Сергей Рыженков
БУДЕТ ЛИ НА НАШИХ УЛИЦАХ
ПРАЗДНИК?
"Мы празднуем 400-летие
Саратова". В этой фразе всё правильно грамматически, психологически она
вполне приемлема. Исторически...
Да, 400 лет назад недалеко
от некогда разрушенного золотоордынского города, вскоре после падения
Казанского и Астраханского ханств здесь была поставлена русская крепость.
Здесь почти никто не
жил. Лишь селились беглые крепостные, промышляли разбойные людишки да
кочевали какие-то кочевники.
Мы и есть потомки – не обязательно
в строго кровном отношении – тех русских – служилых, в основном, людей. Но.
А что же потомки кочевников?
Они, оказывается, тоже мы. Их, то есть в этом смысле нас, и по
сей день живёт здесь множество. Эти мы получается тоже празднуем? Но
сама история обязывает этих нас относиться к этому вряд ли радостному
для них юбилею по крайней мере нейтрально.
Есть причина для юбилейного
настроения у другой большой группы жителей города и края. Только самих этих жителей
– нет. Саратовское время на их часах остановилось в одну их ночей 41-го года
/депортировано более 350-ти тысяч человек/. А "повинны" немцы
Поволжья были только в том, что преуспели в превращении нашей "деревни,
глуши" в цветущий край.
Возможно, многие горожане
захотят в самый разгар праздника вдруг вспомнить, что их деды и бабки держалась
старой веры /именно в нашей губернии находился один из главных центров
российского старообрядчества/. И если задумаемся: а что с ними стало? почему
они не сумели передать по наследству свою веру и образ жизни? почему мы так
мало знаем обо всём этом? – то неужели и тогда со спокойной совестью подпишемся
под этим "мы празднуем"?
Нынешние "служилые
люди" стремятся всячески доказать, что это их праздник. На рекламном
стенде, посвященном не в столь уж отдалённые времена основному идеологическому товару
тех лет – "дорогому Леониду Ильичу", – появляется нечто к 400-летию.
Они выбирают сами из себя оргкомитет самых-самых патриотов города и
растапливают остывшую топку своего прочно севшего на мель "утюга"
печатными призывами к горожанам сплотиться всем ради такого праздника
/сплотиться, разумеется, вокруг них/. Только вот "модная" тема
консолидации в их аранжировке оборачивается издавна сопровождающим их
мотивчиком загоняемой вглубь болезни.
Следует признать, что время
на их часах действительно не останавливалось. Ни тогда, когда сворачивали НЭП
и раскулачивали деревню, ни тогда, когда воинственно обезбоживали народ и
разрушали храмы, ни тогда, когда закрывали город для мира и отправляли в Мордовию
тех, кто не хотел жить по их часам.
Их время, как известно, шло
вперёд. Но часы-то были заведены никак не 400 лет назад. Они рьяно
перестраивали наш край по ждановским проектам /о, этот незабываемый приезд в
1935 г. на предмет усиления чисток!/, вели
нескончаемое сражение в районах поголовного спаивания за право считаться
"житницей", сумели не поступиться принципами и завоевать почётное имя
– Заповедник Застоя, – и надо обладать каким-то совершенно особым зрением, чтобы
увидеть в них наследников основателей города и его пестователей, проводивших
такую "имперскую" политику, которая способствовала выдвижению
Саратова в число первых российских городов.
И выходит, что и
"безупречному" саратовцу в эти праздничные дни некуда деться от
таких непраздничных /и непраздных/ переживаний как чувство вины и стыда,
ощущение усечённости памяти, скорбь об утраченной реальности и
нереализовавшихся возможностях. Да и захочется ли принять сомнительную честь
участия в этом пире среди красно-коричневатой холеры?
Впрочем, будем наедятся, что
нам не придётся ждать ещё сотню лет наступления настоящего праздника. Появятся
в жизни причины и условия для него – и праздник будет. Такой, о котором не
нужно постоянно напоминать со страниц казённой печати и с аляповатых стендов.
И от того, что это будет 406-ти или, скажем, 408-ми-летие города, праздничность
подлинного праздника ничуть не пострадает.