Приложение к Магиду

Нижеследующие замечания относятся к тексту М.Магида “Национализм”, хотя адресованы они прежде всего не автору указанного опуса, а участникам анархического движения, заинтересованным в реальном противодействии фашизму и имперской государственной политике.

Сначала ещё раз напомним, в чем состоит наше ОСНОВНОЕ РАСХОЖДЕНИЕ с т. Магидом по вопросу о войне и национально-освободительных движениях. Магид считает, что “национально-освободительные” движения поддерживать недопустимо, поскольку они неизбежно ведут к образованию новых государств; что национализм – не в состоянии содействовать подъёму культуры; что использование “национальной идеи” в целях освобождения вообще невозможно, так как единственно-возможным результатом этого оказывается фашизм. Напротив – мы убеждены, что, поскольку угнетение существует в том числе и в национальной форме, ему и здесь требуется противодействовать; что именно противодействие угнетению является для нас наиболее важной составляющей национально-освободительных движений; что национализм существует в различных формах – и не все они тождественны фашизму. При этом для нас признание право народов на самостоятельное определение собственной судьбы никогда не означало признания “права на создание собственного государства” - что нам постоянно пытаются приписывать некоторые “либертарные” деятели. Напротив, – в истории можно найти множество примеров того, когда народы решали проблему защиты от внешней агрессии, используя во многом анархические методы самоорганизации и сопротивления (партизанско-повстанческие движения) – а к образованию государств это вело далеко не всегда (и именно чеченский народ, в частности, столетиями охранял свою независимость без какого-либо государства – вплоть до середины прошлого века). К сожалению, в последнее время результатом побед национального освобождения действительно как правило становится появление новых государственных структур, и здесь сохраняется серьёзная проблема – но тот же аргумент может быть использован, между прочим, и против “чисто-социальных” революций. На наш взгляд, однако, решение должно заключаться не в отказе от революционной борьбы (равно как и от борьбы за национальное освобождение), а в корректировке “позитивных” задач этой борьбы. То, против чего сражаются участники сопротивления, обычно не вызывает возражений – вопросы возникают лишь в связи с их “положительными программами”. Но для того, чтобы иметь моральное право на их критику – а, соответственно, и возможность быть услышанным, и какой-то шанс на достижение НАШИХ целей, необходимо соответствующим образом практически поддерживать сопротивление – и участвовать в нём, насколько это оказывается возможным. Усилия же, прилагаемые в противоположном направлении, основным содержанием всегда будут иметь, напротив, как минимум косвенную поддержку существующей государственной диктатуры. Так, каждое “осуждение” чеченского сопротивления, на наш взгляд, является дополнительным аргументом, подтверждающим “оправданность” политики властей РФ на Кавказе (не говоря уже о тех случаях, когда некоторые “либертарии” открыто заявляют о том, что действующий президент – “лучше” ряда участников сопротивления!) Но это только общая “диспозиция”. Конкретно же обмен аргументами происходит в специальной форме, на которую уже и обращалось внимание. Очередная “реплика” Магида даёт к тому дополнительные основания.

Первое, что декларирует Магид – отказ от полемики. То есть – отказ от разбора всех предъявленных ему фактов, выводов, отказ от анализа их внутренней логической взаимосвязи. Но, оказывается, можно, “отказавшись” от дискуссии, тотчас же – её продолжить. Прежними методами – выборочно, фрагментарно, чередуя ложь с оскорблениями, ничем не подкрепленные заявления – с откровенным хамством, претензии на некие “исторические познания” – с явной демонстрацией собственного кретинизма. Опровергать это, на первый взгляд, достаточно легко. Но дело в том, что уход в рассмотрение частных вопросов – о том, например, может ли национальное движение способствовать развитию национальной культуры; или по поводу того, занимала ли Повстанческая армия Махно населенные пункты, тем самым фактически вызывая их обстрел, – и насколько такая тактика была оправдана – но при этом теряется видимая связь с основной проблемой – ПРОБЛЕМОЙ ВОЙНЫ.

