ИЗ МУСОРА – ТОЛЬКО МУСОР

(Скандал с «Переработанным миром»)

Как и большинство оппонентов «Переработанного мира», вначале я его поддерживал. Я раздавал образцы журнала тем своим знакомым — абсурдистам, авторам фэнзинов, рыночным «либертарианцам» — на кого ультралевые из высшего общества, управлявшие «ПМ», смотрели сверх вниз. В 1982 году я даже составлял для журнала бесплатные юридические справки — к ним тогда предъявлял претензии банк, на чьей территории они поставили свою торговую точку (по иронии судьбы, это был чуть ли не единственный случай, ко­гда я действительно занимался юридической деятельностью, — хотя шавка «ПМ» Фред Вудворт сейчас зовет меня мерзким адвокатишкой). Летом того же года моя подруга вошла в коллектив «ПМ», и я получил воз­можность лично познакомиться с редакцией. В конеч­ном счете, мое мнение по поводу «ПМ» сменилось на отрицательное, и в январе 1983 года я опубликовал в журнале «Призыв к разуму» (Сан-Франциско) крити­ческую статью — по сути, с теми же аргументами, к ко­торым независимо друг от друга пришли диссиденты внутри «ПМ» и разные посторонние наблюдатели. Все эти аргументы и сейчас сохраняют силу. На самом деле, внутренние документы «ПМ», предоставленные бывшими рядовыми членами коллектива, показыва­ют, что моя критика была слишком мягкой. Вот аргу­менты моей статьи «Обман категории А в кружке», ис­правленные с учетом новой информации.

Коллектив «Переработанного мира» фальсифици­рует биографии и социальное происхождение своих членов, особенно начальства. Люди в «ПМ» — не «дис­сиденты офисного труда», за коих себя выдают, потому что ни сейчас, ни раньше они не работают и не работали в офисах. Редакторы Крис Карлссон («Люшиус Кабине») и его гражданская жена Кейтлин Маннинг («Максина Хольц») — владельцы коммерческой типографии, созданной, как и ранние выпуски «ПМ», на те 7 тысяч долларов, которые (по ее словам) Маннинг получила в наследство от дедушки, карикатури­ста правого толка Эла Каппа. Завершает правящую тройку «ПМ» Адам Корнфорд («Луи Михельсон»), червяк из высшего общества и школьный учитель ро­дом из Англии, потомок таких светил, как Чарльз Дар­вин и специалист по античности Ф.М. Корнфорд (и родственник Джона Корнфорда — поэта-сталиниста, на которого «Михельсон» старается во всем похо­дить). Том Атанасиу, один из тех, кто пытался меня из­бить в ноябре 1984 года, работает программистом-консультантом; правоверные Бони Торесон («Хелен Хайуотер» — я пользуюсь ее собственной запиской для внутреннего пользования), «Зоя Ноя» (вторая на­падавшая), Линда Томас и «Мид-О» (бр-р-р) тоже не работают в офисах даунтауна Сан-Франциско. Настоя­щие оппозиционеры офисного труда, когда-то участ­вовавшие в «ПМ» (Гиджит Диджит, Салли Фрай, Дон­на Косси — «Out of Kontrol Data Institute», «Фредди Бэр» и другие), теперь находятся в оппозиции к само­му «ПМ».

Журнал исповедует (при этом лживо отрицая это) определенную политическую систему, которую не поз­волено ни критиковать, ни даже называть. Начальство врет о своих политических биографиях так же, как о своем социальном происхождении и классовой при­надлежности. Все главные фигуры — с давних пор по­литиканы левацкого толка, младшие (Маннинг и Карл­ссон) — семь или восемь лет, старшие (Атанасиу, Корнфорд) — по крайней мере, лет двенадцать. Ста­рики проталкивали идеологию «ПМ», левую маркси­стскую доктрину коммунизма рабочих советов, еще в 1973 году, в газете «Новое утро». Внимательно прочи­тав «ПМ», мы увидим, что они не поменяли своих взглядов. «ПМ» подается как журнал прагматичный, открытый и «антиавторитарный». Он как бы намеревается вести ничем не ограниченные дискуссии, при­глашать читателей к соучастию — утверждается даже, что цель — ликвидировать грань между читателями и писателями. Наглое вранье! «ПМ» подавляет любые попытки проявить и обсудить ту идеологию, которую он втихую впаривает своим читателям. (Псевдоним Маннинг — читая «ПМ», вы этого никогда не узнае­те — происходит от имени немецкого коммуниста Ма­кса Хольца.)

