НОВЫЕ ТЕМНЫЕ ВЕКА
Рецензия
на: Рудольф Карлайл Эванс.
Воскрешение аристократии. Порт Таунсенд (Вашингтон):
Loompanics Unlimited,
1988.
Бесчисленные эксперты подсчитывают
кризисы в западном обществе. Кто-то предсказывает падение индустриализма.
Кое-кто даже радуется катастрофе, видя в ней шанс
построить утопию — или футуристически-кибернетическую,
или в духе неопалеолита. Но обе школы
постиндустриального утопизма предполагают будущее, где все будут
жить в мире и все будут принимать решения. Здесь, по Рудольфу Карлайлу Эвансу, их взор мутнеет, а храбрость им изменяет.
Все согласны, что многие века западный человек воевал с природой, в том числе со своей собственной — с катастрофическими результатами. Но
для Карлайла путь к спасению ведет вспять — к феодализму,
к бесстрашной власти гордой воинственной аристократии
над безусловно подчиняющимся крестьянством. Так предназначенное властвовать
меньшинство реализует свою судьбу... а большинство, превращенное в массу,
наконец-то получает то, чего на самом деле хочет: свободу от свободы.
Карлайл, будто меч, кует синтез правой и левой критики
нашего безличного, атомизированного, материалистичного,
бюрократического, потребительского, природоубийственного
массового общества, которое не может жить и не будет. В его сочетании антикапитализма, антисоциализма,
сексизма и панегириков сильному человеку действия больше от фашистского интеллектуализма
— включая фашистский интеллектуальный
антиинтеллектуализм, — чем он признает. Сам он предпочитает смущать либералов
и леваков цитатами, почерпнутыми из длительного, хотя
порой и бессистемного изучения Маркса, Милля, Шумахера, Маркузе, Шумпетера, де Токвиля, Эрнеста Манделя, Эриха Фромма, анархиста Мюррея Букчина и т.д.
Но с другой стороны, Карлайл
против расизма, против национализма, он непримиримый враг государственных
массовых мобилизаций — хоть фашистских, хоть сталинистских.
В его утопии нации, взятые как культурно-лингвистические сообщества, не исчезнут
полностью, но, как правило, не будут собраны воедино какой-то центральной
властью. Вместо этого — рыхлые агломерации господских владений, непрерывно
соперничающих за силу и славу и всегда готовых объединиться против слишком
сильного аристократа, который задумал бы подчинить бояр. Общество, которое Карлайл предвидит — в основном земледельческое,
технологически неизощренное и с минимальной торговлей, со стабильным
населением, которого будет куда меньше, чем сейчас, и пребывающее в гармонии с
природой. Что же странного в надстройке из крепостничества и феодализма при
таком материальном базисе — почти неотличимом от того, что
предсказывают разные деятели анархизма, технологического минимализма и «нью-эйдж»? В смысле, это же не в первый раз, да?
Что до других постиндустриальных пророков, то Карлайл презрительно отбрасывает их ценности — гуманизм,
демократию, законность, равенство, технический прогресс — которые он,
реакционер, издевательски объявляет консервативными пережитками обреченного и
выродившегося статус-кво. Все они тоже часть проблемы, у которой (настаивает Карлайл) есть решение — только одно решение, жесткое, но
единственно выражающее истинную человеческую природу. Современный мир от
слишком многих требует слишком многого и дает слишком мало возможностей для
их господ от природы. (Вопрос: если они такие господа, то почему уже сейчас не
перестроили все на свой лад?)
Хотя сам Карлайл такую мысль
возмущенно отвергнет, мне кажется, что он прагматик, хотя и с довольно
странными идеями о психологии. Он постулирует, судя по всему, для всех культур
(при всем интересе к «западному человеку», какое сверхчеловеку дело до Запада
и Востока и до добра и зла?), два неизменных класса — правителей и
подчиненных. Он настаивает, что рядовым гражданам лучше всего, когда они пашут
землю, добывая скудное, но обычно достаточное пропитание, когда простые
природные культы дают простые ответы на простые вопросы о смысле жизни и когда
можно гордиться силой и доблестью своего господина.
Может, и так. Но почему Карлайла
это вообще занимает? Истинные аристократы никогда не жалуются и никогда ничего
не объясняют — они делают, что хотят. Дворяне замечают класс, не индивида. Неужто Эванс — Моисей от постмодернизма, чья судьба — увидеть
отблеск Земли Обетованной, где власть (и почва), но, задыхаясь в путах
интеллекта и чувств, никогда не взойти в нее самому?