В чём, согласно Магиду, главная причина Кавказской войны? В борьбе между двумя группировками – старой, “дряхлеющей”, российской, и “молодой, агрессивной” чеченской – за нефтяные ресурсы? Нечто подобное утверждалось в одной из статей МПСТ – и с такой постановкой вопроса мы не согласны; на наш взгляд, здесь налицо - умышленное смещение акцентов. Кроме того, аргументация “от нефти” вырывает эту войну из исторического контекста, за пределами рассмотрения оказывается основной факт – факт завоевания Российской империей Северного Кавказа (в то время, когда никакой промышленной добычи нефти там не велось, равно как не существовало и никакого чеченского государства). Или причина этой войны – в “нападении” чеченских боевиков на Дагестан? Но об агрессии здесь можно говорить только при принятии двух аксиом, – во-первых, протестующие против нарушения “административных границ” должны a-priori эти границы признавать правомерными; во-вторых, требуется сделать вид, что никакого исторически предшествовавшего “агрессии” завоевания не было – иначе “нападение” оказывается ничем иным, как вооруженным восстанием! Магид на самом деле ни разу не называет восстанием выступления в Кара-Махах и Чабан-Махах, он действительно отказывается говорить о том, что Кавказ был Россией завоеван – зато об “агрессии” чеченцев в Дагестане и чеченском “фашизме” говорит более чем охотно! Спрашивается – не аналогичный ли подход к проблеме демонстрируют и русские фашистские организации (РНЕ, НБП и т.п.)?

Магид иронизирует: “забавно слышать … обвинения одновременно и в русском шовинизме и в сионизме” (и при этом ему нас, конечно, нельзя не обвинить в национализме – чеченском?) Трудно сказать, чем мы напоминаем чеченцев, и Магида собственно в сионизме пока никто не обвинял (видимо, его еврейский национализм следует квалифицировать иначе) – но вот в связи сионизма с русским фашизмом ничего забавного, увы, нет! Напротив, существуют примеры, доказывающих устойчивую взаимозаинтересованность отмеченных движений. Впрочем, поскольку, конечно, не каждый еврей – сионист, вопрос стоит иначе. Некоторые евреи могут быть и обычными “российскими” шовинистами, не имеющими к сионизму отношения. И вне зависимости от своих связей с сионизмом ряд еврейских деятелей в своей оценке происходящего на Кавказе практически ничем от русских фашистов не отличается. Например, режиссёр Марк Захаров, постановщик шварцевского “Дракона”. Или Березовский, спонсор невзоровского “Чистилища”. Или покойный генерал Лев Рохлин, ликвидированный ФСБ совершенно не за то, за что ему действительно следовало бы нести ответственность. А как следует оценивать историка Якова Гордина, регулярно выступающего за уничтожение чеченских сепаратистов? В более замаскированной форме та же линия осуществляется Явлинским и Гусинским. Можно, наконец, и Жириновского вспомнить. На низовом уровне – я лично был свидетелем, как некие люди в Питере искали организацию русских фашистов, подходящую для того, чтобы ей можно было передать деньги от израильских сионистов! А как относится, например, к деятельности небезызвестного Юрия Нерсесова, одного из вдохновителей местной группы НБП? Наконец, на уровне государственном – встреча Путина с руководителем израильского МВД Натаном Щаранским, на которой было достигнуто “полное взаимопонимание по основным вопросам”. А на “антигосударственном”, “либертарном”, “антифашистском” уровне стоит вспомнить отношение к чеченской проблеме Александра Шубина, который считает вполне возможным состоять в руководстве лужковского “Отечества” совместно с генералом Громовым – и в то же время заявлять, что ислам и фашизм едва ли ни тождественны. Нужны ещё примеры? К сожалению, основная масса подобных случаев имеет слишком явный характер – прежде всего по причине активной работы СМИ. Теперь вопрос: какие особые заслуги дают Магиду право предполагать, что, повторяя аргументы из идеологического арсенала указанных нами его соплеменников, полностью соглашаясь с ними в отношении к чеченскому сопротивлению, он застрахован от обвинений в русском шовинизме? Тем более, что неоднократно уже отмечалось – в России наиболее одиозными шовинистами слишком часто оказывались именно представители национальных меньшинств. Евреи, безусловно, не исключение – напомним и В.И.Даля, и Сталина, и Гоголя с Достоевским. Последних, между прочим, их польские земляки абсолютно обоснованно воспринимали как врагов. А они, видимо, обоснованно могли гордиться ненавистью со стороны разнообразных “националистов”?

