МАРКО ПОЛО ФУНДАМЕНТАЛИСТОВ ПОДПОЛЬЯ

Ги Дебор как-то раз выпустил книгу в переплете из наждачной бумаги. Идея была в том, чтобы книгу нельзя было поставить на полку, не изрезав соседние. Идея хорошая — но Хаким-Бей переплюнул Дебора. Он выпустил книгу с наждачной бумагой внутри.

Хаким-Бей, крезанутый суфий — Марко Поло мар­гинального сообщества. Пока мы дома тихо-мирно подвергались воздействию энтропии, он, америка­нец, все 70-е годы провел на Востоке. В Иране он превратился в аборигена. Когда этого оказалось не­достаточно, он опять превратился в аборигена — на этот раз в стране собственного воображения, в Терра Инкогнита, морские чудища которой не смогли его растерзать. Бей мечтает увидеть свою родину на карте — на тропическом острове, на астероиде, не­важно где.

Бей известен мешаниной пристрастий — анархия, теоретическая физика, фэнзины, наркотики, ислам­ские ереси, пригожие мальчики — причем все это в его руках как-то сливается воедино. Бей синкретичен, и он вернул в синкретическую религию грех. Он ав­тор и бесчисленных эссе, и романа «Кроустоун» — лучшей и единственной в мире порнографической фэнтези про любовь между мальчиками и мужчинами; а кроме того, экстатических визионерских анархо-арабесок из книги «Хаос: дацзыбао онтологического анархизма». «Кроустоун» и как фэнтези (барочно-декадентская, в духе, например, Джека Вэнса), и как же­сткое порно поражает тем, как одновременно доведе­ны до совершенства и объединены оба жанра — его пародия, как пародии Филдинга, вполне вытесняет собой пародируемый объект.

Хаким-Бей не просто житель Богемы-Богемии — он таборит. Его «Хаос» — это камень, брошенный бли­ном на поверхность моря спокойствия. Хаким-Бей — извращенец и этого не стыдится; он предпочитает быть сдвинутым, а не членом движения. Он эрудит и абсолютно искренне развлекается самим процессом мышления. «Хаос» кричит б радости, требует чудес без конца и начала, Коммуну Королей, где «твоей не­отъемлемой свободе для полноты только и недостает, что любви остальных монархов».

«Онтологический анархизм» Бея — возможно, наи­менее удачная из его фраз. Хаким-Бей хочет поймать (и утащить в свое логово) романтические и зловещие коннотации анархизма — но рискует получить в на­грузку побитый молью багаж секты-неудачницы, кото­рая сама бросила свое единственное оружие, заявив, что «анархия не есть хаос». (Если так, то тем хуже для анархии.) Бей знает, что он не для «идеологических либертарианцев» — а они, конечно, не для него.

«Хаос» — это не перепевы ни Strum-und-Drang, ни сюрреализма, ни чего-нибудь еще в этом роде, хотя ме­стами он и приближается к ориентальной фантастике, вроде бульварных романов о Фу Манчжу — если бы их написал Жерар Нерваль. Даосы, дервиши, ассасины во хмелю, змеи кундалини, китайцы, употребляющие порох только для праздников и чтобы пугать духов — вот жители того несбыточного Востока, где Бей, как пресвитер Иоанн, правит чудесным царством.

Не то чтобы Хаким-Бей питал большее почтение к Западу — ни к своим предшественникам из Мэрилен­да, По и Менкену, ни к луддитам, ни к рантерам, ни к террористам с площади Хеймаркет. Современный го­род, очевидно — лишь сцена для предлагаемых им преступлений и издевательских розыгрышей. Но Бей суров к западным чинушам, доктринерам от провока­ции: «Сюрреалисты опозорились, променяв безумную любовь, amour fou, на машину иллюзий абстракцио­низма — в своем бессознательном они искали лишь власти над другими, и в этом уподобились де Саду (ко­торый желал «свободы» только для взрослых белых мужчин, чтобы бы им удобнее было расчленять жен­щин и детей)».

Упомянув amour fou, надо сказать, что Бей просла­вляет порок, не ставший еще, в отличие от гомосексу­ализма, выгодным вложением для успешной интелле­ктуальной карьеры. Ему нравятся мальчики. Его глава о «Диких Детях» похожа на раннего Берроуза (или же на позднего Берроуза, который похож на раннего Берроуза) — не только тем, что Бей питает страсть к Диким Мальчишкам, но и тем, что они для него «при­родные онтологические анархисты, ангелы хаоса», невинные создания, чей Эрос дает им право учить взрослых, а не учиться у них. Бей пишет (во многом принимая желаемое за действительное): «У нас общие враги и общий способ торжествующе натянуть им нос; навязчивая и безумная игра везде и во всем, пи­таемая призрачной гениальностью волков и воспи­танных ими детей». Ага, расскажи это суду...

Анархизм, дай ему волю, превратил бы госпиталь для душевнобольных в пансион для душевноболь­ных — анархия сделала бы из него фаланстер. Анар­хизм легализует наркотики, анархия их употребляет. Анархия — это хаос, а «Хаос» — это анархия.