КРИТИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ

Если известный философ-деконструктор Жак Деррида и говорил когда-либо, что Деконструкция – это Перестройка, то слова его были преисполнены недоумения, сомнения и осторожности. "Сущностная непроясненность, которая целиком отдает ее [Перестройку] на откуп будущему – такова причина моей максимальной сдержанности".

Широко распространен предрассудок о внеположности времени революции настоящему времени, тотальной устремленности социального кризиса к своему разрешению, в будущее. Революционный эсхатологизм унаследован от христианства линейной концепцией времени. Вместе с новозаветным эгалитаризмом теория заимствовала и представление о векторности, однонаправленности, наконец, конечности времени социальной несправедливости. Даже Кропоткин, с величайшей осторожностью относившийся к социальному прожектерству, на собственный риторический вопрос: "Должны ли мы заняться рассмотрением идеала будущего строя?" – отвечал утвердительно. Мечты о светлом будущем давали основание для критики настоящего, к которому уже относились как к прошлому. Сегодня эта теория нуждается в уточнении. Сегодня все чаще говорят о возврате к опыту 1917, 1936 или 1968 года. Критика власти осуществляется различными политическими и социальными силами, каждая из которых виртуально пребывает в своем воображаемом прошлом или будущем. Формальную границу между футуристами и ретроградами провести невозможно.

Революционность и экстремизм выражаются в том, насколько та или иная революционная организация способна выйти из своего темпорального ареала и обратиться к конкретному социальному настоящему. К тому настоящему, где только и возможно освобождающее революционное действие, где происходит наша жизнь и наша борьба. К тому социальному настоящему, которое является критическим временем. Использование конкретных трудовых конфликтов для пропаганды, принцип – в цели должно заключаться и средство, лозунг: "Мыслить глобально, действовать локально" выражают революционную практику, укорененную в реальном времени.

В каком времени расположена власть, против которой работает революционер? В настоящем – но что это за настоящее! Достаточно одного взгляда, чтобы понять, что настоящее власти несоразмерно нашему с вами настоящему времени. Ближайший пример: администрация США заявляет о наличии у Ирака оружия массового уничтожения, основываясь на данных международной комиссии, но вопреки выводам этой комиссии. Или последняя городская культурная новость – восстановление на триумфальной арке Московских Ворот надписи, прославляющей подвиги российских войск в Персии и при "усмирении Польши". В последнем случае абсурдности добавляет то, что, если верить теленовостям, заказчик реставрации обращался за консультацией в МИД. МИД дал добро.

Из какого времени совершается эта удивительная политика? Из настоящего! Она диктуется сегодняшней конъюнктурой и интересами политических элит. Но это настоящее какой-то альтернативной реальности. Можем ли мы на нее воздействовать? Их демократия провозглашает "Да!", – но только для того чтобы получить на выходе "нет". Стратегия власти заключается в том, чтобы структурировать темпоральное поле по нужному ей формату, в репрезентации своего бытия в качестве единственно возможного, единственного не ведущего ни к "хаосу", ни к "тоталитаризму". Но то, чем нас пытаются запугать, является и целью и результатом процесса запугивания. Хаос тоталитаризма – мир власти.

На протяжении всего периода реформ основной идеологической задачей правящих слоев считался перевод понятий демократии, собственности и пр. на язык аборигенов, агрессивное распространение "гражданского общества" на зоны, предполагаемые непросвещенными – процесс, компенсируемый переводом материальных ценностей в антинародных целях и изводом "избыточного" населения. В то же время в любом протестном движении власть прежде всего стремится выявить или реконструировать следы "террористического заговора", "безумия" или "пережитков прошлого". Стратегия деконструкции оказывается стратегией власти.

Роясь в окаменевающих слоях времени, Враг подобно Мидасу, воссоздает "образцы должного", в т. ч. и образцы приемлемого для него протеста. Хотя отказ от опыта революций для нас тоже невозможен, ясно, что силам сопротивления самоубийственно брать на вооружение именно те ископаемые булыжники.

Вопросы перевода стрелок "часового пояса" остаются вопросами политической борьбы.

– Кто виноват?

– Власть.

– Что делать?

– Революцию.

Сохранить своё настоящее – значит создать его. Готовы ли мы к ситуации, где бытование той философии, к которой нас приучают, лишается всякого фундамента?

Группа соредакторов