Можно добавить ещё – для тех, кто не вполне понял актуальность в данном случае темы сионизма, что чеченская проблема для РФ в принципе аналогична палестинской проблеме для Израиля. И там, и здесь идет речь о праве самоопределения народов. И в арабском, и в чеченском движении, конечно, существует множество неприемлемых для анархиста моментов (вождизм, религиозный фанатизм, сильная государственническая ориентация) – но вопреки этому, они остаются всё-таки прежде всего народными движениями, движениями освободительными! И прежде всего против этих движений направлен тезис, отрицающий самоопределение! Обратим особое внимание – Магид как бы отталкивается от противного, вроде бы пытается даже доказать, что создание израильского государства было ошибкой, – но это относительно прошлого, а вот что делать арабскому населению нынешнего Израиля в настоящем? Признать, что права на самоопределение не существует – и отказаться от борьбы? Не подставлять 14-летних мальчишек под пули? Общее впечатление – борьба палестинцев для Магида – это прежде всего трагедия еврейского народа. Увы, настроения, превалирующие у сегодняшних израильтян применительно к арабам, очевидно ещё хуже, чем отношение среднерусского обывателя к кавказцам. Массовые митинги с требованиями силового решения проблемы - требованиями, адресованными властям, - это Израиль, а не Россия. Здесь, несмотря на все усилия правительственной пропаганды, до такого дело не дошло. Здесь массовое отношение к Чечне проявляется иначе. Это отношение и выразил, собственно, М.Магид: “мне, лично, наплевать … на независимость Чечни”. “Наплевать” – очень удачно сформулировано! И не за, и не против, и не я решаю. Миллионы обывателей относятся к этому аналогично. И на войну им – тоже, в общем, наплевать. Причем наплевать именно “лично”. Но, позвольте, разве т.Магид и его товарищи уже настолько слились с массами, что готовы разделить их сегодняшнее отношение к войне? “Революционным либертариям” на войну – тоже наплевать? Какое антивоенное движение, зачем оно? Когда Магид последний раз участвовал в антивоенной акции – не весной ли? И что он там говорил – что: “Басаев – фашист”?

Что же касается вопросов культуры и их сопряженности со свободой и самоуправлением, то не всё так просто. После с редкостной тупостью повторенного перла: “национальное освобождение не способствовало расцвету культуры” - Магид сам же приводит пример, который в этом смысле для него едва ли ни самоубийственен:

“Да уж, христианская культура в Испании прямо-таки процветала после завершения реконквисты!” Так что, не процветала? Что - Кальдерон, Эль Греко, Сервантес, Веласкес, Мурильо, Магеллан, Лопе де Вега – эти имена для всемирной культуры значения не имеют? На это, пожалуй, можно возразить уже только нашим аргументом – отнести указанных деятелей по линии “песни и пляски”, определить это как культуру “верхов”, попытавшись противопоставить это культуре народа (хотя, видимо, Сервантес оказал определенное влияние на развитие испанского языка?), а дальше проанализировать, каким образом испанское государство в это же время не только уничтожала евреев и морисков, но и ликвидировало городское и сельское самоуправление в Андалусии и Каталонии. Однако совершенно выбрасывать Сервантеса из области культуры – это уже как-то слишком. Видимо, следует признать хотя бы неоднородность, неоднозначность культурных процессов? Очевидным для нас представляется, что в определенные периоды и национальное (даже не только национально-освободительное) движение, и, более того – даже государство! - всё же могут оказывать положительное влияние на развитие определенных областей культуры. Другое дело, что для анархии главная цель – не развитие культуры любой ценой, а свобода человека от принудительных отношений, унижающих его достоинство. Даже есть вопрос, может ли поступиться отдельный анархист своей свободой для реализации неких культурных проектов (останется ли он после этого – анархистом?), но уже совершенно бесспорен факт невозможности для нас распространения и подъёма того, что мы воспринимаем как культуру – принудительными методами.