Руководители издания предполагают, и правильно, что у их целевой группы — образованных «белых во­ротничков» (причем белокожих — хотя в Сан-Франци­ско клерки и машинистки низшего эшелона почти всегда черные или желтые) — аллергия на идеологию, а левизна вызывает у них скуку. «ПМ» хочет спасти ле­вачество, сменив этикетки. Кроме того, он хотел бы организовать офисных работников в отдельную поли­тическую силу и возглавить ее. Это единственная ори­гинальная идея «ПМ», основа их стратегии. Старо­модные леваческие секты по-прежнему торчат у проходных заводов и у биржи труда, но они не обра­щают внимания на офисы — где, как надеется «ПМ», и следует искать жизнь. По крайней мере, там следует искать обкуренных ветеранов студенческого и хипповского движения. «ПМ» видит шанс опередить кон­курентов и застолбить сектор целиком для себя.

Другая важная часть идеологии «ПМ» — технофилия; ее левое крыло они просто себе присвоили. Из­дание определенно выступает за технологии — несмо­тря на луддистские образы в некоторых рисунках (в основном в ранних номерах), принадлежащих авто­рам, которых с тех пор из журнала выгнали. Самый первый номер (как и недавний № 12) содержит пане­гирик «освободительному потенциалу компьютерных технологий», авторство которого принадлежит Атанасиу, имеющему личный интерес. Осуждаются толь­ко извращения и ограничения, наложенные капита­листической организацией производства — которая, как ни странно, эти технологии и породила. Против­ников технологий в «ПМ» никогда не допускали, хотя и позволяли себе заочно их высмеивать: Атанасиу подначивает неназванных сумасшедших, стремящих­ся к «буколической роскоши», хотя нужно нам то, че­го жаждет сам Атанасиу, видимо, обделенный приро­дой, — «мощные инструменты».

В споре за и против технологий, сыгравшем важ­ную роль в развале породившей их группы, Союза обеспокоенных коммуняк, «ПМ» совершенно недоста­точно прикидываться дурачками — хотя именно это Корнфорд пытался сделать в своем ответе на «Обман категории А в кружке». (Который, кстати, стал возмо­жен только потому, что я по-товарищески дал почи­тать корректуру моей статьи одному из сотрудников редакции — поскольку в то время питал надежды на то, что «ПМ», антиавторитарный и т.д., сам ее напе­чатает.)

Еще одна институция социального управления, ко­торую нельзя критиковать, — это работа, при этом невнимательный читатель подумает, будто «ПМ» вы­ступает против нее. Атанасиу и Торесон явно, все ос­тальные в журнале, следуя Библии и Конституции СССР, неявно, учат, что работа — неизбежное зло: просто рабочие советы под руководством «ПМ» уменьшат ее количество, хотя она останется обяза­тельной, а заодно станет необходимым условием для участия в принятии общественно важных решений. Последнее же наследство старого мира, к которому льнут наследники и наследницы «ПМ», — организа­ция. Кое-кто не желает, чтобы его организовывали и вели, даже если это делают стильно и современно. «ПМ» презирает организации старого типа — партии и (с большей осторожностью) профсоюзы — за те или иные конкретные промахи, но надеется заменить их собственной структурой. В осуждении организаций, как и во всем остальном, журнал боится выплеснуть ребенка вместе с водой.

