Всеволод Флоренц

АНТИ-КРОПОТКИН

В 1892 году (“La Conquete du Pain” – “Завоевание хлеба”) П.А.Кропоткин пишет: “...мы ... можем с уверенностью сказать, что при помощи имеющихся в нашем распоряжении железных и стальных помощников человечество могло бы теперь же создать себе существование, в котором все пользовались бы и богатством и роскошью” (П.А.Кропоткин. Хлеб и воля. Современная наука и анархия. М., 1990, стр. 27). И даже не лишь в конце XIX века видит он достаточные материальные условия для немедленного осуществления коммунизма, а гораздо раньше. См. дальше в той же его работе: “...довольство для всех ... перестало быть мечтой с тех пор, как человек изобрел двигатель, который с помощью небольшого количества железа и нескольких фунтов угля доставляет ему послушную и удобную силу, способную привести в движение самую сложную машину” (там же, стр. 40).

И вдруг в 1920 году читаем: “… человечество еще очень бедно; без большого повышения производительности труда социализм невозможен: он станет лишь равенством в нищете для всех. Теперь опыт нам показал, что государственная власть неспособна организовать даже последнее” (“Кооперация как практический путь к анархизму”, “Почин”. 1920, №4, стр. 1-2, цит. По статье А.В.Бирюкова “П.А.Кропоткин и А.М.Атабекян” в “Трудах комиссии по научному наследию П.А.Кропоткина”, вып. 2, М., 1992, стр. 30).

Но не правильнее было бы сказать, что все это – неизбежное последствие “бунта”, проповедовавшегося старым революционером и его учениками. Отчаянное сопротивление экспроприируемых собственников и сокрушаемого государства попыткам насильственной ликвидации их привилегий и занимаемых позиций приводит к огромным потерям в хозяйственном потенциале общества, мешающим быстрому налаживанию коммунистических отношений.

село Куженкино Бологовского района Тверской области

* * *

Теперь – что касается возражений. Во-первых, мы не сторонники коммунизма, выраженного лозунгом “Всё принадлежит всем!”. Взгляд на частную собственность как на источник неизбежного формирования властно-принудительных отношений представляется ошибочным. Можно привести массу примеров, когда власть проявляет себя, что называется, “в чистом виде”, независимо от частнособственнических установок: и в жизни животных, и во взаимоотношениях внутри человеческих сообществ (в той же армии, например) – и, наоборот, когда между различными владельцами собственности отношения строятся в соответствии с кропоткинской этикой. У Маркса было определение собственности как “отношения между людьми по поводу вещей”. Если не вдаваться в дискуссии по поводу того, можно ли в известных обстоятельствах воспринимать самого человека как вещь, бесспорно, взаимоотношения людей не исчерпываются вещественным подходом. Конфликты, в основе которых лежат чисто идейные или психологические мотивы – безотносительно соображений материальной выгоды – обычны. Властные, вертикальные отношения между людьми появились гораздо раньше, чем институт частной собственности. Точнее – они существовали задолго до появления человечества. Так же, как существовали и существуют отношения анархические. Поскольку нельзя выводить власть из собственности, постольку и анархия не детерминирована коммунизмом. Конечно, анархические коммуны не только имеют право на существование, но и практически возможны – но абсолютной утопией представляется стремление превратить их в единственную форму организации общества. Кроме того, общность имущества возможна лишь в локальных формах, по отношению к окружающим они неизбежно останутся отдельными случаями, относительно замкнутыми корпорациями – примерно так же, как средневековые монастыри. Получается, что эти модели уничтожают только индивидуальную собственность – частная собственность в её групповой форме никуда не исчезает. О каком же коммунизме может идти речь?