Теперь – несколько слов по поводу общины. Мы, собственно, нигде не утверждали, что крестьянская община на Екатеринославщине полностью отсутствовала. Мы лишь обратили внимание на то, что этот район практически не имел традиций общинного землепользования – как “зачатка социализма”, - включая регулярный передел крестьянских наделов общинной земли – на чем преимущественно основывалась народническая, а впоследствии – эсеровская концепция. Что области, где такая общинная традиция была выражена гораздо отчетливее, – скажем, Тульская или Тверская губернии – как раз и не дали сопоставимых с махновским примеров сопротивления государственной политике. Что у самого Махно в его воспоминаниях слово “община” действительно не встречается НИ РАЗУ! (для историка это что-нибудь да должно значить!). С другой стороны, Махно несколько раз упоминает сельские сходы. Но только в одном случае в его “Воспоминаниях” сход действительно рассматривает по инициативе крестьян реально стоящую перед ними проблему – конкретно в том случае – экономическую, связанную с правом собственности на маслобойни и мельницы в селе Времьевка и уровнем платы за помолы и выделывание масла. И причём даже здесь решение принимается не то, к которому склонялось большинство крестьян (уничтожение этих предприятий), а компромиссное, предложенное Махно (оставление мельниц во владении кулаков при условии снижения платы за помолы). Во всех остальных эпизодах сельские сходы созываются лишь очередными властями военного времени – гетманцами, австро-германцами, самими махновцами – с целью оповещения селян о новых решениях этих властей и с намерением выявления зачинщиков предшествовавших выступлений против власти. Таким образом, говорить о том, что осенью 18-го года (именно в период массового подъёма крестьянского повстанческого движения на Украине!) “суверенные” по определению Магида сельские сходы играли существенную, определяющую роль, “Воспоминания” Махно не дают ни малейшего основания. Непосредственно же формированию первой боевой махновской группы предшествовало совсем другое собрание: “Собрание имело место … во дворе, в большом крестьянском сарае. Посреди сарая стоял большой и низкий стол. Вокруг него сидела молодежь. А сбоку, прямо на застланной рядном земле, по-цыгански сидели крестьяне постарше, лет по 30-40. Первые выпивали и пели песне о крестьянской доле. Вторые играли в карты … и т.д.” - далее Нестор Иванович подробно рассказывает, каким образом собравшиеся терновские крестьяне пытались убить его (поскольку он был принят ими за шпиона) и как он едва ли ни случайно этого избежал, неожиданно для самого себя начав среди них революционную агитацию. Но что же это за собрание терновских крестьян? Сельский сход? Нет. Простая “неформальная вечеринка”. Только одному нашему знакомому историку, интересующемуся вопросами местной самоорганизации и структурами традиционного общества, этот терновский сарай напомнил – и не без оснований – полинезийский мужской дом! Или – кавказский? По поводу последнего можно рекомендовать этнографическую работу Ю.Карпова, посвященную северокавказским мужским союзам. Впрочем, в этой книге рассматриваются не только мужские союзы, но и кавказская земельная община: “Хорошо известны примеры сдерживания о б щ и н о й процесса экономического расслоения своей среды, во имя чего из о б щ и н н о г о ф о н д а (разрядка везде наша – П.Р.) малоимущим семьям выделялись дополнительные з е м е л ь н ы е н а д е л ы и т.п. Иногда предпринимались акции экспроприации наиболее состоятельных, резко выделявшихся на общем фоне экономическим достатком лиц. … В чеченском обществе Малхиста даже в начале XX в. случались прецеденты умышленного убийства молодца, особо прославившегося своим удальством.… Как выражение этой же тенденции можно оценивать достаточно популярные в Чечне предания об изгнании местных или пришлых князей, в значительной степени соответствующие действительно имевшим место событиям. В одном из преданий содержатся следующие строки: “И с тех пор… если кто-нибудь из нашей среды желает возвыситься и заделаться князем, находится всегда человек, который убивает его” (Карпов Ю.Ю., “Джигит и Волк”, СПб, РАН, с.132). Напомним, что разговор об общине был начат Магидом с намерением противопоставить “либертарно-общинные” движения 21-го года кавказскому сопротивлению, роль общины в котором, по его мнению, пренебрежимо невелика. Позволим себе заметить ещё, что горские сообщества вообще достаточно социально и экологически сбалансированы - и в силу этого консервативны; исторические и этнографические традиции их достаточно устойчивы, и обычаи, широко распространенные лишь столетие назад, не могли бесследно исчезнуть за относительно краткий временной промежуток.

