НЕВЕСТА СЫНА ВОЗВРАЩЕНИЯ ИЗ-ПОД ПОДПОЛЬЯ, ИЛИ ПОД ПОДПОЛЬЕМ II

Через восемь лет после моего обзора маргинальное сообщество в значительной — возможно, в слишком значительной степени — находится там же, где и было в 1986 году. Число участников увеличилось раза в три. Выходят не только фэнзины, но и книги. В либераль­ных еженедельниках для яппи вроде «Виллидж войс» появляются обзоры, интервью и рецензии. Айвен Стэнг, использовав маргиналов как ступеньку наверх, теперь отрекается от них — но именно они в массе своей покупают его салонные альбомы, изданные «Саймоном и Шустером» (на настоящий момент вы­шло три). Очень небольшое количество литературно ориентированных маргиналов (С.П. Стрессман, Рейн Арройо, Кирби Олсон) проникли в традиционные ма­лотиражные литературные журналы, включая наиме­нее традиционный из них, «Изысканный труп». Но до неизбежной (за отсутствием кого бы то ни было еще) гегемонии маргиналов в некоммерческой культуре ос­тается лет десять, не меньше.

Рядом с моей книгой «Отказ от работы и другие эс­се», выпущенной в 1986 году, на книжной полке ти­пичного маргинала теперь стоит много другого. Кни­ги таких участников движения, как Джон Крофорд, Эд Лоренс, Л.А. Роллинс и Хаким-Бей, я прославляю в других главах этого тома. Из антологий с большим количеством маргинального материала следует на­звать «Semiotext(e) U.S.A.», антологию журнала «По­пулярная действительность» и невероятно расширен­ное второе издание книги «Лучшие хиты Лумпаникс». Меньшие количества можно найти в «Культуре Апока­липсиса» (под редакцией Адама Парфри), в книге «Проповеди и подстрекательские листовки» (под ре­дакцией Парфри и моей) и в выпуске «Re/Search», посвященном «Розыгрышам». Отрицательные приме­ры — книги, изданные «Переработанным миром» и субгениями. Самая, возможно, необычная антоло­гия — это «Pozdravi iz Babilona» («Поздравления из Ва­вилона»), перевод североамериканских маргиналь­ных текстов на словенский, отредактированный мной и Грегором Томичем и выпущенный в 1987 году в том, что тогда было Югославией.

Два маргинальных издательства, «Лумпаникс Анлимитед» и «Амок» (распространяющие свои книги по почте), добились такого успеха, что попали на дело­вую страницу «Ньюсуик». («Амок Пресс» как отдель­ная сущность больше ничего нового не публикует, но публикуют его наследники — «Бласт» и «Ферал Хаус».) Кое-кто из нас, ветеранов, получил возможность на­блюдать собственные труды в виде книги: Джон Зерзан, «Элементы отказа» («Left Bank Books»), Эд Ло­ренс, «Переоткрывая колесо... кармы» («Bomb Shelter Prods»), Эрнест Манн, «Я, Робот» («Little Free Press»), а также «Бластер», антология Эла Акермана. Хотя мар­гинальные издательства проходят и уходят — так, изда­тельство «Ни-Ни», выпустившее в 1987 году новое из­дание «Нейтронной пушки», больше не публикует — но некоторые, такие как «Аутономедиа» и «Лумпа­никс», наверняка будут помогать маргиналам все 90-е.

«Лумпаникс» — не единственное предприятие, вы­шедшее в высшую лигу. Издательство «Скорбный жнец», первым опубликовавшее «Хаос» Хаким-Бея, уш­ло из малотиражного издательского бизнеса потому, что владелец его, Бретт Резерфорд, начал продавать романы ужасов крупному мейнстримному издательст­ву. Напротив, Том Метцгер, хотя и продал два романа «Новой американской библиотеке», продолжает пуб­ликоваться под именем Зиккурат. Метцгер надул НАБ, убедив их, что его закрученная сатирическая басня с моралью «Большой Герл» — это всего лишь роман ужа­сов, слегка отошедший от принятых формул.