Во-вторых, привязка общественно-правовой “надстройки” к якобы определяющему её экономическому базису также нами не разделяется. Это безусловно связано с отмеченным выше отношением к собственности. К сожалению, приведенные Вами цитаты из Кропоткина – со всеми их противоречиями – с таким же успехом могли принадлежать и Марксу. Вообще “экономический материализм” XIX века со всей его верой в науку, прогресс и светлое цивилизованное будущее по-детски наивен. Кажется, что в XX веке две мировых войны, ядерное оружие, нацизм и экологические катастрофы могли бы окончательно убить эти иллюзии. Но тоже не для всех – поскольку искренние последователи Петра Алексеевича, как и искренние последователи Маркса, продолжают существовать. Для нас же очевидно, что возможность осуществления анархических идеалов не следует ставить в зависимость ни от развития технологий, ни от производительности труда, ни от количества материальных благ. В качестве примера можно привести этнографический материал: в общественной организации ряда племен Восточной Африки отсутствуют властные отношения, а у стоящих примерно на том же уровне технического развития австралийских аборигенов существует жесточайшая иерархия. С другой стороны, в большинстве случаев техника не столько способствовала равноправию и взаимоуважению, сколько наоборот. Если смотреть на вещи со стороны массы простых рабочих, во всем капитализме до конца того же XIX-го века не было ничего хорошего. Проблема именно не в том, что индустриальная инфраструктура недостаточно развита для лозунга “каждому по потребностям”, а в том, что она формировалась при постоянно усиливавшемся давлении государства, едва ли ни изначально срослась с властью – и в случае уничтожения соответствующей ей политической системы не имеет шансов сохранится (по крайней мере – сохраниться в неизменном виде). Примерно то же произошло в 1917-21 годах: разруха результат не только “отчаянного сопротивления экспроприируемых” в форме гражданской войны, но и мирного, ненасильственного распада принудительных вертикальных связей, на которых в значительной степени держалась экономика городов. Сейчас положение для народа ещё хуже, потому что от сельского хозяйства мало что осталось. И изменения не в лучшую сторону продолжаются. Так что никак нельзя рассчитывать на то, что течение эволюции плавно вынесет нас на анархический берег. Всё сильнее уверенность в том, что основные потоки движутся как раз в противоположном направлении, а анархисты обречены идти “бейдевинд”.

В-третьих, относительно оружия массового поражения. Сохранение – и эволюция! – государственной системы означает, что она ищет – и внедряет практически – всё новые и новые формы обеспечения принудительных отношений. Поскольку его военный, полицейский, финансовый и распределительный потенциал увеличивается, бороться против него с каждым днём все сложнее. Но “сложнее” – не значит “безнадёжно”. “Лимита на революции” быть не может. Американский анархист Таккер ещё в 1890-х годах писал о том, что сила существовавших на тот момент государственных армий сделала победу народных восстаний невозможной. После этого был 1917-й год, доказавший обратное. Революция на Кубе, какая бы она ни была, победила уже в условиях существования ядерного оружия. Происходившее в СССР 1989-91 годах во многом соответствовало французскому сценарию 1830-го. Тогда же в Румынии режим Чаушеску пал в результате вооруженного восстания. Чечня сопротивляется армии РФ до сих пор. Нужны ли ещё примеры? Единственное возражение лишь в том, что ни одна из перечисленных революций не была анархической – но, кажется, и раньше, когда современного оружия массового поражения не было, собственно-анархические революции случались нечасто. Конечно, обидно, когда боевой потенциал ислама, которому 1300 лет, оказывается выше аналогичного качества вечной и бессмертной Анархии. Но тут уже нам остается предъявлять претензии только к самим себе. Анархо-пацифизм же вызывает лишь сожаление – тем более что его явные сторонники в общем рискуют не намного меньшим, чем революционно настроенные товарищи (стоит вспомнить судьбу толстовских коммун в СССР).

В завершение хочется отметить, что наиболее близкой из работ Кропоткина нам представляется не “Завоевание хлеба” (насквозь красная!), а “Речи бунтовщика”, которые и позволим себе процитировать: “Никакое правительство не может быть революционным… Постоянно стремясь усиливать свою власть, оно будет вмешиваться во всё, убивать смелый почин личностей и групп и заменять их творчество неподвижным законом… Необходима глубокая революция, чтобы унести всю эту мразь, накопившуюся в современных обществах, и потрясти самые их основы… Права человека существуют лишь постольку, поскольку он готов защищать их с оружием в руках”.

П.Р.