Что же касается украинской общины, то ссылка Магида, как бы подтверждающая её решающую роль в махновском движении: “об этом подробно говорится в эсеровских документах”, слишком мало о чем говорит. Практически с таким же успехом можно провозгласить, что в эсдековских документах содержится нечто совершенно противоположное. Вообще же предлагается вдуматься в смысл следующей фразы: “Крестьянская община, как культурный феномен существовала в то время почти везде, даже в Сибири, где формально ее не было”. “Культурный феномен”, в который таким образом община превратилась, оказывается столь растяжимым понятием, что, пожалуй, действительно смог бы существовать и там, где крестьянской общины не было не только “формально”, но и фактически – “Даже в городе!”. Если под определение общины подводить уже и ФЗМК, то, спрашивается, к чему тогда вообще рамки терминов? МПСТ или “Хранители”, очевидно, тоже не более чем разновидности крестьянской общины как “феномена”?

Далее у нас речь пойдет о ярлыках и этикетках. Магид в своем опусе первоначально как-то слишком резко протестует против практики “развешивания ярлыков”, и особенно ему здесь дороги Ганди и Бакунин: нехорошо, оказывается, их “записывать в какую-то партию, приклеивать к ним этикетки (например, националиста или анархиста) и говорить о них как об этикетках, а не как о живых людях”. Ещё раз – оказывается, Бакунина нельзя определять как анархиста и говорить о нём как об анархисте! И Платона неверно воспринимать как тоталитарного философа – видимо, его идеи были по преимуществу “либертарны”? И сотрудничество Мартина Хайдеггера с нацистами не имеет существенного значения: “Да, Хайдеггер сделал гадость, но спустя 10 месяцев ушел со всех университетских постов, заперся у себя в доме”. Образцовое покаяние! И опять же: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься! Но, оказывается “покаяние” не всегда было столь пассивным: “ Он (Хайдеггер) написал впоследствие несколько замечательных работ против тоталитаризма и национализма - этим он нам и интересен”. А не интересен ли Вам Гитлер как художник? Может, и на него не будем никаких ярлыков вешать? Если уж Бакунина анархистом не стоит называть, так и Гитлера с тем же основанием можно не называть нацистом!

Но, оказывается, в отличие от нашего метода “чистой софистики”, “грязная диалектика” Магида в лучших гегельянских традициях обращает тезис – в антитезис. Видимо, Магид у кого-то прикупил патент, предоставляющий ему монопольное право делать то, чего другим делать не следовало бы - “Что позволено Юпитеру, не позволено быку”? Потому что как иначе объяснить, что некто, только что выступавший против “развешивания этикеток”, начинает с поистине кавалерийской лихостью штамповать собственные ярлыки: “Если кто-то входит в село, когда жители умоляют его этого не делать, а потом уходит, оставляя народ под бомбами - он подонок… Если кто-то взял в заложники беременных женщин - он подонок и тут вообще не о чем говорить. Если уж человек радуется разрушению Грозного, или (как Басаев) обосновывает свою борьбу ссылками на Макиавелли - это фашист. И тут тоже не о чем говорить”. На самом деле есть о чем. Начнем с Макьявелли. Да, Макьявелли, конечно, не анархист. Да, Басаев на него ссылался. Но только ли Басаев? “В мышлении Макьявелли … содержались элементы интеллектуальной и моральной революции” (А.Грамши). “Мы должны быть благодарны Макьявелли и другим подобным ему писателям” (Фрэнсис Бэкон). Маркс называл “Историю Флоренции” шедевром, а Спиноза рассматривал Макьявелли как автора республиканских, демократических произведений и врага тиранов (см. В.И.Рутенбург “Жизнь и творчество Макьявелли”, цит. по книге: Макьявелли Н., “История Флоренции”, М., “Наука”, 1987). Неплохая компания “фашистов”! И мы в неё тоже попали, поскольку, в отличие от Магида, дали себе за труд привести соответствующую ссылку. Теперь – о “радости” в связи с разрушением Грозного (Магид имел здесь ввиду статью Хож-Ахмеда Нухаева). Вот она, эта “радость”: “Из эпицентра войны … место отвлеченных понятий, абстрактных этикеток и стереотипических обобщений заполняют прямые, чувственные, насыщенные конкретными звуками, образами и запахами ассоциации с пикирующими над головой самолетами, со взрывающимися рядом бомбами, с истекающими человеческой кровью руинами улиц, с гниющими трупами солдат, разрываемыми на куски одичавшими собаками”. Или вот ещё, из той же статьи, другой фрагмент “радости”: “Образы разрушенного до основания Грозного, у одних вызывающего перед глазами Гернику, у других – Берлин, а у третьих – Хиросиму. Именно эти образы уничтожаемого ковровыми бомбардировками, превращенного в руины, европейского, вполне цивилизованного города, вызвали у телезрителей в цивилизованном мире, привыкших чувствовать себя в своих цивилизованных городах уютно и безопасно, шок, выливающийся в удивленные вопросы: “Неужели это делает Россия?”. Да, автор этих строк – безусловно “фашист”! Ведь только “чеченский фашист” может утверждать, например, такое: “Чеченцы никогда не знали государственности, всегда жили родоплеменной общиной. В восприятии чеченцев “жить свободно” означает “жить по своим традициям”. Только “фашист” способен заявлять: “Государство является хорошим механизмом для экспансии против слабого, но никудышным механизмом для защиты от более могущественного противника”. А как Хож-Ахмед Нухаев мог говорить о “метастазах государственности” и выступать – в принципе против государственной системы! Ведь Магиду должно быть отлично известно, что именно “фашисты” всегда отличались антигосударственными стремлениями!