Другая история маргинальной золушки совсем не смешна. Когда в «Под подпольем» я писал, что даже 14-летние могут вести но почте культурную жизнь, то имел в виду конкретный пример — Эвелин Лау, подаю­щую надежды писательницу из невыносимой семьи, которая выпускала фэнзин «Голубиный помет» и пере­писывалась со мной. В 1989 году «Харпер и Коллинс» опубликовали массовым тиражом ее книгу «Беглянка: дневник уличной девочки». Книга, надерганная из ее дневников и частично литературно обработанная, описывает два года жизни в качестве проститутки и наркоманки, сопротивляющейся любым попыткам вернуть ее к родителям. Это худший кошмар любых родителей — Дражайшая Мама и Драгоценнейший Папа, выведенные в книге, которая лежит на полке в любом супермаркете. Я говорил Эвелин, что в ее воз­расте независимая жизнь невозможна: все, что она могла продать (цитируя ее книгу), — это, «как кто-то сказал, моя задница». Вот этим она и занялась. Пос­леднее «ура» мне, консультанту по профессиональной ориентации. Этот «кто-то» был я, цитата приводилась в ее фэнзине. Книга наверняка честная: автор выгля­дит в ней обычно жалко, порой отвратительно — де­вочка, прибитая чувством вины, ненавидящая секс, полная саморазрушения и депрессии. Все, что у нее было, — это убежденное стремление стать писатель­ницей. Я говорил ей, что первым делом ей надо напи­сать собственную историю. Пересказав свой опыт, свои страдания, она смогла оставить их за спиной. Что ж, наверно, не все мои советы плохи.

Увлечение книгами, скорее всего, продлится — как говорит Джейкоб Рабиновиц из «Verlag Golem», на из­дание фэнзина нужно столько сил, что с тем же успе­хом можно печатать книги. Пусть какие-то маргиналы увязают в трясине бизнеса — например, преп. Ломик из издательства «Популярной действительности», ко­торому в итоге пришлось оптом продать «Лумпаникс» большую часть тиража книги Джона Крофорда, — их всегда сменяют другие. Есть книги, которые давно по­ра выпустить — Кирби Олсона, Джерри Рейта, Джима Вита, Лэна Бракена и других. Кто-то обязательно дол­жен собрать антологию авторов-женщин. Мы с Джо­ном Ф. Келли пришли к выводу, что нужен и юмори­стический сборник. Думаю, что и плакаты Эда Лоренса заслуживают полноценного собрания. «Блядь поэты» Черил Таунсенд, Том Андрола и другие. «Неологи», которых Джоф Хьют собирает в своем «Тонком журнале грубого словоупотребления». Сборники луч­ших статей из всего — от «Vague» до «Пятого сосло­вия». Возможностей масса.

Но, несмотря на книжный бум, сердцевина субандеграунда — по-прежнему самиздатские журналы. Для «Популярной действительности» не нашлось единого продолжателя — теперь приходится собирать целую пачку: среди лучших образцов «PhotoStatic», «Mallife», «XYY», «Сумерки идолов», «Feh!» и «Анархия: журнал вооруженных страстей». Самый плохой из хорошо из­вестных фэнзинов, «Шутка для своих», прекратил вы­ходить в 1991 году. Несколько отличных журналов по­явились после моей статьи 1986 года, но скончались до того, как я сел писать этот текст, — например, два фэнзина из Бостона, которым я был крестным отцом: «Анафема» и «Неодобренные теории». Это было уже после того, как с моим изгнанием из «Ошибочно по­ложительного», журнала Донны Косси, все слишком поздно поняли, что журнал был плодом совместного творчества, а я был в нем незаменим. Кроме того, сколь бы несомненно американской по происхожде­нию не была маргинальная культура, сейчас есть ана­логи за границей: фэнзины процветают в Финляндии, Греции, Мексике, Бразилии, a «Vague», возможно, лучшее маргинальное издание в мире на настоящий момент, выходит в Лондоне. Меня самого, если на то пошло, перевели на французский, немецкий, голланд­ский, словенский и итальянский.

