым газом. Студенты и на этот раз не остались в долгу и на насилие ответили насилием. Особенно жаркие схватки происходили на бульваре Сен-Жермен, Рю-Эколь и бульваре Сен-Мишель. На бульваре Сен-Жермен соорудили первые баррикады. Машины на этот раз не только переворачивали, но и поджигали. 600 человек было ранено, 400 арестовано, причем студентам иногда удавалось брать штурмом полицейские фургоны и выпускать арестованных. Полиция смогла овладеть положением лишь к 2-м часам ночи.

7 мая спокойно прошла 30-ти тысячная демонстрация студентов и преподавателей с требованием открыть Сорбонну и прекратить репрессии. На этот раз власти вели себя тихо и пропустили демонстрацию через весь Парик, но на требования никак не отреагировали. 9-го мая 5 тысяч студентов, возглавляемые Кон-Бендитом с мегафоном, собрались напротив Сорбонны, чтобы занять ее, но напоролись на полицейских. Проскандировав бойцам республиканской безопасности: "Фашисты, Фашисты!" - разошлись, приняв решение оккупировать университет на следующий день. На следующий день полиция блокировала 20-титысячную студенческую демонстрацию на бульваре Сен-Жермен, что окончательно переполнило чашу терпения студентов, и они подарили властям первую "ночь баррикад". Стиснутые на пятачке латинского квартала между Сорбонной и бульваром Сен-Жермен, студенты за несколько часов застроили все свободное от полиции пространство баррикадами. Больше всего их было на бульварах Ле-Гор, Сен-Жак и Гей-Люссак. Как основной строительный материал снова употреблялись автомобили (в результате той ночи оказались подожженными 168 машин), но студенты не отказывались и от традиционных материалов: решеток и булыжника – и несколько улиц начисто лишились своего покрытия. Всего было воздвигнуто около 60-ти баррикад, некоторые высотой более 2-х метров. Власти пытались вести переговоры со студентами, но ничего путного из этих переговоров не выходило. Тогда, с наступлением темноты CRS, простоявший пять часов на месте и тупо глазевший на строителей баррикад, получил приказ атаковать студентов, штурм продолжался до 2-х часов ночи. CRS проявили в эту ночь неслыханную жестокость: раненых студентов стаскивали с носилок "скорой помощи" и продолжали избивать, врывались вслед за студентами в квартиры, где они пытались укрыться, и лупили всех, кто попадался под руку. Пресса назвала это "охотой на молодых людей". В итоге 367 человек было ранено. Полицейские репрессии вызвали бурю возмущения в печати, виднейшие деятели культуры, среди них - Жан-Поль Сартр, подписали письмо с протестом против поощряемого голлистской администрацией насилия.

Одновременно со студенческими демонстрациями первые десять дней мая происходит стихийный, не контролируемый традиционными профсоюзами захват предприятий рабочими. Были оккупированы металлургический завод в Нанте, автомобильный гигант Рено, завод Зюд-Авиасьон, забастовали телеграф и телефон. Захват осуществлялся, как правило, молодыми рабочими, не входившими ни в один из профсоюзов. Даже косное бюрократическое руководство профсоюзов, отмалчивавшееся до сих пор, как и коммунисты, и клеймившее студентов как "буржуазных сынков" и "левацких ревизионистов", теперь вдруг осознало, что может остаться не у дел. Профсоюзные боссы решили, что момент пика симпатий к движению студентов и массового протеста против репрессий - это как раз тот момент, когда им надлежит возглавить движение. Крупнейшие профсоюзы: коммунистический – CGT, левокатолический – CFDT и реформистский - "Force ouvriere" – заключили соглашение с UNEF о всеобщей забастовке и совместной демонстрации. 13 мая студенты и рабочие по призыву профсоюзов проводят 400-тысячную демонстрацию. Во главе колонны руководство профсоюзов и студенческие лидеры. Коммунист Жорж Сеги, генеральный секретарь CGT, с отвращением вспоминал о том, что ему пришлась идти и выступать рядом с анархистом Кон-Бендитом. Вечером после демонстрации студентам наконец удалось оккупировать Сорбонну. Заодно был захвачен и престижный театр "Одеон", над входом которого натянули красное и черное полотнища. В аудиториях Сорбонны разместились дискуссионные центры, где спорили обо всем, что интересовало студентов: от национальных революций в странах третьего мира до новой концепции университета. 20 мая в захваченной Сорбонне выступил Жан-Поль Сартр. "Одеон" же был превращен в свободную трибуну, где каждый мог говорить о чем захочешь.