С беременными женщинами, конечно сложнее, – но даже в этом случае, на наш взгляд, сохраняется разница между Басаевым, который брал людей в заложники, чтобы остановить войну – и тем русским лётчиком, который выпустил ракету “воздух-земля” в Грозненский роддом. Наконец, по поводу вхождения в населенные пункты и их последующего обстрела и бомбардировки. Во-первых, во время войны у мирного населения никакие военные обычно никогда не спрашивают, входить им в то или иное село или нет. Если же жители имеют возможность обращаться к воюющей стороне с такими заявлениями, это является показателем и очень сильной традиции самоуправления в регионе, и, с другой стороны, того, что отношения между боевиками и мирным населением – совершенно исключительные, а обращение к боевикам может быть услышано.

Но вот, однако, в связи с обстрелами вновь упоминается Махно: “Если бы Махно так делал, он бы не имел той огромной поддержки от … крестьянства, какую он имел. И, кстати, после того, как крестьяне решили выдать его властям, после одного такого эпизода, он принял решение прекратить вооруженную борьбу и ушел за границу”. Магид в очередной раз высек сам себя. Как же так? Как же какие-то крестьяне решили сдать его властям (это общинные-то, “либертарные” крестьяне – и сдать властям! Да лучше б убили!), притом что он никогда так не делал? Да ещё и “после одного такого эпизода” - что с необходимостью должно означать, что были и другие “такие” эпизоды, что этих эпизодов было много! Это – мелкие не придирки к словам. Просто Магид, видимо, заврался уже до такой степени, что начало предложения здесь у него противоречит окончанию! Попутно создан ещё один миф – миф о причине ухода Махно в Румынию (правда, смысл этого мифа диаметрально противоположен тому, что Магид первоначально собирался сказать, но для нашего носителя диалектического метода это не проблема!). Но оставим вымыслы. Фактически – нам совершенно непонятно, откуда взята история с попыткой крестьян сдать Махно властям – поскольку имеется ввиду явно 21-й год, то, может быть, это тоже – деревня глазами ГПУ? Или Герасименко? Не из фильма же “Красные дьяволята”! По крайней мере, сам Махно ничего подобного в своём “Письме к другу”, где излагаются события последнего периода борьбы против большевиков, не писал. По поводу же обстрелов, бомбардировок и прочих военных “неприятностей”, ожидавших местных жителей в связи с тем, что махновцы входили в те или иные населённые пункты, приведём несколько фрагментов:

“Чаще всего деникинцев сменяли махновцы и наоборот. Всю вторую половину 1919 года население Екатеринослава провело в обстановке непрерывных боев. Город обстреливался сначала наступающей стороной, а затем – отступившей на противоположный берег Днепра или в степь. Снаряды, нащупывая расставленные на улицах батареи, рвались не только в районе таких обреченных пунктов, как вокзал, но и по всей территории города, в особенности – на Соборной площади… Разумеется, были человеческие жертвы и на улицах, и в домах, пронизываемых снарядами… самое продолжительное пребывание в городе “батьки” Махно, длившееся шесть недель… в атмосфере … грохота разрывающихся снарядов, усердно посылаемых деникинцами из-за Днепра в истерзанный город” (из воспоминаний М.Гутмана)

“Екатеринославцы, что называется, диву давались. Ведь о махновцах они наслышались всяческих ужасов… Теперь же они как будто переродились. Прошла неделя мирного жития екатеринославских обывателей, которая лишь отчасти омрачалась беспрерывно рвавшимися на улицах снарядами, которыми буквально засыпали город засевшие в Нижнеднепровске добровольцы” (из воспоминаний Р.Кургана)

Оба отрывка приводятся по сборнику “Нестор Иванович Махно. Сост. В.Ф.Верстюк, Киев, РИФ “Дзвiн”, 1991г.

“Махно открывал по правому берегу Днепра артиллерийский огонь и тогда в ужасе и неописуемом страхе, раздетые люди, матери, хватавшие из кроваток спящих детей, падая и разбиваясь на тёмных лестницах, устремлялись в погреба, так как добровольцы тотчас же отвечали, посылая в темноту в густо заселенный город десятки шестидюймовых снарядов, многим принесших неожиданную и страшную смерть. Эта пальба по городу вызывала только проклятия на жалкие остатки деникинцев, которые не могли не понимать, что, стреляя темной ночью по городу, они никакого вреда своему противнику Махно не принесут, и в то же время должны были знать, что эти снаряды падают на дома, влетают в квартиры, разрывая целые семьи на мелкие куски… В неустанном артиллерийском поединке прошла первая неделя пребывания Махно в городе” (З.Ю.Арбатов, “Екатеринослав 1917-22гг.”, цит. по книге “Архив Русской Революции” изд. И.В.Гессеном, т.12, “ТЕРРА”-“TERRA”, Москва, 1991, с.97)

Ну так и что же - “если кто-то входит в село … а потом уходит, оставляя народ под бомбами - он подонок, такой же подонок, как и те, кто бомбит это село”? И Махно ничего подобного не делал? Или дело в том, что Екатеринослав – не село?

Дадим другие примеры. Из воспоминаний самого Махно:

“Как только мы оставили деревню Марфополь, туда прибыли войска. По вступлении в деревню они сразу же расстреляли старшего из хозяев той квартиры, где я с Марченко и Лютым сутки помещались. Затем согнали сельский сход(!). Перепороли шомполами тех из крестьян, чья физиономия не нравилась озверевшим офицерам. Кое-кого из крестьян арестовали и отправили в Гуляйполе в штаб, где их пытали и истязали при допросах. И потом уже наложили на всю деревушку непосильную, в шестьдесят тысяч рублей наличными, контрибуцию, которую крестьяне в течение суток должны были собрать” (шомпола – не бомбы?).

“Следуя увлечению, мы должны будем призвать всех крестьян и рабочих Гуляйполя к тому, чтобы дать решительный бой врагу, какие бы силы ни наступали на Гуляйполе. Однако боя до конца мы не выдержим. А поражение наше создаст катастрофические последствия для дальнейшего развития наших повстанческих групп… И я говорил: - В случае решительного наступления врагов на Гуляйполе мы и на этот раз сейчас же оставим его. Притом мы должны оставить его так, как будто население только слушало нас, но не оказывало нам активной поддержки” (и входит – и потом уходит).

“Я товарища Щуся вполне понимал. Сам он был бесстрашен, но он жалел раненых, жалел село, которое (мы все сознавали) должно будет жестоко поплатиться. Из-за этого он и стоял на том, чтобы попрятаться в вырытые им действительно неприступные норы… Товарищ Щусь отказался прибыть к воротам и приглашал меня со всеми бойцами прийти к его блиндажу… Я нашел в себе волю сдержать гнев и послал… записку Щусю. Содержание записки было таково: “Товарищ Щусь, не будьте малодушным мальчиком. Человеку, приобщившемуся к идее революционного восстания, занявшему серьёзное и ответственное место в его передовых рядах, это не подобает… Я, Вам не льстя, говорю прямо и требовательно: сейчас же прибыть… Ваш Нестор” (Щусь, житель этого села и партизанский командир, был против – но села всё-таки не пожалели! – а что в результате стало с Дибривками?)