Сам «ПМ» организован иерархично и безо всякой демократии. Последнее слово всегда остается за осно­вателями и, по совместительству, хозяевами средств производства — за Маннинг и Карлссоном. Единствен­ная серьезная критика, которую допустил «ПМ» на примерно 900 страницах 13 глянцевых номеров, — это старая статья Гиджит Диджит и пара коротких писем Джима Брука и Бернарда Маршалека, кстати, под­тверждающих «Обман категории А» настолько, на сколько им это позволили. Критические замечания — дружественные, конструктивные критические замечания — таких разных личностей, как Брайан Кейн, Ирв Томас, Грег Даннингтон, Джон Зерзан и Джерри Рейт провалились в черную дыру. В «Обмане категории А» я отметил и обругал эту политику цензуры, но она продолжается — в то самое время, когда «ПМ» хвастает своим плюрализмом. Если кто-то сомневается — выберите из мною описанного что-нибудь особенно неприятное для этой организации, напишите им об этом письмо и посмотрите, пойдет ли оно в печать (или хотя бы получите ли вы прямой ответ).

Вопреки утверждениям, внутри издательской груп­пы «ПМ» нет никакой связи между участием в труде и участием в принятии решений — хотя если бы такая связь существовала, ее уже было бы достаточно, что­бы осудить гипотетически «антиавторитарный» кол­лектив. На самом-то деле, поденные рабочие «ПМ» — Салли Фрай, Грег Даннингтон и особенно Фредди Бэр — делали гораздо больше, чем влиятельные ин­теллектуалы-бездельники вроде Атанасиу или, хуже того, его учителя Корнфорда. Власть в «ПМ» прямо зависит от идеологического согласия с «тройкой» и/или подчинения ей — более ни от чего.

Главная моя ошибка в «Обмане категории А в круж­ке», отразившаяся даже в названии — это переоценка роли, которую в «ПМ» играли анархисты. В 1982 году в группе было полно анархистов, может быть, даже большинство, но начальство было марксистское, а сейчас анархистов там очень мало — если они вообще остались. Ни одно из действительно важных реше­ний, сделанных «ПМ» за последние месяцы (попытка избить меня, лишить меня средств к существованию, натравить на меня полицию, попытка получить реше­ние суда, запрещающее мне публично делать «лож­ные» утверждения о «ПМ» и даже «упоминать» эту се­кту, и, в конце концов, попытка добиться моего ареста), не принималось на коллективном собрании. (Причем нынешние шестерки «ПМ», уж конечно, не стали бы возражать — «тройка» наконец-то получила таких работников, каких желала.)

Так ситуация представлялась мне два года назад — и безусловно, именно так дело обстоит и сейчас. Оп­ровержение Корнфорда на «Обман категории А» вы­шло в том же номере того же журнала «Призыв к ра­зуму», но в «ПМ» мою статью так и не напечатали и ни разу ее не упомянули. Это не значит, что начальст­во не было встревожено. Как обнаружила работавшая тогда в «ПМ» Фредди Бэр, как я с тех нор постоянно утверждал и как подтверждает «ПМ» своим молчани­ем, руководство издания поставило себе целью не до­пустить, чтобы «Обман категории А» перепечатали в каком-нибудь анархистском или антиавторитарном журнале, — и это им практически удалось. Это, вместе с одновременным устранением радикального мень­шинства в коллективе (откуда уже ушли Даннингтон, Бэр, Диджит и Куки Аллен), а также с систематиче­скими публичными и частными попытками объявить меня сумасшедшим, чтобы не отвечать на мои аргу­менты, показало мне, насколько «ПМ» успел превра­титься в секту, и (не стыжусь признаться) дико меня ра­зозлило. После чего я начал распространять «Обман категории А» в виде листовки, снабженной списком всем известных настоящих имен начальников-цензо­ров из «ПМ».

