Юрий Нерсесов

Елена Прудникова

ИНТЕРВЕНЦИЯ

Роскошный плавучий госпиталь "Санта-Барбара" впервые покинул американские воды и отправился в Европу. В обратный путь его сопровождали два эсминца, атомная подлодка и эскадрилья истребителей. Внутри корабль был нашпигован агентами ЦРУ и санитарами с военной выправкой. Все это делалось для одного-единственного пассажира: сержанта воздушно-десантных войск США Джекоба Абрамса (урожденного купчинского еврея Яши Абрамзона). Его охраняли так, как не охраняли даже Президента. Он был единственный, оставшимся в живых из 500-тысячного ограниченного контингента войск ООН, высадившегося в России осенью 1993 года. Глава правительственной комиссии, не став дожидаться прибытия "Санта-Барбары" в Штаты, самолично прилетел в Гамбург, чтобы побеседовать с везучим сержантом. Встретивший его психиатр с сомнением покачал головой*

Не знаю, не знаю, сказал он. Я уже говорил с ним. Впрочем, судите сами…

Вот что рассказал Абрамс…

Я был в составе десанта "Blue-1", сброшенного в районе аэропорта "Пулково", за шесть часов до подлета транспортных самолетов. Высадка прошла без проблем. Аэропорт опустел еще во время прошлогодних столкновений между местным населением и прибывавшими отовсюду беженцами, и сейчас здесь не было никого, кроме одичавших собак и чаек. Очистив взлетно-посадочные полосы от мусора и прошлогодних трупов, десант выставил охрану и стал ждать своих. Радиосвязь с высадившимися в гавани морскими пехотинцами была устойчивой. Через каждые полчаса они сообщали что у них тоже все о'кей.

И вот он наступил, великий и долгожданный миг! Над аэропортом, заходя на посадку, сделал круг первый транспортный самолет. Наконец-то цивилизация пришла и на эту землю! Еще пять минут, еще минута… С волнением и восторгом смотрели мы, как колеса гигантской машины коснулись бетона полосы. Командир лейтенант Коллинз обернулся, чтобы еще раз хозяйским взглядом окинуть аэродром и закричал. Посреди полосы стоял огромный ржавый бульдозер.

Пока мы разбирали обломки самолета и вытаскивали обгорелые трупы, спецгруппа обыскивала каждый квадратный дюйм взлетного поля в поисках диверсанта. Долго искать не пришлось. В 10 шагах от бульдозера, в траве обнаружился спящий небритый субъект с расстегнутой ширинкой. Когда задержанного подвели к лейтенанту, он икнул и открыл мутные глаза.

– Ты партизан? – бесцветным голосом осведомился лейтенант.

– Я... В-В-Вася! – ответил тот, и мы закачались от его дыхания.

Что ты здесь делаешь? шепотом спросил Коллинз, судорожно расстегивая кобуру.

– А че? Все так делают. Мне до сортира на бульдозере не доехать там ступеньки…

Трясущейся рукой Коллинз разрядил в него всю обойму. Последнее, что я запомнил, были синие буквы на мертвой руке: ВАСЯ.

Похоронив погибших, мы двинулись к центру Петербурга.

Население отнеслось к нашему приходу на удивление равнодушно. С той же легкостью, что и аэропорт, мы захватили мэрию, горсовет, Большой Дом. В полуразрушенном телецентре обломки аппаратуры еще хранили память о слепой ярости толпы. Впрочем, даже если бы техника чудом и сохранилась, пользы от нее никакой: в городе не выло света.

Кое-как, с помощью аварийной электростанции, обеспечили электричеством здание мэрии и приступили к наведению элементарного порядка. Отдел пропаганды отпечатал 100 тысяч листовок с обращением генерала Крамера к населению. Генерал призывал местных жителей к сотрудничеству. Этот же призыв каждый час повторялся по армейскому вещанию.

Часа через четыре к Смольному, где разместился штаб сил ООН, стали сползаться бывшие чиновники, депутаты и функционеры всевозможных партий. После санобработки их принял генерал.

Я стоял в охране у дверей и слышал все, о чем говорилось в зале. Каждый из присутствующих совершенно точно знал, что именно надо сделать для спасения города. Разделяло их полное несовпадение взглядов по всем вопросам, а объединяло страстное желание занять побольше теплых местечек возле новой власти. Все они были необыкновенно крикливы и вспыльчивы, постоянно доходило до драки, пока начальник охраны не догадался, вместо того чтобы пускать в ход приклады, приказать принести обед. Посла еды дело пошло на лад. С грехом пополам из бывших чиновников отобрали человек десять пригодных для административной работы. Остальных вытолкали в промозглую темноту, и они поплелись от Смольного, все еще продолжая кричать и хватать друг друга за рукава.

– Теперь я знаю, почему эта страна доила до такого состояния заметил лейтенант Коллинз, когда отголосок последнего страстного спора замер вдали.

Следующим этапом было умиротворение туземцев. Политическая жизнь эпохи постперестройки оставила нам в наследство огромное количество мелких враждующих друг с другом группировок. Правда, большинство давно перебило друг друга, и все же их оставалось достаточно для того, чтобы ребята не скучали в казармах.

Несмотря на изрядный боевой опыт, воевать эти придурки совершенно не умели. Их выкуривали из разрушенных домов, как тараканов. Наши потери от огня боевиков были ничтожны. Гораздо больше ребят нашло свою смерть под развалинами домов, которые не выдерживали топота армейских ботинок и привычки открывать двери ногами. Лейтенант Коллинз погиб от свалившегося сквозь гнилые перекрытия унитаза.

(продолжение следует)