ЧТО БЫ ВЫ НИ ПРЕДЛАГАЛИ, Я ПРОТИВ

Рецензия на: Л.А. Роллинс. Лексикон Люцифера. Порт Таунсенд: Loompanics Unlimited, 1987.

Л.А. Роллинс пишет короткие, словарного типа за­метки — вернее, противометки. Он из братства тех, кто отрицает оба ответа на любой вопрос; отказник, который всегда не к месту. Он бьет игрой слов по словоблудию. Роллинс знает, что «не хлебом единым жив человек, но также и зрелищами». Он не верит да­же в скептицизм (в конце концов, агностик — это просто «богобоязненный атеист»). Для него нет тако­го отдела в человеческой жизни, где вам не выстави­ли бы счет.

Недовольство Роллинса всеобъемлюще — от А (Аборт: «приостановка беременности без права пе­реписки») до Z (Сионизм: движение, стремящееся «отдать пустыню Цветам»). Главное в его диатрибах — как в жизни — секс, религия и по­литика, но годится почти все: «Не­подкупный, сущ.: переоцененный».

По некоторым из его шуток, обычному читателю, скорее всего, незаметным, я заключаю, что Роллинс происходит из объективистов (=фанатов Айн Ранд) и либертарианцев. В конце 1960-х он издавал «Invictus», «журнал индивидуалистской мысли». Но сейчас Роллинс преследует анархистов и индивидуа­листов так же безжалостно, как всех остальных, но еще и с горечью разочарования. Ведь он верил... бо­же, как стыдно. Одно время главный либертарианский глянцевый журнал «Разум» печатал самые мяг­кие из диффамаций Роллинса, но в конце концов печатать Роллинса запретил.

Но противогосударственнический импульс все еще заметен. В-2 для Роллинса — это «витамин, важ­ный для здоровья военно-промышленного комплек­са». Никак не поддерживая аграрные субсидии, Рол­линс определяет молочника как «того, кто доит общество, но руками не своими, а государства». Пусть он зовет Вьетнам «Совьетнам» — он также пи­шет, что «Солидарность» — это «братское чувство, которое американские капиталисты испытывают к польским рабочим». (Рейган разогнал профсоюз авиадиспетчеров точно тогда же, когда генерал Ярузельский разогнал «Солидарность».)

Многие из тех, кто сможет переварить осталь­ное — пускай с содой, — опустят руки, если не голову, перед наименее популярной роллинсовской ересью — ревизией Холокоста. (Да, он действительно использу­ет слово на «Е».) Роллинс писал на эту тему, и огорче­ние по поводу холокоста, который борцы за граждан­ские права устроили ревизионистам, заставило его использовать слабые аргументы. В качестве «приме­ров» к некоторым определениям он насильно встав­ляет цитаты, очевидно, служащие для пропаганды ре­визионизма — хотя трудно не испытать отвращение, прочитав некоторые точно процитированные пуб­личные высказывания типов вроде Меира Кахане и Эли Визеля. Вылазка Роллинса против одного из за­щитников ООП, уж конечно, не спасет его от обвине­ния в антисемитизме — несмотря на такое определе­ние нациста: «Тоталитариец. Тот, кто верит, что блондинам должно быть веселее — а не то. Раньше, надсмотрщик; теперь, подстилка».

Но с другой стороны, догма — это «подстилка для веры», а священные коровы — «пища для свободо­мыслия». Я согласен с Роллинсом в том, что белый расист — «неполноценный представитель белой ра­сы». Но согласие — это последнее, что волнует лю­дей типа Бирса, Марка Твена, Крауса, Менкена — и Роллинса. Эти мизантропы плавают под чужими флагами — циников, эгоистов, насмешников — эти комические Кассандры, подобно Христу, сами себя распинают во имя стада, для которого не видят наде­жды. Нет, извините, не подобно Христу. Христос был оптимист, у него были Связи. Сатирики-песси­мисты больше похожи на норвежских богов, кото­рые знали, что обречены, но все равно собирались сражаться с гигантами. Жестокий и нетрадицион­ный юмор — один из немногих жанров, где до сих пор есть место для героизма. Да и кто знает — бросок наугад (например, из пращи) изредка таки да, сваливает Голиафа.