Хотя «Переработанный мир» утверждает, что я по­мешался не то на них, не то лично на их обезьянопо­добной матриархальной вождихе Маннинг, больше года я замечал их, только когда писал про их новые выходки в журнале «SRAFBull», крошечном анархист­ском АРА — точно так же, как про другие махинации макиавелливского толка: вроде деяний монреальской шайки «Black Rose Books /Anarchos Institute» или про­вокаций Пата Мертага, который по ложным обвине­ниям напускал федеральных агентов на «Прямое дей­ствие» (в чем теперь даже он с неохотой раскаялся).

Очевидную ясность в вопрос о «ПМ» внесло па­ломничество в Никарагуа, которое Кейтлин Маннинг совершила в 1983 году — после чего напечатала в предположительно «антиавторитарном» журнале «Без компромиссов» путевые заметки, где открыто встала на сторону «великодушной диктатуры» сандинистов (ее термин). Антиавторитарных критиков ре­жима она обозвала «бешеными». Через год, когда Салли Фрай (экс-«ПМ») написала ответ, «тройка» выгнала ее и другого сумасшедшего, Кевина Китинга, из того офиса «ПМ», где проходили редакционные со­веты «БК» и где делали этот журнал. И Карлссон, и Маннинг блефовали, угрожая Фрай, что вызовут по­лицию и арестуют ее за незаконное проникновение на территорию, но она не поддалась на шантаж. При этом, использовав «БК» в своих целях, люди из «ПМ» по сути уничтожили более им ненужный журнал — вот о чем следует задуматься тем, кто защищает «ПМ» ра­ди «свободы слова».

В конце 1983 года, без ведома описываемых лиц, «ПМ» начал распространять эссе Карлссона, якобы объясняющее, почему такие (несчетные к тому време­ни) толпы людей ушли из «ПМ». «Кэбинс» вещает, что мотивации дезертиров «нельзя свести к общему знаменателю», — хотя даже читателю, который выну­жден следовать излагаемой версии истории-для-победителей, не составит труда сделать то, что Кэбинс не смог. Помимо собственной воли он доказывает, что все ушедшие из «ПМ» критиковали невнимание руко­водства к политическим разногласиям внутри группы. Хотя я в «ПМ» никогда не участвовал, Кэбинс не из­бежал соблазна охаять и меня — как опасного психа, которого нельзя принимать всерьез. Стратегический подход «тройки» к вопросу о политических противни­ках — просто избавиться от всех несогласных. Ту же стратегию применили к критикам извне; когда стало ясно, что для этого нужно их экономически уничто­жить или физически довести до инвалидности, имен­но это и попытались осуществить.

Диалектиков из «ПМ» преследует противоречие: нельзя одновременно добиться заметности и скрыть свое происхождение и свои цели. Пришедшие снова уходят или отходят от дел, появляется скука, каждый следующий номер журнала, который сперва читают из-за новизны, повторяет все предыдущие. Как след­ствие, возникает высокая текучесть кадров — тех, кто производит журнал, и тех, кто его потребляет, — и она только усиливает режим постоянного поиска но­вых рекрутов, столь важный для исповедуемой поли­тической стратегии. Капитализм должен расширять­ся или умереть, а потому порождает империализм. Точно так же менеджеры «ПМ» не могут успокоиться, не обеспечив все большую поддержку в других изда­ниях. А поскольку число их ограничено, то и выби­рать не приходится.

К настоящему времени все в «ПМ» выучили песен­ку наизусть. Они мастера шоу, которое гарантирован­но производит описательную статью но заданному ка­нону в любом издании — от правого «Сан-Франциско экзамайнер» до леволиберальной «Матер Джон» и до «анархистского» «Матча», не считая компьютерных глянцевых журналов и прочих коммуникативных ка­налов, которые они контролируют или на которые имеют выход, вроде «Медиа/Файл», «It's about Times» и «Идей и действий» (личного хобби Тома Ветцеля, верного холуя «ПМ»). Порой люди задумываются: кто такие «ПМ», чего они хотят; в этот момент организа­ция, которая систематически обрабатывает систему, резко опускает завесу секретности и объявляет всяко­го, кто выносит на свет божий неприятные факты, «полицейским стукачом». Но чем больше людей они перерабатывают, тем больше людей узнают, в чем де­ло. «ПМ» стал жертвой собственной демонологии; они не понимают, что, избавившись, например, от ме­ня, они просто откладывают неизбежное, свой ко­нец — когда, как в «Смерти коммивояжера», ты улыба­ешься, но тебе больше не улыбаются в ответ.