Тем временем страна была парализована забастовкой. К 24 мая бастовало уже 10 млн. человек. Это были необычные забастовки: на многих предприятиях рабочие не просто занимали помещения, но, зачастую без ведома профсоюзов, создавали свои альтернативные органы управления. Предприятия с непрерывным производством не останавливались, а продолжали производить продукцию, - только распоряжались ею созданные рабочими комитеты, а не администрация. В провинции работники предприятий пищевой промышленности бесплатно развозили изделия па домам престарелых, приютам и семьям бастующих. Стихийно сложились отношения, показавшие всю абсурдность существующего управления.

23 мая в Латинском квартале произошла новая вспышка баррикадных боев из-за попытки выслать Кон-Бендита из страны. А 25 мая профсоюзы подложили студентам изрядную свинью. В этот день на улице Гренель было подписано соглашение между представителями профсоюзов - с одной стороны и представителями союза предпринимателей и правительства - с другой, - об условиях, на которых профсоюзы прекращает забастовку. Сделано это было за спиной студенческого движения. Результатом гренельских соглашений были чисто экономические уступки. Жорж Сеги вспоминает в своих мемуарах об этих переговорах так: "Мы теперь были весьма далеки от крикливых деклараций CFDT о "власти профсоюзов на предприятиях" и структурных реформах". Иначе говоря, на хрена вам, товарищи трудящиеся, какое-то там самоуправление? Вот мы, коммунисты действительно боролись за ваши интересы, за вашу трудовую копеечку. Представителей UNEF на этих переговорах, конечно, не было.

Предательская политика профсоюзных боссов и коммунистов вызвала взрыв возмущения не только у "новых", но и у старых; умеренно - левых, и 27 мая на стадионе Шарлети "Движение 22 марта", CFDT и обе соцпартии провели антиголлистский и антикоммунистический митинг. Все дружно кричали: "Правительство в отставку!", "Де Голль должен уйти!", " CGT – предатели!". Но в определении дальнейших целей и задач леваки-студенты разошлись с социалистами. Если представитель Объединенной соцпартии Пьер Мендес-Франс потребовал в своей речи создания новой администрации "правительства народного доверия", во главе лично с ним, Пьером Мендес-Франсом, и Миттераном в качестве президента, то студентам было глубоко наплевать на все министерские рокировки. В качестве альтернативы старым структурам они создавали Комитеты революционного действия, которые формировались как по учебному принципу (факультетские, лицейские), так и по территориальному. Последние должны были объединять студентов и бастующих рабочих вне рамок реформистских партий и профсоюзов. Координацию студенческих действий в регионах осуществлял комитет действий "Париж – провинция". Комитеты действия ставили своей целью с помощью глобального отказа, неподвластного интеграции, добиться радикального изменения общества. Развитие прямой демократии и ломка стереотипов обывательского сознания должны был привести к создания революционных очагов власти народа и самоуправления на захваченных предприятиях. Первым таким очагом, в котором должна была складываться новая форма организации общества, стал университет. Сами комитеты основывались на принципах прямого действия и были враждебны любой форме господства и бюрократической организации, опирались на спонтанную инициативу людей. Само действие определялось эмпирически, а не программно: никакого объединяющегося центра кроме делегированного комитета в Сорбонне не существовало. Были созданы и специализированные комитеты: CRAS комитет революционных сексуальных действий, проводивший в жизнь сексуальную революции и CRAC - комитет революционных культурных действий, стебавшийся . над буржуазной публикой.