Труднее определить и описать перемены в темах, стиле, смысле и вкусе. Культура маргиналов — это культура временная, и в этом ее постоянство, ее уме­ние выживать. Включиться в игру легко, еще легче выйти из нее, когда надоест. Некоторые из когда-то выдающихся игроков отошли от дел. Гаррет Майкл О'Хара пропал без вести. Джон Крофорд когда-то был самым вездесущим маргиналом — любой панковский журнал был бы неполон без его комиксов о Бабуине Дули — но теперь, по слухам, его тошнит от тусовки и он только изредка заправляет в ручку чернила. Его ме­сто в пространстве, но не в головах занимает сейчас бездарный либеральный недоебок, вонючий хиппи «Эйс Беквордс». (Медаль за вездесущность сейчас принадлежит Полу Вейнману, чьи стихи про Белого Парня заполняют бесчисленные дыры.) Карлотта Соммерстейн и «Крис Эсти» — только два примера из числа давешней панковской аристократии — сейчас ни в чем не участвуют. На каждого уходящего прихо­дится пять новичков — тех, для кого сообщество по-прежнему в новинку, полно жизненной силы, ради­кально, требует участия — и они радостно заново изобретают колесо. А некоторые из нас, тех, кто в со­обществе давным-давно, в том числе я, заняты при­мерно тем же, что и всегда; иногда это чертовски здо­рово, например, когда дело касается Тома Метцгера, Джима Вита, Эда Лоренса, Норберта Урода («Тошнот­ный подросток»), Давида Гринбургера («Планета-Дуп­лекс») и Бластера Элла Акермана. Сии неподражаемые знают, что делают, и пусть делают и дальше — хотя нельзя отрицать, что многие другие упорно делают вещи, забитые до смерти.

Возможно, самое полезное приобретение, сделан­ное маргинальным сообществом за последнее вре­мя, — это те, кого можно назвать «образованными маргиналами». В конце 80-х к чрезмерно образованным типам вроде меня и Джона Зерзана присоединились другие, если можно так выразиться, интеллектуалы. Все это скорее всего началось в 1985 году, когда «Semiotext(e)» начал искать материалы для выпуска «U.S.A.» — и эти поставщики эзотерической иностран­щины, Бодрийяра, Делёза, Вирилио, Гваттари — всей косой команды, оказались выброшены на действитель­но иностранный берег — берег их собственной стра­ны. Хаким-Бей хоть и не закончил университет, тем не менее, самый типичный образованный маргинал — по­старше среднего, хорошо знающий несколько облас­тей (в его случае анархизм, ислам и поп-физику) и че­стно верящий, что маргинальное сообщество — это самое то, поскольку прожил достаточно долго и пом­нит, что было до того. Насколько я помню, дебют Бея среди маргиналов — это письмо в редакцию «Искры», живого, хоть и недолго прожившего журнала неорто­доксального анархизма, который издавал Стив О'Киф; но по-настоящему заметили его начиная с 1985 года, после появления «Хаоса» и других больших текстов. Примерно в 1987 году появился протеже Хаким-Бея Джейкоб Рабиновиц, написавший «Луи-Луи: гомосексуальную научно-фантастическую сагу» (назва­ние не соответствует содержанию — ну, не вполне со­ответствует — но зато как читается!) и некоторое вре­мя издававший «Вестник мавританской науки» — специалист по греческому, латыни, ивриту, идишу, французскому, немецкому и порнографии, и кроме то­го, чуть ли не единственный в субандеграунде сио­нист. Недавно он закончил диссертацию по классиче­ской филологии, которую собирается опубликовать «Аутономедиа», и уехал в Израиль.

Последний пример — Кирби Олсон, тоже аспирант (специализируется на французской литературе), кото­рый с равным успехом переводит забытых сюрреали­стов вроде Филиппа Супо и впаривает «Хастлеру» подписи к порнографическим картинкам. Только что он защитил кандидатскую диссертацию. Все эти обра­зованные маргиналы за тридцать действительно зна­ют то, чем младшее поколение только хвастается (ти­пичный маргинал — это белый мужчина двадцати с чем-то лет, студент или недавний студент). Они воз­вратили маргиналам историческую перспективу, о са­мом существовании которой большинство и не подоз­ревало. Их сексуальная раскрепощенность (из троих перечисленных один натурал, один педофил и один «неудавшийся гомосексуалист» — и все отлично пишут порнуху), владение языком и историей, готовность делиться знаниями — все это подарило маргинальной среде новое измерение.