В августе 1984-го «ПМ» по глупости форсировал кампанию борьбы с критиками. Вернувшись из оче­редной заграничной поездки, Кейтлин Маннинг уви­дела (по ее словам) номер «SFARBull», где описыва­лось, как она пыталась изъять из «Без компромиссов» статью, осуждавшую ее поддержку «великодушной дик­татуры» сандинистов. Кроме того, она обнаружила, что, как она выражается, ее городской район Хейт-Эшбери украшен плакатами с «Обманом категории А». Эти плакаты, вместе большим количеством других ли­стовок, для нарциссиста неинтересных, появились именно там и больше нигде потому только, что тем летом злая судьба заставила жить в Хейт меня самого.

Плакаты — главная моя политическая деятельность начиная с 1977 года, и будь я проклят, если оставлю ее ради какой-то гиперчувствительной ленинистской лгуньи. Еще за несколько месяцев до того я увидел, как Адам Корнфорд обрывает мои листовки (к тому же не про «ПМ»), и в ответ на эту попытку лишить ме­ня свободы непосредственного выражения ликвиди­ровал плакаты «ПМ» и их союзников-леваков, рекла­мировавшие мероприятие «ПМ», «Ярмарка конца света» (май 1984). Я был готов на этом закончить бит­ву, но «тройка» решила ее продолжать.

Кроме очередного (и более не скрываемого) этапа борьбы с моими плакатами, «ПМ» стали досаждать людям, которых они со мной связывали, — на улице и по телефону. Больше всего телефонного хулиганства и уличных оскорблений досталось Донне Косси, авто­ру графики для журнала (под именем «Out of Kontrol Data Institute») и тягловой лошадке всего проекта на протяжении первой половины его существования — просто потому, что тем летом я жил у нее. Салли Фрай, бывшая уже в немилости, поскольку написала к тому времени еще неопубликованную отповедь Маннинг, попала под огонь за то, что рассказала мне о ре­дакционном собрании «Без компромиссов» — о том, где людям из «ПМ» в кои-то веки не удалось заставить журнал зажать критику их идей и поступков.

Преследования невинных третьих лиц меня разо­злили; разозлило и то, что, как выяснилось, на плака­тах с «Обманом категории А» люди из «ПМ» приписы­вали к моему имени «полицейский стукач». Де-факто это была угроза насилия, не первая и не последняя, ко­торую «ПМ» произвел на свет, чтобы задавить распоя­савшихся критиков. За четыре года до того Карлссон и Маннинг грозили Брайану Кейну, что их специалист по мордобитию Том Атанасиу его изувечит — за в це­лом хвалебное письмо (так и не напечатанное), где, однако, критиковалось открытое одобрение государст­ва и фабричной системы в статье Атанасиу из первого номера журнала. В ноябре 1984-го, когда «ПМ» нако­нец выследил, где я работаю и где живу, по обоим ад­ресам мне стали грозить смертью. Для убедительности Атанасиу и «Зоя Ноя» встретили меня на улице и по­пытались избить.

В сентябре 1984-го Корнфорд и Маннинг пришли на собрание теоретически «анархистского» Коллекти­ва сплетенных книг и стали требовать, чтобы в анти­авторитарной тусовке меня объявили вне закона — всего за несколько недель до того, как Карлссон и Маннинг пригрозили Салли Фрай донести на нее в полицию. Ошарашенные и ни к чему не способные паралитики позволили парочке излить гнев, но, как обычно, не приняли решения ни за, ни против — по­зиция («лежа»), которую они занимают и по сей день.

