Для "Нового Света"

Александр Шубин

Утопия и власти

Проходя по Невскому проспекту, я имел удовольствие приобрести экземпляр "Нового света" со статьей о моей книге "Анархистский социальный эксперимент". Очевидная разница во взглядах между мной и издателями "Нового света" предопределила критический тон этого отклика. Но в ряде случаев автор статьи "Утопия власти" П.Ермаков-Юровский до неприличия исказил мои собственные взгляды. Поэтому я направляю это письмо в Вашу газету, дабы по возможности защитить ее читателей от дезинформации (если, конечно, редакция сохранит свою приверженность свободе слова и поместит письмо без сокращений).

К сожалению, П.Ермаков-Юровский значительную часть статьи посвятил не проблеме практического опыта анархизма (о чем, собственно, книга), а выяснению моего идейного облика. Делает он это весьма странно - через анализ опечатки. Дело в том, что в одном месте при написании слова Бахмут у меня выпала буква "х". Из этого П.Ермаков-Юровский делает глубокомысленный вывод: "Здесь Шубин-публицист, "меньшевик-оборонец", берет верх над Шубиным-историком". Вообще-то опечатки свойственны и публицистам, и историкам. Но дело не в этом, а в отношении "Нового света" к войне на Кавказе - П.Ермаков-Юровский не мог спокойно пройти мимо слова "Бамут". С точки зрения симпатизантов тоталитарного режима Ичкерии, "оборонцами" являются все, кто поддерживают борьбу с ним. И я в том числе, хотя методы этой борьбы мною неоднократно критиковались. Но при чем же здесь "меньшевик". Меньшевизм - течение марксистское, а я вовсе не марксист. Если применять такой разработанный П.Ермаковым-Юровским метод перенесения клише начала века в наше время, то его самого нужно называть не иначе, как "большевиком-пораженцем".

Интересен способ подтверждения моих симпатий к "триентистам" с помощью их цитат, приведенных в моей книге. Да, я такой злодей, цитирую и "триентистов", и их противников, которые позднее вынуждены были согласиться с "триентистами", и (о, ужас!) коммунистов. Симпатии и антипатии здесь не при чем. Суть проблемы в том, что практика заставила радикальных анархистов перейти на более умеренные позиции. Иначе им бы пришлось бы создать тоталитарный режим, который бы навеки дискредитировал анархизм. Мои симпатии определяются не количеством цитат, а отношением исторической личности к ненасильственному социальному творчеству, создающему более свободные и солидарные формы общества. С этой точки зрения "триентисты" на практике оказались последовательнее своих молодых коллег-террористов, что подтвердила последующая эволюция последних. Но это не значит, что я являюсь единомышленником "триентистов" или безусловно осуждаю тех, кто действовал с оружием в руках в обстановке гражданской войны. Есть люди, которым я не симпатизирую вовсе (Франко или Негрин), но симпатии или антипатии к левым социалистам в Испанской гражданской войне связаны с их конкретными шагами и моральной честностью, а не с моим "отождествлением" с каким-то из направлений 30-х гг. Вообще, беда нынешних анархистов во многом заключается в том. что они все еще живут в 30-х гг. Вместо того, чтобы взять у предшественников что-то ценное, поблагодарить их за это и двигаться дальше, наши анархо-теоретики либо отстаивают замшелую ортодоксию, либо, подобно П.Ермакову-Юровскому, машут кулаками после драки и бичуют российских эмигрантов-анархистов за то, что они в первой половине века были коммунистами, индустриалистами и прогрессистами. Открою П.Ермакову-Юровскому секрет: если бы он жил в 30-е гг. в Европе, то он также был бы прогрессистом и индустриалистом. Возможно даже коммунистом. На счет анархиста - не знаю.

Обнаружив свое идейное превосходство над анархистами 30-х гг., П.Ермаков-Юровский пытается закрепить свою победу над прошлым с помощью выдающегося исторического открытия. Он утверждает, что журнал "Дело труда-Пробуждение" не выходил после 1940 г. советую нашему анарховеду зайти в государственную (какой кошмар!) публичную библиотеку (бывшая Ленинка) и ознакомиться с номерами этого издания за 40-50гг.

Другая серия открытий П.Ермакова-Юровского тоже носит "источниковедческий" характер. Пытаясь продемонстрировать свое знание моего творчества, П.Ермаков-Юровский все перепутал. "Махно и махновское движение" не является моей предыдущей работой, так как опубликована практически одновременно с основным текстом книги. Это и есть первая глава с небольшими добавлениями, сделанными по просьбе издательства "Мик" (к ним относится и небольшой очерк о жизни Махно за границей, из которого П.Ермаков-Юровский "выводит" целую главу об эмигрантах объемом раз в десять больше). Совсем другое дело - глава об Испании. Утверждая, что это моя предыдущая работа "Испанские анархо-синдикалисты..." с минимальными изменениями, П.Ермаков-Юровский расписался в том, что читал мою последнюю книгу очень бегло, что рецензенту не пристало. Для выяснения различия нужно уметь если уж не читать, то хотя бы считать. "Минимальные изменения" сделали объем работы в полтора раза больше.

