ГЛУПАЯ СМЕРТЬ ГРИГОРИЯ ЕГОРОВА
Посвящается М. Павичу
2 декабря 1941 года.
Спрашивается, какой может быть смерть человека по имени Григорий Егоров. Правильно, только глупой. Григорий уже устал отгонять её, но она всё равно появлялась в самый неподходящий момент. Он даже пытался разговаривать с ней, просить, чтобы она не мельтешила перед ним бесконечной вереницей дурных предчувствий и плохих примет. Но смерть Григория была ещё и очень молодой и неопытной смертью – она очень стеснялась своего первого господина.
Начало этой истории приснилось мне сегодня и, вспоминая её, я не могу сдержать благодарной улыбки и не думать о Павиче. Первый и последний раз я виделся с ним около полугода назад. В тот апрельский день гуляя по Белграду, я едва не был сбит с ног черноголовым мальчиком лет двенадцати, бежавшим так, словно за ним гнался ночной кошмар. Отпрянув от меня, он, однако, не испугался мундира и не продолжил поспешное своё бегство.
Сейчас это уже трудно объяснить, но тогда под пристальным взглядом мальчишки я вдруг почувствовал себя пылью, которая подобно всем чужеземным завоевателям, веками висит над Сербией, кажется только для того, чтобы в очередной раз быть прибитой к земле дождём народного гнева или сдутой прочь ветрами какого-нибудь местного Гаргантюа и снова подняться на следующий день. С тех пор каждую ночь перед рассветом мне снится наша единственная встреча в Белграде неподалёку от сгоревшего здания сербской Национальной библиотеки. Каждую ночь мы словно меняемся снами, и я попеременно вижу то прошлое, о котором ему предстоит рассказывать в будущем; то странное незваное будущее, где философы называют дерьмо нехорошим словом и пишут книги, похожие на порнографические открытки.
3 декабря 1941 года.
Донесение не врало, и мне пришлось в этом убедиться. В деревеньке с невероятным названием Крюково среди трофеев действительно оказалась исправная телефонная станция с прямым проводом до Москвы. Инструкции на этот счёт слишком точны. Короче, я разогнал всех офицеров и, взяв телефонистом непонятно как уцелевшего русского, снова попытался выполнить секретное поручение фюрера.
– Внимание! Говорит представитель германского командование. Мне необходимо говорить с господином Сталиным. Я имею сообщить ему важное известие.
Слушая звуки малознакомого языка, я почему-то отчётливо видел перед собой белые лица и зажмуренные глаза московских телефонисток. Но, как и с шифрованными радиограммами, как и с отпущенными пленными, я даже не знал, доходят ли мои послания до адресата. Около двух часов ночи я аккуратно вынул трубку из внезапно ослабевших пальцев моего невольного помощника.
4 декабря 1941 года.
Чтобы стать писателем, недостаточно поставить письменный стол рядом с кроватью. Необходимо ещё научиться носить мысли и сны как плащ на сгибе правого локтя. Так же и на войне. Мало распорядиться жизнями своих солдат. Нужно ещё уметь обманывать смерть врагов. И хотя немыслимо, чтобы от смерти этого славянина с невероятным именем зависела судьба тысячелетнего рейха, но именно она поможет мне выполнить волю фюрера. – Так думал я сегодня, целый день наблюдая за бесплодными попытками наладить связь с Кремлём. – Похоже, его смерть и вправду настолько глупа, чтобы решить, будто не убив его вчера я не сделаю этого сегодня. А раз так, то эта простушка идёт не как обычно позади, но на полшага впереди своего хозяина. А это значит, что я не смогу убить его и завтра. Итак, решение принято. Уже ночью отправляясь спать я как смог объяснил Григорию, что если завтра мне не удастся поговорить со Сталиным, мне придётся его убить. Похоже, что он понял.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
5 декабря 1941 года в первый день зимнего контрнаступления Красной Армии дневник офицера Главного штаба Вермахта по особым поручениям попал в распоряжение советского командования. На основании имеющихся в нём записей гражданин Егоров Григорий Георгиевич 1890 г.р. был оправдан Особым Совещанием и отправлен на Сталинградский танковый завод.
А. Плюснин