Ворд-процессор «ПМ» испустил «Публичное преду­преждение по поводу Боба Блэка» — для того, чтобы изгнать меня со страниц «SFARBull» и отлучить от анархистской тусовки, которую «ПМ» публично и приватно многие годы поливал грязью. Должен ска­зать, что к тому времени я сам разделял их презрение. Маннинг утверждала, что я по телефону грозил «ПМ» смертью, если они не перестанут звать меня стукачом и досаждать моим знакомым. Поскольку «ПМ» сам вы­ступил в роли «стукача» и сообщил об этом звонке в полицию, я по юридическим причинам ничего не мо­гу сказать — кроме того, что в худшем случае «ПМ» вполне заслужил это своими угрозами и звонками. На самом деле все самые ужасные вещи, в которых меня обвинял «ПМ», они неизменно делали сами, первы­ми, и обычно в куда более неприятной форме. Я бы никогда не стал использовать друзей и родственников людей из «ПМ» как заложников — так, как они исполь­зовали моих. Я бы никогда не сделал того, что «ПМ» совершили в ноябре, в день неудачного покушения возле моего дома: какая-то женщина (Маннинг?) по­звонила моим престарелым родителям в Мичиган и лживо сообщила им, что я якобы попал в больницу, — после чего они, пытаясь найти меня, в отчаянии обзвонили все больницы вокруг Сан-Франциско. Моему отцу тогда было 70, в сердце у него вживлен электрон­ный водитель ритма. Они его едва не убили.

Когда в октябре 1984-го я с опозданием узнал, что люди из «ПМ» пытались спровоцировать мой арест, я решил дать им возможность, раз они так любят закон и порядок, померяться силой со своими друзьями в государственных учреждениях. По отношению к госу­дарству я придерживаюсь политики «не применять первым»; но государство — это уродливый факт дейст­вительности, и я не намерен ограничивать себя, не применяя его против тех, кто применяет его против меня. Отбрасывая весь анархо-пуризм, любая другая политика — всего лишь открытое приглашение госу­дарственникам прийти, сделать все возможные гадо­сти и остаться безнаказанными. Я сам, мои друзья и мои проекты мне дороже любой идеологии — в том числе такой неэффективной, как анархизм.

Без сомнения, абсолютно любое обращение к госу­дарству делает его сильнее. Это аргумент весомый, но не окончательный — но той простой причине, что го­сударство не исчерпывает собой все множество пра­вил, ролей, институций и властных структур, служа­щих принуждению. Я не замечал, что анархист, у которого горит дом, звонил бы пожарным позже, чем любой другой на его месте, — при всем том сожалении, которое у всех нас вызывает тот факт, что доброволь­ные пожарные бригады вытеснены полувоенными про­фессиональными государственными образованиями людей в форме. Я очень редко употребляю пищу, кото­рую агробизнес не произвел как товар ради собствен­ной выгоды, — но я не собираюсь держать смертель­ную голодовку, чтобы выразить протест против такого печального положения дел.

Если бы местные «анархисты» (буде таковые най­дутся) и анти-авторитаристы из Сан-Франциско реши­тельно выступили, чтобы разоблачить машину «ПМ» и вернуть ее «в рамки», все было бы совсем иначе. Но одни технологически были на крючке у «ПМ», вла­дельца средств производства, а другие не хотели по­пасть в число преследуемых. Многие только что присоединились к движению, ничего не знали ни об ис­тории «ПМ», ни о его целях, да и знать не хотели; ту­совка функционирует как своего рода машина по вы­работке цинизма, с одного конца засасывает панков-за-мир и прочих идеалистов, с другого конца через несколько месяцев выблевывает большую их часть в окончательно стухшем виде.