Поскольку я употребил слово "радикальный", следует остановиться на существенном искажении П.Ермаковым-Юровским выводов моей книги. Слово "радикальный" в ней употреблено в строго определенном смысле (что и разъяснено, так как само это слово имеет бесконечное количество толкований от названия либерального течения во Франции до последовательности во взглядах). Под радикальным анархизмом я имею в виду стремление к немедленному переходу от капиталистического общества к анархии минуя переходные стадии. Поэтому, вопреки тому, что пишет П.Ермаков-Юровский, я не делю анархистов на "сторонников революционных методов и эволюционистов, сторонников "переходного периода". Если бы П.Ермаков-Юровский внимательнее читал мою книгу, он бы увидел, что сторонники "переходного периода" также являются революционерами, но с их точки зрения революция не приведет сразу к анархии.

Что касается радикализма в широком смысле слова, то здесь я бы хотел вкратце повторить взгляд, изложенный мною еще в 1996 г. ("Соблазны радикализма" // "Третий путь" №48; опубликовано также на сайте "Социально-экологического Союза"). Радикализм, столь модный в некоторых общественных течениях, может касаться сути их идей (и в этом случае речь идет о последовательности конструктивной модели, единстве цели и методов, которые должны вести именно к ней), а может определять лишь форму самовыражения самих радикалов. Во втором случае самоцелью становится "крутая" конфронтация с обществом, а не продвижение его в направлении идеала. Соблюдения радикализма формы, радикализма действия требует принуждения окружающих "к свободе" (или иного идеала) либо возбуждает в них отторжение от носителей этих идей. И то, и другое ведет к установлению авторитаризма. Попытка быть "радикальными во всем", характерная для большинства нынешних анархистов, помогает авторитаризму и является препятствием для участия самих "радикалов" в преобразовании общества на началах свободы и солидарности. Радикализм формы противоречит радикализму мысли. В этом смысле для дела анархии может быть полезнее, чтобы было меньше людей, расхаживающих под черным знаменем анархии.

Не поняв употребляемого в книге термина "радикальный анархизм", П.Ермаков-Юровский уже не может понять и того, что я говорю дальше, подставляя в мои фразы свое расширирительное понимание радикализма и тут же патетически восклицая: "Полная чушь!". В частности, он не понял, что следование радикализму (читай - немедленному "введению" анархии) в условиях Испанской революции неминуемо вело к установлению авторитарной (скорее всего - и тоталитарной) диктатуры во главе с анархистами. Избранный анархистами путь привел к созданию более плюралистической системы, хотя и с элементами авторитаризма. Что также неизбежно при переходе от современного авторитарного общества к любому другому. Непонимание этого простого положения многими анархистами приводит к тому. что они осуждают испанских практиков анархизма за отступление от догматов традиционного анархизма. Но при этом не приводят примеров массовых движений под черным знаменем, которые на какой-либо мало-мальски значительной территории немедленно добились перехода к анархии. В этом смысле я возвращаю П.Ермакову-Юровскому фразу Васкеса: "Испанский анархизм не могут дискредитировать те, кто только терпели неудачи". Другое дело, что испанцам пошло бы на пользу большее внимание к спорам российских коллег, потерпевших неудачу ранее, но все же после определенных успехов.

Кстати, касаясь темы взаимодействия русских и испанских анархистов, П.Ермаков-Юровский пытается найти у меня ошибку (уже не опечатки, которые действительно есть), и при этом очевидно противоречит сам себе. Сначала он ставит под сомнение упомянутое мною знакомство испанцев с дискуссией по платформе, а затем приводит цитату из Неттлау, в которой говорится, что "в Испании они встретили лишь слабый отклик". То есть сам факт отклика имеет место. А то, что этот отклик был слабым, так я об этом же и пишу. испанцы не восприняли уроков дискуссии, и им пришлось проходить ту же идейную дорогу уже во время революции, в условиях цейтнота.

П.Ермаков-Юровский назвал свою статью "Утопия власти", но сей загадочный термин никак не разъясняет. То ли он считает, что власть - это утопия (что абсурдно), то ли хочет намекнуть на утопичность идеологии власть предержащих, то ли просто прельстился возможностью красиво перефразировать Некрича и Геллера, но если подходить к теме утопии и властей серьезно, то она важна для понимания проблемы соотношения радикальных идей и практики. Хочу оговориться, что слово "утопия" не является для меня ругательным, как для марксистов и либералов. "Утопия" - "место, которого нет", но это не значит, что оно недостижимо. В этом отношении анархия - утопия, но это не значит, что она недостижима. А вот власть сама по себе - не утопия. Власть без утопии - прожженный цинизм (как, например, и журналист без утопии). В зависимости от характера утопии, пришедшие к власти идеологи, реализуя идею, могут двигаться от идеалов свободы и солидарности, укрепляя авторитаризм вплоть до тоталитаризма, или, напротив, закладывают в систему власти механизм ее самораспада, вступают в союз с гражданским обществом в деле растворения власти и укрепления самоуправления. Трагедия анархистов (и демократов, и коммунистов), которые надеются на моментальное воплощение в жизнь своих идеалов, заключается в том, что потом становится мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Ибо утопия общественного устройства (а не локальных проектов), хотя бы немного не побывавшая у власти, так утопией и остается.

Александр Шубин