Краснодарец Евгений Новожилов участвовал в движении против войны на Северном Кавказе. За ним установили наблюдение, прослушивали телефонные переговоры. А когда в разговоре со своей знакомой он сказал: “Настроение такое, что хочется угнать самолёт и врезаться во что-нибудь...”, – возбудили уголовное дело и 18.01.2002 приговорили к принудительному психиатрическому “лечению”. О том, что из себя это “лечение” представляет на практике – в материале, полученном от осужденного по “делу НРА”
Александра Бирюкова. К сожалению, объём газеты позволяет дать только небольшой отрывок высланного нам текста.В Бутырской тюрьме-СИЗО 48/2 сосредоточена почти вся тюремная психиатрия Москвы. В медицинских частях других изоляторов психиатрических отделений нет, есть лишь дежурные психиатры. Также на Бутырке размещаются следующие через столицу этапом и привозимые (увозимые) из разных концов страны на самую авторитетную судебно-психиатрическую экспертизу России
– в Институт им. В.Сербского. Всего, таким образом, на Бутырке одновременно пребывает порядка 250-300 заключенных. Подавляющая часть из них признана судебной медициной невменяемыми, то есть уголовно ненаказуемыми и нуждающимися в лечении.С того момента, как психиатрическая экспертиза признает человека невменяемым, он попадает в поле действия абсурдной юридической коллизии. С одной стороны, он обретает новый статус, что выражается для него существенным изменением положения по делу и в тюрьме: невменяемый помещается в камеру для душевнобольных и отстраняется от непосредственного участия в собственном уголовном разбирательстве на всех его стадиях. Но, с другой стороны, окончательное решение о признании лица невменяемым правомочен принять только суд: и он делает это в ходе процесса, на котором еще предстоит
доказать также факт совершения преступления, и то, что оно было совершено именно данным лицом. В результате получается следующее: человека могут признать невменяемым на стадии предварительного следствия, не дать ему возможности ознакомления с материалами дела – но уже на судебном процессе судья может и не принять решения о невменяемости, и тогда лицо, считавшееся ранее больным, будет возвращено для участия в процессе на обычных основаниях. Ему, конечно, дадут некоторое время на ознакомления с делом, но масса способов юридической защиты, которые он не реализовал на предварительном следствии и в период досудебной подготовки, оказывается безвозвратно утраченной! Призрачный "невменяемый" статус лишает человека права на защиту.Назначение государственного адвоката производится в отсутствие больного заключенного (это в случае, если адвоката не было ранее, а таких случаев очень много). Арестанту не сообщается ни фамилия адвоката, ни место его службы. Личных контактов с адвокатом больной также не имеет. Многие из больных арестантов вообще свято уверены, что никакого адвоката у них нет.
На невменяемых почему-то не распространяются акты амнистии, причем в тот момент, когда судом еще не принято окончательное решение об их невменяемости. Во время моего заключения была крупномасштабная амнистия, под которую в моей камере из 35-40 человек попадала примерно треть. Но из них на свободу никто не вышел.
Невменяемого почти никогда не выпускают под подписку о невыезде. Все его сообщники могут гулять па свободе, потому что здоровы, а он будет сидеть, потому что больной. Тут тоже часто встречаются такие абсурды, что больному рекомендовали эксперты амбулаторное, с проживанием дома, лечение. Но пока не пройдет судебный процесс, который может растянуться на годы, он будет сидеть в тюрьме.
Попадая после экспертизы на Бутырскую тюрьму, невменяемые арестанты размещаются в камеры, где различий между типами, т.е. степенью социальной опасности, не делается
– все типы смешаны вместе. Также администрация СИЗО и медперсонал совершенно безразлично относятся к характеру заболевания и формам и особенностям, которыми заболевание сопровождается. В результате получается, что агрессивные изуверы, убийцы, маньяки сидят бок обок с тихими.Обитатели камер могут просидеть в них несколько лет и ни разу не увидеть врача. Нет помощи психиатрической, нет помощи и по другим медицинским специальностям. Про таких врачей как окулист, отоларинголог тут даже и не слышали. От плохого питания и смрадного воздуха у людей возникают огромные трофические язвы, они есть почти у каждого. Эта гниль очень трудно лечится, уродует кожу. Почти в каждой камере педикулез, есть и чесотка. В СИЗО нет лекарств, даже самых простейших. Нет йода и зеленки, нет аспирина и анальгетиков, нет бинтов, ничего нет. Изредка появляются хорошие, но просроченные лекарства, кому-то достается. Врачи говорят больным, чтобы те просили лекарства у родственников на воле.
Многие камеры переполнены. В камере 401 на 38 мест было около 30-35 человек, иногда чуть больше. И в это же время в камере 406 на 24 места приходилось 35-40 (!) арестантов.
Письма пропадают, часто идут по два-три месяца и больше. Новогодние открытки я получал до июля месяца. Мне не пропустили газету, на которую я был подписан с воли, и не разрешили оформить подписку на разные газеты на деньги с моего лицевого счета.
При обысках обычно отбирают самодельные плитки, ножницы и иголки. Последние два предмета охрана должна выдавать по просьбе заключенного, а после использования забирать. Но никто ничего не выдает, приходится всем этим обзаводиться нелегально и терять все это при шмонах.
Сотрудники СИЗО воруют вещи. Например, часы под запретом; чтобы их иметь, нужно разрешение, и их заносят в карточку. Если при обыске у зека находят часы, а в карточке их нет, то они, часы, уходят в неизвестном направлении безо всяких бумажек об изъятии. Жаловаться на все это бесполезно. Заявления не проходят. Все это создает очень напряженную психологическую атмосферу, попадая в которую человек с нарушенной психикой неизбежно начинает быстро деградировать. На моих глазах не раз были случаи, когда в камеру заезжал практически здоровый человек, а выезжал через год на больницу почти полным идиотом, не осознающим происходящее и не способным жить без посторонней помощи.
Психически больные преступники – "неудобная'' для власти социальная группа, и технологии тихой, "гуманной" ликвидации таких групп власть уже неплохо освоила. Что бы там не возражали оппоненты, но изнутри это именно так выглядит, и, по сути, является умерщвлением.
Александр Бирюков
Бутырка - СИЗО
48/2, камера для душевнобольных № 48