К сожалению, обычная реакция тех, на кого напа­дает «ПМ», — тихо отойти от дел во избежание надру­гательств (надежда, которая оправдывается не всегда), пока друзья-попутчики по возможности незаметно вы­бираются из ситуаций, созданных «ПМ», пытаясь не попасть в списки предателей. Они не ищут других та­ких же, чтобы вместе вычленить общую основу в пере­житом и совместно сделать из нее практические выво­ды. Вот единственная причина, по которой их истерический стахановский активизм — не борьба с Системой, которой они якобы противостоят, но по­пытка от нее спрятаться. Некоторые виды оппозици­онной деятельности требуют куда большей смелости, чем церемониальное попадание под стилизованный арест. Нужны знания, инициатива и честность — каче­ства, почти неизвестные в чересчур стильном городе, где значок с буквой А в кружке — это не более чем не­обходимое условие для того, чтобы трахаться с кем-ни­будь, мало-мальски держащим марку.

Я не идеал, я тоже делаю ошибки, но отошедшие от дел граждане, которые пытаются уравнять меня с «ПМ», игнорируют (как им отлично известно) не­сколько обстоятельств. Во-первых (и если это до сих пор не очевидно, то продолжать дальше просто бес­смысленно), фундаментальная основа проекта «ПМ» — масштабное вранье в сталинском духе: о его руководителях, о его целях, о совершаемых действи­ях. Даже по их собственным документам «ПМ» мож­но уличить во лжи ошеломляющего масштаба. Никто никогда не докажет, что я солгал (сознательно сказал неправду) хотя бы один раз, — в то время как «ПМ» на­гло громоздит вранье на вранье, другими словами, как я писал в эссе 1983 года, «строит лабиринты уверток». Мы говорим о десятках, сотнях уверток — не о случайных ошибках или оскорблениях, допу­щенных в пылу спора.

Во-вторых, «ПМ» хочет иметь и отчасти уже имеет какую-то политическую власть, в то время как мое по­ведение за все семь лет жизни в Сан-Франциско пря­мо противоречило тому, чтобы я (или кто бы то ни было) имел власть. «ПМ» проникает в политические и коммерческие учреждения буквально справа и сле­ва. Их влияние на медиа проявилось в организован­ном ими в 1984 году шоу «Ярмарка конца света» — со спонсорами в лице «It's about Times», газеты на день­ги квакеров из Союза Абалон, которой они управляют (посредством Корнфорда, Марси Дамовски и Стива Сталлоне из «ПМ»), а также CISPES, Ливерморской группы действия и других леваков. Кроме того, они пользуются эксклюзивным правом редактировать все, к ним относящееся, в стильно-либеральных «Медиа/Файл» и «Ист-бэй экспресс». С другой же стороны, по­сторонние издания, посягающие на левацко-«антиав­торитарную» территорию «ПМ», должны подчинить­ся или подохнуть. «Без компромиссов» попал под контроль «ПМ» после того, как напечатал статью Кэйтлин Маннинг с одобрением сандинистской дик­татуры. Когда в нем в конце концов поместили до­вольно вялую отповедь Салли Фрай (экс-«ПМ»), в са­мом «ПМ» не только перестали упоминать «Без компромиссов», но и отозвали оттуда своих агентов (Тома Ветцеля, Чаза Буфе, Криса Винкса), чем реаль­но и задушили журнал.

В-третьих, «ПМ» впервые применил тактические приемы штурмовиков, до того местной тусовке неве­домые. На самом деле, угрозы насилием в первый раз прозвучали четыре года назад, когда Брайан Кейн, в конце в целом хвалебного письма в «ПМ», позволил себе покритиковать открыто высказанное Атанасиу одобрение фабричной системы и высоких техноло­гий, напечатанное в первом номере журнала и про­должающееся до сих пор. К большому удивлению Кейна — которым он, к сожалению, не поделился с публикой еще тогда, когда бесчинство можно было бы придавить в зародыше, — Карлссон и Маннинг, ис­пользуя технику доброго и злого следователя, сказали Кейну, что никак не могут напечатать письмо ради его же собственной безопасности.