Профсоюзы в ответ на акцию 27 мая сделали хорошую мину при плохой игре: объявили, что прекращать забастовку не собираются. CGT вывел своих сторонников на демонстрацию, на которой сотня тысяч коммунистов организованной колонной протопала от площади Бастилии до вокзала Сен-Лазар.

Но гораздо более интересные события происходили в тот день в Елисейском дворце. Поначалу генерал Де Голль не придавал движению особого значения и 19 мая, вернувшись из дружественного визита в чаушесковскую Румынию, попытался отделаться от студентов одной фразой: 'Реформы - да, маскарад - нет". За следующие десять дней он осознал опасность настолько, что предпочел тайком бежать из своей резиденции. Съехавшиеся утром 29 мая на заседание кабинета министры не застали президента. Никто не знал где он. Власть уже не нужно было брать, ее оставалось лишь подобрать. Днем по телевидению объявили, что президент отбыл в свою загородную резиденцию. На самом деле, Де Голль на вертолете всего с одним пилотом тайно вылетел в Баден-Баден, где размешался штаб контингента французских войск в ФРГ. Здесь он провел совещание с командованием группы войск, заручившись поддержкой армии на случай гражданской войны. Затем он вылетал в Страсбург, где провел аналогичное совещание. Вернувшись тем же вечером, президент выступил по телевидению с жесткой речью, в которой заявил о роспуске парламента и о том, что ни он, ни премьер-министр, ни кто-либо из кабинета не уйдут в отставку. Это переломный момент, с которого началось контрнаступление правых сил. На следующий день вся буржуазная сволочь, которая тихо сидела по своим норам все время майской революции и тряслась, ожидая расправы, выползла на улицы. На Елисейских Полях проходит, по призыву президента, миллионная демонстрация перепуганных буржуа под лозунгом "Мой генерал, мы с вами!" Демонстрации студентов с лозунгами "Выборы - предательство!", "Не продавайте забастовку за избирательный бюллетень!" не находят больше поддержки. И голлисты, и коммунисты, и социалисты рассчитывают на большинство в парламенте.

Возобновляются Гренельские переговоры, но на этот раз профсоюзы оказались хитрее. Вместо прекращения забастовки одновременно во всех отраслях, они стали постепенно сдавать отдельные отрасли или крупные предприятия, но не все заводы пожелали сдаваться - чтобы очистить автомобильный гигант "Рено", CRS пришлось брать завод штурмом. С этим заводом связана одна трагическая страница в истории парижского Мая. 8 июня 17-летний студент-маоист Жиль Тота, пытавшийся проникнуть на оккупированный рабочими завод, спасаясь от жандармов, прыгнул в Сену и утонул. Его похороны вылились в крупную демонстрацию левых сил, снова все шли вместе, казалось еще не все потеряно...

Последний же бой был дан студентами 10 июня, когда после очередного разгона демонстрации, в Латинском квартале опять запылали баррикады, и студенты разгромили комиссариат полиции на улице Перрон. 14 июня полиция очистила "Одеон" и Сорбонну от вселившихся туда студентов и разогнала коммуны, устроенные в Латинском квартале. Специальным указом президента все гошистские организации, в тон числе "Движение 22 марта" и комитеты действия были запрещены. На выборах с огромным преимуществом победили голлисты.

Но поле боя в конечном счете осталось за студентами. И дело даже не в том, что в апреле 69-го года Де Голль без видимых причин подал в отставку. Майские события смогли разбудить в людях новое неодномерное, нерепрессивное сознание. Студенты не могли одержать формальной политической победы в столкновении с режимом: ни Мао, ни тем более Брежнев, у которого на носу было вторжение в Чехословакию, не стали бы во имя "идеалов пролетарского интернационализма* поддерживать парижских бунтарей – старые левые боялись и ненавидели новых левых больше, чем традиционные правые. Однако идеи этой потерпевшей поражение революции пустили корни в сознании людей и дали обильные плоды. Эти плоды мы сегодня срываем и предлагаем вам.