ЧУВСТВО МЕСТА
Рецензия
на: Йозеф Геббельс. Михаэль: Роман. Нью-Йорк: Amok Press, 1987.
«Михаэль» — это полуавтобиографический
роман в форме дневника, впервые вышедший в 20-х годах и написанный человеком,
которому тоже было слегка за 20. Геббельс имел диплом литературного института,
но вскоре оставил литературное поприще ради карьеры политического публициста.
Книга явно написана молодым человеком и как роман не особенно хороша. В языке
больше силы, чем свежести. Кто знает, может быть, Геббельс счел бы это комплиментом.
Не считая определенной, хотя и ограниченной ценности как документа эпохи,
ранее недоступного в английском переводе, книга интересна своим подозрительно
современным масс-медийным чутьем. Но об этом — чуть
ниже.
Михаэль, ветеран Первой мировой
войны, начинает дневник, будучи гейдельбергским
студентом. Заканчивается роман гибелью героя в аварии на руднике — после того,
как, отбросив роль интеллектуала, он бросается в адскую действительность жизни
немецкого пролетариата, чтобы лучше, даже и в буквальном смысле, ощутить
«твердую почву родины». На первый взгляд сюжет — набор банальных стереотипов.
Мечтательный студент, переживший то, перед чем пасует интеллектуализм, теряет
интерес к лекциям, но обретает интерес к небу вокруг, к лесу, к озеру — и к
подруге-студентке Херте Хольк,
чьи глаза — «серовато-зеленые вместилища тайн».
Михаэль сочиняет эпическую драму о жизни Христа, где
христианский бог показан как «бог силы. Он ненавидит дым ладана и бесчестие
ползущих толп». По мере того как Михаэль осознает свое предназначение, Херта остается за бортом — не исключено, что к обоюдной
радости. Михаэль пишет: «Я целую Херту
Хольк в ее мягкий мечтательный рот, оба мы смущены».
И все. Не то чтобы Михаэль был неспособен на эмоциональный контакт: но он
немецкий романтик. Летом, на острове в Северном море, его «лучшим другом»
становится юноша по имени Густав Адольф. Густав, судя по всему, весьма
пораженный внешностью Михаэля, впоследствии пишет ему: «Ты все еще такой же
загорелый, как был?»
Глубинная страсть Михаэля — это политика. Социалист,
он видит борьбу между трудом и деньгами — но не борьбу за деньги: это
был бы марксизм, «доктрина денег и животов», где «человек рассматривается как
машина». В этом Геббельс предвосхищает романтизм «новых левых», их неприязнь к
отчужденному труду и отчужденной культуре. И это не единственный
современный мотив у романиста времен Веймарской республики. Михаэль
замечает: «Во мне поднимается крестьянская кровь», — как многие феминистки и
защитники природы, он отождествляет социальное спасение с возобновлением связи
с природой. Хотя конкретные роли, которые Михаэль отводит женскому полу,
сегодня вызвали бы разногласия, но, как и современные радикальные феминистки,
он постулирует фундаментальную дихотомию мужского и женского восприятия.
Но прежде всего Михаэль выведен как человек своего
времени — и нашего времени — в том, как он утверждает центральную роль труда,
главной отличительной черты человека. «Труд приносит свободу», — не единожды
произносит он. Сам Михаэль достигает спасения, жертвуя всем и погибая в конце концов в руднике. Трудясь в поте лица в
чреве Матери — Сырой земли, он понимает глубинные истины, недоступные
рациональному восприятию: «Дом! Земля! Мать!». Его социализм — это принесение
себя в жертву ради своего народа: «Мы, современные немцы, похожи на социалистов
Христа». «Труд есть война! » — восторженно добавляет Михаэль; это призыв к
величию.
Для современного читателя почти намеренно банальный
словарь Геббельса — вызов даже больший, чем бесцветный сюжет. Кажется, что
Геббельс специально выбирает самые затертые фразы — «белый, как снег», «тяжкое
бремя труда» — как будто мало вложенной в уста Михаэля напыщенной безвкусицы
(«Искусство — это не только способности, это еще и борьба»), которую
невозможно принять всерьез. (Точно так же некоторые абзацы,
по современным стандартам доказуемо антисемитские, надо понимать как дурно
выбранные метафоры и как дань предрассудкам своего времени — подобно
аналогичным вульгарностям, высказанным Марксом за 70 или 80 лет до того.
Геббельс, как и Маркс — человек своего времени и своего места. Как и все мы.)
Но это не случайная неуклюжесть, это зарождающееся
искусство. Геббельс сознательно избегает любой свежести, оригинальности в
метафорах и сравнениях. Его цель — на загадывать
загадки для космополитов, а побуждать к действию обычного человека. Как
полагает Михаэль, «стиль—это все!» Геббельс, несмотря на неоспоримую
литературную посредственность, говорит языком масс —
языком коротких рубленых предложений, еще более коротких словосочетаний,
обычно усиленных барочной пунктуацией, и приукрашенных общих мест. В самом
начале Михаэль жалуется: «Мы, немцы, слишком много думаем». Геббельс
предлагает решение этой проблемы: или действительно популярный, или просто
популистский дискурс, занимающий, как современные бестселлеры и видеоклипы,
место на самом верху низовой культуры.
И в самом деле, спустя 70 лет Геббельс кажется современным
не столько из-за того, что он говорит (хотя он и озвучивает многие современные
темы), сколько из-за того, как он это говорит. Он — человек для масс-медиа, его роман не влезает в смирительную рубашку
печатной книги. Чутье Геббельса требует света, музыки, публичного зрелища.
Вскоре, с приходом кино, радио и телевидения, для его целей появятся средства.
Беспомощные в качестве литературы, образы и клише, движущие роман «Михаэль»,
могли бы оказать глубочайшее действие на газеты, журналы, кино, радио, на весь
аппарат современной индустрии сознания. Имей он в руках современные
кинематические и вещательные технологии, кто знает, чего бы Геббельс мог
достичь?