Последовали нововведения в виде телефонного ху­лиганства, приставаний на улице, насылания феде­ральных агентов с заведомо ложной информацией и преследования в качестве наказания не имеющих ни­какого отношения к делу третьих лиц (друзей, люби­мых, родителей), связанных с обвиненными в чем-то работниками «ПМ». До «ПМ» никто не выносил сор за пределы условно-радикального гетто и не пытался очернить врагов — в основном меня — обзывая их, как «ПМ», «местным сумасшедшим» («PC Magazine»), «социопатом» («Медиа/Файл») и источником «злонаме­ренной» критики («Ист-бэй экспресс»). Источник по­следнего обвинения — мой ответ на которое не напечатали — это рецензия члена «ПМ» Марси Дарновски на журнал «ПМ», в котором она работала (о чем даже не сочла нужным упомянуть). Дарновски, бывшая любовница Атанасиу, последовала по стопам Маннинг и уехала в Никарагуа делиться своими ком­пьютерными познаниями с никарагуанским прави­тельством.

В-четвертых, как отмечалось, «ПМ» сделал частью своего арсенала обращение к государству и его право­охранительным органам. Поскольку у «ПМ» есть день­ги, чтобы платить дорогим адвокатам, и репутация на­стоящего коммерческого предприятия, позволяющая требовать защиты от полиции, издание в силах заста­вить ментов и адвокатов работать на себя. На самом-то деле у «ПМ» в Полицейском управлении Сан-Фран­циско есть по крайней мере один союзник — детектив Джейсон Вечтер, мой старый враг. Этот опер раско­пал меня очерняющую грязь — письмо помершего по­лицейского Гэри Варна — и отдал «ПМ», который те­перь ее распространяет. Сила с ними, и они с Силой.

Все прочие медиа «ПМ» обработал невероятно ус­пешно. Все рецензии, кроме «Обмана категории А» — хвалебные и некритичные, какова бы ни была поли­тическая ориентация издания. По сути одна и та же статья появилась в правом «Сан-Франциско экзамайнер», принадлежащем Хёрсту, в леволиберальных «Матер Джонс», «Медиа/Файл» и «Ист-бэй экс­пресс», в «Сэнтинеле» из Орландо, штат Флорида, в технофильских «PC Magazine» и «Наука для масс» и в «анархистском» «Матче». Все эти коммерческие пред­приятия держатся вместе. Задабривания, наезды и вранье «ПМ» многие годы заставляли все основные антиавторитарные издания молчать — прежде всего «Пятое сословие» и (не особенно) экс-ленинистов из «Kick it over!». Уж конечно, любая вещь, которую все эти издания одобряют или обходят молчанием, сама по себе подозрительна.

Раз антиавторитаристы не могут навести порядок в собственном доме — надо ждать, что его забросают камнями люди, которые сами не живут в стеклянных домах. Раз антиавторитаристы не могут распознать наглый, бешеный авторитаризм, пока он прикидыва­ется своим, — что же осуждать рядовых граждан, кото­рые не спешат по их команде отменять государство и капитал? Хью Лонг говорил, что фашизм в Соединен­ных Штатах вполне возможен, если только он называ­ется как-то еще. Кое-кто из антиавторитаристов берет в товарищи бизнесменов-чернорубашечников — пусть только выговорят магическое слово «антиавторитаризм» и совершат ритуальное поклонение признан­ным идолам. Ты можешь попасть в утку — но не рас­считывай, что тебе заплатят обещанные сто долларов. Болезнь идеологов — принимать слова за реальность: ошибка, лежащая в основе возвышения «ПМ». Теперь не только есть «Без компромиссов», те­перь мы живем действительно без компромиссов. До­мовладельцы, призывающие чуму на оба ваши дома, сами заражены. Отошедшие от дел служат ментам. Ес­ли движение не сможет очистить себя от шаек вроде «ПМ», в нем останутся только дураки — которых в нем и так слишком много.