Надеемся, что пока примеров достаточно. Ни за один перечисленный случай мы не можем упрекнуть Махно. Но раз Магид при всей круглой оригинальности своего мышления, не понимает, что такое вообще партизанская война и военная необходимость, стоило ли ему вообще обращаться к этой теме?

Возможно, кому-то осталось неясным, считать ли нас после этого сторонниками “навешивания ярлыков”? Безусловно, да! Только целью этого должен быть не столько срыв моментальных эмоций или стремление кого-то задеть, а прежде всего констатация СУЩЕСТВЕННО ЗНАЧИМОГО. Так, для характеристики Бакунина существенное значение имеет его анархизм и прославянская ориентация (а, скажем, антиеврейские выпады – как раз частность, не имеющая принципиального значения в контексте той ситуации). Для Писакане итальянский национализм и анархизм (в их синтезе) – не мелочь, а дело, за которое он отдал жизнь. И Платона с достаточным основанием можно назвать тоталитарным философом. Равно как и его продолжателей – Мора и Кампанеллу. Нужно ли это доказывать, цитируя “Город солнца”? Вообще, неплохая критика в адрес Платона должна содержаться у столь ненавистного Магиду Хайека (с которым мы в некоторой степени согласны, хотя его позиция, как любой либерализм, недостаточно последовательна). Но вот что касается ярлыка “фашизм” и прямых оскорблений – этим разбрасываться как раз не следует. Тем более так, как это делает Магид. Ведь люди существуют не только в виртуальном пространстве, и за слова вообще-то следует отвечать.

Несмотря на всё вышеизложенное, мы рады, что с некоторыми нашими соображениями Магид согласен. Так, например, признано “консенсусом”, что движения 21-го года имели множество недостатков, в ряде случаев страдали шовинизмом и национальной ксенофобией – и всё же, вопреки этому, и нами, и тт. “либертариями” оцениваются положительно. То есть, в принципе идеализации крестьянского сопротивления со стороны Магида уже нет. Этот отдельный вопрос вроде бы закрыт, но нам нужно поправить одну неточность, действительно нами допущенную (и которую Магид немедленно обозначил как “враньё”). Действительно, лично Антонов в положительном контексте Магидом нигде не упоминался – только антоновское движение. За это – и пока ни за что более! – приносятся извинения. Однако остается вопрос о связи вчерашнего дня с настоящим временем. Или: “они любить умеют только мертвых?” Или дело в том, что элементы национального в 21-м году действительно не носили решающего характера, а в чеченском движении это – именно то самое СУЩЕСТВЕННОЕ, что и создаёт идейную основу сопротивления режиму РФ (ислам – это не идеологическая основа движения, а его религиозное оформление, его знамя)? С этим согласимся. Но вот последний пример для Магида – именно тот, который ему будет ближе – восстание против нацистов в еврейском гетто! Пусть он представит себе, что оно происходит в данный момент. Пусть поймет, что его причина – национальное угнетение и геноцид (а не государственнические устремления сионистов, некоторые из которых – входят в число повстанческих активистов; и уж, наверное, не борьба за ближневосточную нефть!). Ну, вот оно – национально-освободительное движение! Так вот на наш взгляд, в такой ситуации открытая критика “сионистского актива” повстанцев морально оправдана лишь при условии того, что мы непосредственно участвуем в боевых действиях по одну сторону фронта с ними (насколько бы плохо мы ни относились к сионизму, бывают ситуации, которые диктуют определенную тактику). И смеем заверить – для этого вовсе необязательно становиться еврейскими националистами. Достаточно – смертельной ненависти к фашизму. А рассуждать в такой момент, сидя в тёплой московской (берлинской) квартире, на тему о том, что “сионизм – это еврейский фашизм” – а тем более выступать перед общественностью с докладами соответствующего содержания - дело самое последнее.

П.Рауш