В целом мы видим быстрый рост сообщества, неко­торый прогресс и очень мало перемен. Коллажи и компьютерные рисунки в журналах типа «Ретрофутуризма» Леона Данна лучше, чем когда бы то ни было; то же можно сказать и о бесконечном потоке артефак­тов, производимых в Мэдисоне совместно «Микелем And» и «Лиз Was». Кассетной культуры так много, что выходит целый журнал рецензий «Гаджуб». Некото­рые журналы, например «Mallife», выпускают отдель­ные номера в аудиоверсии. Есть авторы, которые за­нялись эзотерической словесной заумью — тем, что Боб Груманн называет «экспериодикой», — хотя мое восприятие таких вещей ограничивается неологизма­ми джойсовского типа, любимым предметом Джоффа Хата. Недавняя мода — или давнишняя, но мной неза­меченная (что тем дальше, тем вероятнее)? — пересы­лать разного рода артефакты по почте, всякие ма­ленькие странные штучки, влезающие в почтовый конверт. Телефонные шутки вроде игры в Фолвела по-прежнему популярны: кто-то даже выпустил книгу бес­платных номеров, принадлежащих разным нехоро­шим людям — первая в мире телефонная книга, специально предназначенная для хулиганства. Нес­колько маргиналов увлеклись очень цельной субкуль­турой, субкультурой татуировок — они заходят куда дальше, чем герои фильмов типа «Мать» и «Рожден­ный для беспорядков». Не удивлюсь, если в будущем татуировки вытеснят кольца в носу.

Среди маргиналов появились новые жертвы: поэ­ты Брайан Клемонс и Лорри Джексон умерли от пе­редозировки героина, большинство из нас более чем наслышаны о проблемах Боба З. с санитарной поли­цией из-за расклейки плакатов (с каких это пор плака­ты негигиеничны?) и о суде над Джелло Биафрой за непристойность (он сбежал). Со своей стороны, маргиналы тоже внесли в цензуру свой скромный вклад. «FactSheet Five» (теперь сменивший владельца) специ­ально изменил правила только для того, чтобы вещи, нерегулярно посылаемые мне по почте, попали в спи­сок нерецензируемого. A «FreFenZine», «единствен­ная либертарианская научно-фантастическая АРА в этой блядской Вселенной», нарушила собственное правило публиковать все и задержала письмо с издев­ками в адрес одного из издателей, обкуренного Шона Хау, при этом прикарманив деньги, посланные мною на изготовление ксерокопий. Сообщники Хау по во­ровству — его подстилка Сара Овенал и Сет Дж. Ферс, продавец, обналичивший мой чек на 17 долларов. Это, конечно, блядство, но никак не либертарианство. Кроме того, меня отказалась печатать квазипроле­тарская АРА «Журнал дискуссий», почтовый приют для престарелых леваков, который содержит Фрэнк Джерард.

Далеко не все наслаждаются тем самовозвеличива­нием, которое одно время олицетворял собой «FactSheet Five». Кое-кому надоели и слова «маргинал», и «фэнзин», и то, что эти слова обозначают. Хо­тя плагиат полезен, рутинное повторение вызывает лишь жалость. А любой рост после определенной точ­ки становится злокачественным — посмотрите на «FactSheet Five», бывшего владельца которого возили на самолетах по всей стране, да и в Европу, чтобы де­литься опытом. Сообщество возникло как объедине­ние нескольких пересекающихся подпольных куль­тур, и если оно еще вырастет, то может распасться на составляющие элементы.

Панки, художники мейл-арта, фэны научной фан­тастики, анархисты и все остальные вернутся каждый в свою изолированную среду — настолько, насколько они вообще ее покидали. Половина достоинств субандеграунда сохранится — самиздатские публикации, да­ющие возможность каждому лично участвовать в дей­ствии. Но другая половина будет потеряна — сила, присущая гибридам, результатам перекрестного скре­щивания разных выразительных средств, та сила, которая сейчас характерна для большей части марги­нального творчества. Возможность говорить останет­ся, желание слушать начнет пропадать. Возвращение к специализации вернет в маргинальную среду соци­альное разделение труда — то, чему они бросили вы­зов своей синкретической практикой, в чем и была их основная заслуга — неважно, знают они об этом или нет.