Дм. Сторож
Ал. Щербаков
ГЛАВАРИ
Снег валил как перья из порванной подушки, заметал огромный покосившийся сруб полуобвалившегося дома. В высоких окнах изредка мелькало пламя свечей, зато чуть не каждую минуту доносились оттуда истерические вопли, что-то падало и ломалось. Вопли вылетали на волю, некоторое время кружились вокруг щербатой трубы, затем, выдохшись, повисали бессильно на заснеженных лапах окрестных дремучих елей. Над домом висел перекошенный скверными ветрами транспарант: "Да здравствует наша власть!"
– Врут, все врут, что у них с продовольствием плохо. Еще на прошлой неделе я издал Указ о том, чтобы завалить все центральные города вареной колбасой!
– Это ерунда. Я раньше вас дал указание закупить на имеющуюся валюту трехгодичный припас. Вот придет почтальон Трофим, мы его и попросим дать отчет...
Ваня Туфтин и его идеологический противник Семен Кузьмич, находясь в своей резиденции – выше описанном домике посреди забытого кладбища – каждый день с раннего утра и до поздней ночи, руководили страной.
Резиденция была выбрана в самом медвежьем углу неспроста – недоступность местности позволяла обдумывать и принимать самые насущные решения в безопасности от неуместной некомпетентной критики. Продовольствие сбрасывалось с вертолета, а почту (правда, с опозданием на пару недель) и решения, принятые Семен Кузьмичем и Туфтиным, переправлял почтальон Трофим, каждый раз получая в подарок фунфырик с тройным одеколоном.
– Ваня, ты слышал, что Мордова требует независимости? Ты как?
– А я уже дал им вольную. Ну их к лешему. Пусть живут.
– Да вот только, может такой республики у нас и нет вовсе? Я вчера эту Мордову искал, искал на карте и, поверишь ли – не нашел.
– Ну и что? Мое дело им вольную дать. А есть они или нет – это их личное дело.
***
Работа шла с огоньком. Приезжали делегации от республик – компании небритых мужиков в ватниках, кирзачах и набекрененных треухах. Ввалившись в резиденцию, усевшись за длинный дубовый стол, накрытый флагом,
мужики дебатировали до утра, выставляя по очереди неопровержимые стеклянные аргументы. Проспавшись, расходились по своим республикам наводить порядок и выполнять данные им указания.– Кузьмич, тут я в прессе прочел, что народ чем-то недоволен. Дороги что ль к нам не знает?
– Да чего ж ее, Ваня, не знать?
Только народ, дурак, не ведает, что по той дороге его благодетели живут.
– Нет, ты мне прямо скажи, почему им все хорошо не живется? Вот мы с тобой каких указов не принимали, а они все – не по-нашему?
– Я думаю, что надо...
И вот уж новый Указ заготовили неутомимые руководители, и только подписи собрались нанести, да печатку на угол тиснуть, как загремели в сенях выстрелы, а вслед за ними показался в дверях почтальон Трофим, размахивая черным флагом и внушительных размеров обрезом.
– Все, суки, кончилась ваша дребаная власть! Ну-ка, гадины, мордой к стенке и дочила свои поганые – за голову!
Трофим для самоутверждения еще пару раз стрельнул в потолок, и выбив ногой раму, вывесил в окно черней флаг.
– Так вот ты какой, Трофим-почтальон, – со вздохом протянули вожди и выставили на стол ящик тройного.
На прострелянную крышу падал мохнатый снег. Из разбитого окна доносился звон матюгов и рулады давно забытых песен. А над покосившимся домом мотался обмусоленный погаными ветрами транспарант: "Да здравствует мое безвластие"
.